На эту тему я должна еще немного «пореюссировать»…
Теперь до Эвелин дошло. Она была совсем не глупой.
– Что?! Штефан так ничего тебе и не рассказал?
Я удрученно покачала головой.
– Трус несчастный! – прошипела Эвелин и огляделась. – Где он?
– В кабинете. Он нас не слышит.
– Ладно, тогда слушай меня: Фриц собирается дать каждому из своих сыновей по миллиону евро, если они поменяются женами на полгода.
– Что? – вырвалось у меня.
Сказанное Эвелин прозвучало наивно и сложно одновременно. Но это было совершеннейшим бредом.
– И как все это должно выглядеть?
– Очень просто: ты переедешь на шесть месяцев к Оливеру в нашу квартиру, а я на тот же срок поселюсь здесь, в вашей развалюхе со Штефаном. Вот и все.
– Да, но… для чего все это? Я хочу сказать, что Фрицу толку от всего этого?
– Положительные эмоции, – сказала Эвелин.
– Полный бред! Оливер и Штефан имеют право объявить старика недееспособным. Он сам не понимает, что говорит.
– Он лишь считает, что его сыновья женаты не на тех женщинах.
– И поэтому он решил, что, поменявшись, мы станем лучше подходить друг другу?
Брэд Питт для Дженнифер Энистон, Блуменколь для Блуменкёльхен – конечно!
Эвелин слегка поменяла позу.
– Определенно. Он же думает, что это мы во всем виноваты. И в том, что его сыновья не смогли сделать приличную карьеру, и в том, что у нас нет детей.
– Но это не моя вина, – пыталась протестовать я. – Кроме того, если я погубила карьеру одного из сыновей, то как я смогу повлиять на становление второго в положительном плане?
– Все это не имеет никакого значения! – Эвелин снова сморщилась, словно от приступа зубной боли. – Здесь речь идет всего лишь о, так сказать, стариковской субтильной игре во власть, в результате которой Фриц берется доказать, что его сыновья всегда станут делать то, что захочет их отец.
– За миллион евро, – презрительно добавила я.
– За один миллион евро, – подтвердила Эвелин. – Это для Фрица очень важно и, похоже, сулит прибыль. Вероятно, это какое-то пари.
– С кем же?
– Не знаю, – Эвелин снова элегантно поменяла позу. – Но если мы не подыграем, то он его проиграет. А нам это надо? Он же как-никак наш любимый свекор.
– Но если он проиграет, он же все равно сохранит свой миллион!
– Два миллиона. Каждый в конце концов получит по одному.
– Тем хуже! Если речь действительно идет о пари, то Фриц останется весьма доволен, далее если проиграет.
У Эвелин было другое мнение.
– О нет! У человека случится припадок бешенства, если человеческая молва начнет судачить о том, что он проиграл в споре своим детям!
– Да, но с ним случится такой же припадок, если на какой-нибудь распродаже цены поднимутся хоть на два цента. И я не рискну даже предположить, что будет, когда речь идет о двух миллионах.
– Но кто знает, как высоко могут подняться ставки? – сказала Эвелин. – Старик в любом случае получит хороший навар – так или иначе!
У меня закружилась голова.
– Все это полный бред! – воскликнула я. – Кому от этого прок? Никто ничего с этого не получит! Ни детей, ни карьеры ни Штефан, ни Оливер в результате не сделают. Даже если поменяются женами! Все это не имеет никакого смысла.
– Но нам это должно быть безразлично, – продолжала возражать Эвелин. – Мы однозначно кое-что с этого получим – а ведь нам нужны только деньги, не так ли?
– Только деньги – это точно, – согласилась я.
– Смотри на все прагматично: половина суммы станет нашей, – сказала Эвелин. – Твоей и моей. Пятьсот тысяч евро. Каждой.
Пятьсот тысяч евро… Я перевела взгляд с пола на свои туфли. Моим глазам открылась замечательная картина: длинные ряды прекрасных сортовых фруктовых деревьев, плантации английских роз и лаванды на тщательно обработанных и обустроенных четырех гектарах земли. Я увидела длинные очереди клиентов, стремящихся заполучить в нашем питомнике фантастические саженцы для оформления своих участков, и то, как я бросаю на Штефана торжествующий взгляд, давая ему понять, насколько он был не прав, утверждая, что эра ландшафтного дизайна давно прошла.
– И ради этого я должна буду всего лишь переехать жить к вам, а ты к нам? – спросила я, чувствуя себя при этом как рыба, польстившаяся на особо лакомую приманку. Но ей, этой рыбе, не особенно долго радоваться тому, как вкусна эта приманка. И она поймет это в тот момент, когда вылетит из воды, болтаясь на остром крючке.
– Именно, – сказала Эвелин. – Фриц – всего лишь фон. Все остальное пойдет своим чередом.
– Что остальное?
– Ну, ты же знаешь.
