Меня выхватил из воды случайный прохожий. Не сразу, правда, выхва-
тил, потому что очень был любопытный. Удивился, что это такое - ма-
ленький ребенок, дитя, плывет и не тонет, хотя был наслышан, что дети
до года не тонут. В жизни, в воде они как поплавки для взрослых. И
жаждал убедиться, правда это или врут люди. А еще интерес его разби-
рал: если это правда, то доплыву ли я вот так до Черного моря или нет?
Сколько же это времени ребенок может продержаться на плаву? Забавный и
любопытный был человек. Только нехватка времени, где-то уже стоял под
парами, дожидался паровоз, не позволила ему проследить, как малявка
доплавится до моря.
Заревел, позвал его паровоз, он опомнился, бросился в реку и выхва-
тил меня из воды. Я отблагодарил, расквасил голой мокрой ногой его
вздернутый любопытный нос. И закричал, заверещал что есть силы. В реке
мне было лучше. От его же промазученной шкуры пахло кислым углем и ды-
мом. К тому же, наверно, она была горячей, распарилась на солнце, буд-
то сковорода, не шипела еще, но уже пузырилась. А в реке такая прохла-
да, вода такая мягкая, ласковая. Мой спаситель, недолго думая, как та
же камышинка котенка, обземлячил меня и побежал к паровозу.
Как видите, у нас с котенком почти единое начало. Вообще у дере-
венских детей и котят, можно сказать, одна судьба, потому они так и
тянутся друг к другу. Хотя и должен признать, что никто так не издева-
ется над котятами, как те же деревенские дети. Но котята все им проща-
ют. Может, здесь сокрыто и нечто большее, потайное, может, они и в са-
мом деле братья не только по судьбе, но и по крови?
Много, много общего в моей и рыжего котенка судьбе. Но есть, я ду-
маю, и разница. Не совсем уверен, что полностью вернулся с того своего
первого плаванья. Кажется, так и продолжаю плыть к своему самому-само-
му синему в мире Черному морю. Все в моей голове, или, вернее, в двух
моих головах, смешалось в последнее время. Может, это совсем и не я
плыл по реке. Может, такое происходило только с котенком. Может, я и
есть тот котенок, а сам я все же утонул, стремясь добраться до моря.
Что-то я связался с этими котятами и никак не могу развязаться.
Всюду, куда ни глянь, коты, коты, коты. А встретишь человека - не сра-
зу и поймешь, чьи усы торчат на его лице, и лицо ли у него или что-ни-
будь иное.
Непонятное происходит сегодня и с моей головой, с мозгами. Все мы
сегодня немного медики. Я видел мозг человека. Хотел потрогать руками
ту материю, из которой зарождается мысль. И тайно надеялся: разберусь,
что такое человеческий мозг, куда как и сам поумнею. Материю и что-то
еще кроваво трепещущее увидел, но ни ума, ни понимания не обрел. Не
постиг, как это и откуда начинается мысль. Нечто такое высокое, веч-
ное.
И сегодня я убежден лишь в одном: тех мозгов в моей голове, если я
на самом деле человек, где-то под два килограмма. Между ними перего-
родка. Перегородка между "думать" и "делать", "созидать" и "разру-
шать". Что-то подобное тому, как устроено куриное яйцо: животворящий
желток и отделенный от него перегородкой-плевой питательный животвор-
ный белок. У меня это в последнее время нарушено. Пропали, исчезли в
моих мозгах перегородки. Когда такое случается с яйцом, каждая домаш-
няя хозяйка знает: яйцо уже не яйцо, а болтун. Все в нем переболтано и
плещется.
То же самое и в моей голове: переболтаны, спутаны не знающие удержу
мысли. Одна наскакивает, наезжает на другую. Подозреваю, что подобное
сегодня происходит не только со мной, не слепой же ведь, не глухой,
слушаю радио, когда-никогда смотрю телевизор и читаю президентские
указы. Сплошь вокруг одни только люди без перегородок в голове.
Припахивает, припахивает что-то человек в конце второго тысячеле-
тия, перезрел, зажился; как та рыба, гниет с головы. Но что мне до
этого человека? Мне бы с самим собой разобраться да с котенком, кото-
рый задурил мне голову. Может, это и есть мне наказание. Я же ведь
грешен, страшно грешен перед всеми котами на свете.
Стоит на берегу быстрой реки худой мальчишка в белой домотканой со-
рочке из такого же льняного полотна, покрашенные чернилами штанишки на
тесемочках-шлеечках. Из какого задрипанного зоопарка, из какой древ-
ности тот мальчишка? Я внимательно всматриваюсь, вижу что-то до боли
мне знакомое. Не я ли это сам? Не я ли немножко погорюю и начну вот
сейчас топить котят? Я ведь такой, как и он, настырный и любопытный,
как только родился, так сразу же и пошел играть в жизнь и смерть. Мне
охота посмотреть, как будут тонуть котята. В одной руке у меня измусо-
ленная краюха хлеба, а в другой - камень. Хлеб я доем, может, и котен-
ку дам, наверняка дам, я ведь не жадный. Дам и сразу же брошу в котен-
ка камень. Полетит прямо в голову ему. Я ведь меткий.
Нет, это не я. Не было со мной такого... Было. Было даже бездушнее,
хуже, потому что я в то время уже износил сорочку из полотна и штаниш-
ки на шлеечках.
Широкий и чистый проспект столицы, украшенный красными знаменами.
Какой-то праздник. Какой, точно не припомню, то ли День химика, то ли
строителя. Но куда более светлый праздник в душе. Только что прошел
обложной, щедрый дождь, ливень. Расхристанно и стремительно пробежал
по скрюченным от жары листьям деревьев, по черным от пыли и копоти
крышам домов. В десятки ручьев смел с асфальта грязь и мусор, как язы-
ком, вычистил, вылизал все вокруг, вернул траве лето и натуральность.
Обновил город, проспект, людей и меня в том числе. Небо еще слегка
кропит, но на нем уже солнышко, словно детский глазок, милое, чистое.
Легко дышится, легко думается, и ступается легко. Будто пришпоренные
лошади, в обе стороны бегут машины, творя на своем пути радугу-весел-
ку. Все понятно, предсказуемо и ясно, как в день первотворения. Празд-
ник!
Но что это там, впереди, на самой середине двух течений автомобиль-
ного потока? Кто-то или что-то судорожно бьется, крутится на асфальте,
на огороженном белой краской островке безопасности, где человеку и
всему живому гарантирована эта безопасность, когда его среди асфальта,
современной машинизированной реки Леты, прихватит красный глаз свето-
фора. Та же самая камышина - человек в своей Лете. И кто-то там то си-
лится встать на ноги, припадая к мокрому асфальту, то вздыбливается и
горбится сугробом, качается из стороны в сторону, будто огромная гусе-
ница ползет, такая же косматая.
Я всматриваюсь во что-то непонятное на черном асфальте и вижу, -
это не гусеница, это серый кот или кошка, и, кажется, с перебитым
хребтом, вплесканными в асфальт, словно приваренными к нему, лапами.
Ошалела, видимо, бедолага, обрадовалась летнему дождю, расчувствова-
лась, перебегала улицу, конечно, нарушала и угодила под машину.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23