– Не знаю!
– Брось, не притворяйся большей дурочкой, чем ты есть! Фриц хочет, чтобы мы поменялись всем.
– Что ему-то от этого?
Эвелин пожала плечами.
– Я же сказала: положительные эмоции! Осознание своего права иметь право. Осознание права держать все под контролем. Да откуда я знаю! Нам должно быть безразлично! Нам нужны только деньги, разве нет?
Я кивнула. Да, мне нужны были деньги. Но мне был нужен и Штефан. И ни при каких обстоятельствах я не могла позволить себе смириться с мыслью, что за эти полгода он вдруг решит, что Эвелин подходит ему больше, чем я. Поэтому я с надеждой добавила:
– Но если наши мужья все-таки не захотят ввязываться в эту авантюру…
– Захотят, – уверенно оборвала меня на полуслове Эвелин. – Они ерепенятся лишь из принципа. Так, чтобы немного показать свое достоинство.
– А что будет с нашим достоинством?
– За такую цену я с удовольствием им поторгую, – заявила Эвелин. – Кроме того, все далеко не так драматично. Мы же всего лишь меняемся мужьями, а не работой, пристрастиями в еде и питье или автомобилями! И даже не шмотками – потому что в этом случае я бы трижды подумала, прежде чем согласиться.
– Я все равно не влезла бы в твой размер, – произнесла я и не удержалась от улыбки.
– Во всяком случае, в те вещи, что надеваются на верхнюю часть тела, – ответила Эвелин и тоже ухмыльнулась. – Так что, как ты смотришь на это? Будешь участвовать?
– Ну да – это все-таки лучше, чем продавать свою почку, – сказала я.
– Значит, договорились! – Эвелин протянула мне руку.
Я пожала ее, всеми силами стараясь подавить нараставшее внутри ощущение, что я, как та рыба, сама насаживаю себя на крючок.
– Если Штефан и Оливер действительно «за», я приму в этом участие. Но не знаю, действительно ли я этого хочу. Потому что если они любят нас, то должны были бы сказать однозначное «нет». Или я не права?
– Лучше тебе не задаваться этим вопросом.
Я судорожно сглотнула слюну.
– И все же мне это представляется довольно рискованным.
– Жизнь – игра. Не рискуя, в ней трудно что-нибудь выиграть. Я думаю, они подыграют нам, глупышка!
– Конечно, – словно автомат, повторила я.
Когда она уже подходила к двери, мне в голову пришла еще одна мысль.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63
Теперь до Эвелин дошло. Она была совсем не глупой.
– Что?! Штефан так ничего тебе и не рассказал?
Я удрученно покачала головой.
– Трус несчастный! – прошипела Эвелин и огляделась. – Где он?
– В кабинете. Он нас не слышит.
– Ладно, тогда слушай меня: Фриц собирается дать каждому из своих сыновей по миллиону евро, если они поменяются женами на полгода.
– Что? – вырвалось у меня.
Сказанное Эвелин прозвучало наивно и сложно одновременно. Но это было совершеннейшим бредом.
– И как все это должно выглядеть?
– Очень просто: ты переедешь на шесть месяцев к Оливеру в нашу квартиру, а я на тот же срок поселюсь здесь, в вашей развалюхе со Штефаном. Вот и все.
– Да, но… для чего все это? Я хочу сказать, что Фрицу толку от всего этого?
– Положительные эмоции, – сказала Эвелин.
– Полный бред! Оливер и Штефан имеют право объявить старика недееспособным. Он сам не понимает, что говорит.
– Он лишь считает, что его сыновья женаты не на тех женщинах.
– И поэтому он решил, что, поменявшись, мы станем лучше подходить друг другу?
Брэд Питт для Дженнифер Энистон, Блуменколь для Блуменкёльхен – конечно!
Эвелин слегка поменяла позу.
– Определенно. Он же думает, что это мы во всем виноваты. И в том, что его сыновья не смогли сделать приличную карьеру, и в том, что у нас нет детей.
– Но это не моя вина, – пыталась протестовать я. – Кроме того, если я погубила карьеру одного из сыновей, то как я смогу повлиять на становление второго в положительном плане?
– Все это не имеет никакого значения! – Эвелин снова сморщилась, словно от приступа зубной боли. – Здесь речь идет всего лишь о, так сказать, стариковской субтильной игре во власть, в результате которой Фриц берется доказать, что его сыновья всегда станут делать то, что захочет их отец.
– За миллион евро, – презрительно добавила я.
– За один миллион евро, – подтвердила Эвелин. – Это для Фрица очень важно и, похоже, сулит прибыль. Вероятно, это какое-то пари.
– С кем же?
– Не знаю, – Эвелин снова элегантно поменяла позу. – Но если мы не подыграем, то он его проиграет. А нам это надо? Он же как-никак наш любимый свекор.
– Но если он проиграет, он же все равно сохранит свой миллион!
– Два миллиона. Каждый в конце концов получит по одному.
– Тем хуже! Если речь действительно идет о пари, то Фриц останется весьма доволен, далее если проиграет.
У Эвелин было другое мнение.
– О нет! У человека случится припадок бешенства, если человеческая молва начнет судачить о том, что он проиграл в споре своим детям!
– Да, но с ним случится такой же припадок, если на какой-нибудь распродаже цены поднимутся хоть на два цента. И я не рискну даже предположить, что будет, когда речь идет о двух миллионах.
– Но кто знает, как высоко могут подняться ставки? – сказала Эвелин. – Старик в любом случае получит хороший навар – так или иначе!
У меня закружилась голова.
– Все это полный бред! – воскликнула я. – Кому от этого прок? Никто ничего с этого не получит! Ни детей, ни карьеры ни Штефан, ни Оливер в результате не сделают. Даже если поменяются женами! Все это не имеет никакого смысла.
– Но нам это должно быть безразлично, – продолжала возражать Эвелин. – Мы однозначно кое-что с этого получим – а ведь нам нужны только деньги, не так ли?
– Только деньги – это точно, – согласилась я.
– Смотри на все прагматично: половина суммы станет нашей, – сказала Эвелин. – Твоей и моей. Пятьсот тысяч евро. Каждой.
Пятьсот тысяч евро… Я перевела взгляд с пола на свои туфли. Моим глазам открылась замечательная картина: длинные ряды прекрасных сортовых фруктовых деревьев, плантации английских роз и лаванды на тщательно обработанных и обустроенных четырех гектарах земли. Я увидела длинные очереди клиентов, стремящихся заполучить в нашем питомнике фантастические саженцы для оформления своих участков, и то, как я бросаю на Штефана торжествующий взгляд, давая ему понять, насколько он был не прав, утверждая, что эра ландшафтного дизайна давно прошла.
– И ради этого я должна буду всего лишь переехать жить к вам, а ты к нам? – спросила я, чувствуя себя при этом как рыба, польстившаяся на особо лакомую приманку. Но ей, этой рыбе, не особенно долго радоваться тому, как вкусна эта приманка. И она поймет это в тот момент, когда вылетит из воды, болтаясь на остром крючке.
– Именно, – сказала Эвелин. – Фриц – всего лишь фон. Все остальное пойдет своим чередом.
– Что остальное?
– Ну, ты же знаешь.
– Не знаю!
– Брось, не притворяйся большей дурочкой, чем ты есть! Фриц хочет, чтобы мы поменялись всем.
– Что ему-то от этого?
Эвелин пожала плечами.
– Я же сказала: положительные эмоции! Осознание своего права иметь право. Осознание права держать все под контролем. Да откуда я знаю! Нам должно быть безразлично! Нам нужны только деньги, разве нет?
Я кивнула. Да, мне нужны были деньги. Но мне был нужен и Штефан. И ни при каких обстоятельствах я не могла позволить себе смириться с мыслью, что за эти полгода он вдруг решит, что Эвелин подходит ему больше, чем я. Поэтому я с надеждой добавила:
– Но если наши мужья все-таки не захотят ввязываться в эту авантюру…
– Захотят, – уверенно оборвала меня на полуслове Эвелин. – Они ерепенятся лишь из принципа. Так, чтобы немного показать свое достоинство.
– А что будет с нашим достоинством?
– За такую цену я с удовольствием им поторгую, – заявила Эвелин. – Кроме того, все далеко не так драматично. Мы же всего лишь меняемся мужьями, а не работой, пристрастиями в еде и питье или автомобилями! И даже не шмотками – потому что в этом случае я бы трижды подумала, прежде чем согласиться.
– Я все равно не влезла бы в твой размер, – произнесла я и не удержалась от улыбки.
– Во всяком случае, в те вещи, что надеваются на верхнюю часть тела, – ответила Эвелин и тоже ухмыльнулась. – Так что, как ты смотришь на это? Будешь участвовать?
– Ну да – это все-таки лучше, чем продавать свою почку, – сказала я.
– Значит, договорились! – Эвелин протянула мне руку.
Я пожала ее, всеми силами стараясь подавить нараставшее внутри ощущение, что я, как та рыба, сама насаживаю себя на крючок.
– Если Штефан и Оливер действительно «за», я приму в этом участие. Но не знаю, действительно ли я этого хочу. Потому что если они любят нас, то должны были бы сказать однозначное «нет». Или я не права?
– Лучше тебе не задаваться этим вопросом.
Я судорожно сглотнула слюну.
– И все же мне это представляется довольно рискованным.
– Жизнь – игра. Не рискуя, в ней трудно что-нибудь выиграть. Я думаю, они подыграют нам, глупышка!
– Конечно, – словно автомат, повторила я.
Когда она уже подходила к двери, мне в голову пришла еще одна мысль.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63