И
сейчас нам золото кометы чертовски кстати.
Алмазы, говорят, тоже свои есть. Но я думаю, что и небесные лишними
не будут, это вам не орденок на всякий случай. А вот платины нету. Ос-
частливлю ею каждого белоруса, что садится сегодня за воровство ка-
кой-то паршивой медной проволоки в тюрьму.
Процесс идет. Я не даю покоя голове, думаю, как распорядиться сок-
ровищами, той манной небесной, что вот-вот окажется у меня за пазухой.
И я не жадина, помню добро. Знаете, моя сокровенная мечта - отблагода-
рить всех, кто делал мне добро и кто не делал также, чего уж жмотни-
чать. Я просто балдею, когда представляю себе тот день, когда это слу-
чится. А такое случится, будет, будет. Как писал один мой знакомый,
безвестный гений пера:
Я стою на круче Я стою на круче
И гляжу униз, И гляжу униз,
Будет, будет, Будет, будет,
Будет коммунизм. Будет коммунизм.
Со столичных аэропортов, одновременно из двух, Минск-1 и Минск-2, я
загружу целую дюжину и даже больше, чертову дюжину "Буранов" и "Боин-
гов", персональный авиалайнер нашего президента и даже маленький-ма-
ленький кукурузник золотом, алмазами и платиной и отправлю немцам в
Германию в благодарность за то, что мы их некогда победили. Они в ка-
честве гуманитарной помощи подарили мне днями какой-то не изношенный
еще в первую мировую войну ботинок. Вру, два ботинка, но на одну ногу,
и сладкий, во рту тает, "Сникерс" или "Спикерс".
В Нью-Йорк или Вашингтон отправлю чистой воды алмазы. Пусть они
выстелют ими Бруклин или Бродвей, чтобы по ним прохаживались под ручку
Ротшильды с Биллом Клинтоном, чтобы и у них появилась головная боль,
чтобы они думали, где и на какие деньги купить новую обувь, чтобы и
ботинки каши просили после первой же прогулянки, как у меня. Это моя
маленькая полесская хитрость и коварство, - сотрут подошвы на алмазах,
будут щеголять босыми. Я загружу алмазами белоснежный, как морская
чайка, лайнер с тремя или пятью даже палубами, если такие бывают, а
нет - специально построю. Жаль только, что такой большой лайнер не по-
местится на моей маленькой речке Птичь. А моря у нас нету. Но это не
беда, не все же мне ломать голову, пусть потрудит ее наше морское ми-
нистерство, которое, говорят, у нас все же есть или должно быть. И ес-
ли уж оно ничего не придумает, не допетрит, не домаракует, как-нибудь
уже сам сплавлю те алмазы до самого синего моря на плотах.
Но не слишком ли раздобрился я с этим "дам" да "дам". А вот возьму
и ни хрена не дам. Не слишком ли это уже по-белорусски: каждому дам, а
себе, как всегда, фигу с маслом. Но нет, назад раки не ползают, дам,
останется еще и мне, можно раздавать, дна не видно. У меня еще есть
больше, чем надо, хотя меньше, чем хотелось бы. Голый, но щедрый и с
хмельной, гудящей на ветру головкой. Давать же всегда легче, чем про-
сить, прекрасная половина человечества знает это лучше нас, мужиков.
Вот моя сокровенная, заветная мечта. И не только мечта. Я верю: так
будет. Ради этого живу. Давлюсь пустой бульбиной и черствой коркой
хлеба. И готов подавиться ими, чтобы так было, чтобы дожить до того
лучезарного дня. Доживу, уже недолго осталось. Не обойду, не забуду
никого из тех, кто не забыл меня. Белорусы на одолжение и на добро па-
мятливы. Фонду Сороса дам алмазов, золота и платины. Перехватывает ды-
хание, сердце замирает, в голове шарики заходят за ролики, когда толь-
ко представлю себе, как это будет.
Золото, алмазы и платину и обязательно рисуночек какой-нибудь еще
на них каждому благотворительному фонду на блюдечке с голубой каемоч-
кой. Всем милосердным фондам, что держат меня сегодня за нищего попро-
шайку. Мне не жалко. Дам своему же всенародно избранному президенту
немного, хотя он мне и ничего не дает, но так красиво переживает, го-
ворит, что каждое утро просыпается в холодном поту оттого, что нечего
ему мне дать. А у меня есть. Дам каждому из депутатов, что жизнь за
меня прямо на трибуну кладет. Берите, спадары-радетели, промыслови-
ки-старатели. Об одном только вас прошу: не тужьтесь так на трибунах,
не беспокойтесь обо мне и моей судьбе.
Сяду на углу где-нибудь на кресте-перекрестье улиц. Или в подземном
переходе метро, где, правда, сегодня все места уже заняты. Но я думаю,
те переходные, подземельные люди какое-никакое местечко ужмутся, но
освободят для меня.
Я приду к ним тоже с торбой через плечо. Сниму и положу возле ног
шапку. А в той шапке одни блестящие алмазы. В простой посконной торбе
обласканные и промытые моими горючими слезами золото и платина. Стану
раздавать их каждому встречному-поперечному. Сэр, сэр, не проходите
мимо, это вам на ваучеры...
Этим я живу, брежу в ночи и при свете дня так, что могу не выдер-
жать, прежде времени отбросить копыта, дать дуба, сыграть в ящик. Но
выдержу. Белорусы - они терпеливые, прочные, как колхозные сивые мери-
ны, что только на колбасу и годны.
Комета уже близко, только надо мягко посадить ее, чтобы не было ни-
какого урону Земле. Одна надежда, что землица наша материнская мягонь-
кая, сколько же там сыновей ее упокоено. И все они с того света протя-
нут руки и примут на себя ту комету.
Так оно будет.
Примут именно здесь, где мои хата и хлев стоят. Потому что, по всем
предсказаниям астрологов, начало новой жизни Беларуси пойдет отсюда.
Здесь, у реки с легким птичьим именем, дотлевают кости не только моих
родителей, но и всей неисчислимой рати, веками и веками приходящей сю-
да, чтобы покорить их. Здесь еще в звездные лунные ночи слышно ржание
коней полка князя Игоря. Где-то отсюда смотрит на нас Кирилла Туровс-
кий. Отсюда восстанет из праха и земли обновленный мальчишка Михлюй.
Пойдет в свет и по свету новый человек. Мы с котом - предшественники
того человека. Мы с ним одно единое, губитель и спаситель. И не отли-
чить уже сегодня, где я и где кот. Ради чего я строил себе здесь новую
хату, почему вместе со мной живет в ней рыжий дикий кот. Михля. Я жду
своего времени, чтобы сделать счастливыми всех людей, отблагодарить их
за то, что они жили вместе со мной. Где это моя пустая ладонь, где мои
десять голых пальцев? Этому дам и этому дам. Всем дам. И восстанут
мертвые и переменятся живые.
Придет время, и так будет.
VII
И время пришло. Комета была еще далеко, но уже здесь, над Землей,
над головами людей. И люди в своих избах почувствовали ее горячее,
хищное дыхание. Уже поутру начали торопиться, суетиться и злиться. И
падать начали. Как снопы в поле, ложились на землю, отходили в небы-
тие. Порывались что-то сделать, и на полувздохе отлетали в вечность
людские души, может, надеялись так остановить полет дракона с хвостом,
повернуть его от Земли, увлечь за собой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23
сейчас нам золото кометы чертовски кстати.
Алмазы, говорят, тоже свои есть. Но я думаю, что и небесные лишними
не будут, это вам не орденок на всякий случай. А вот платины нету. Ос-
частливлю ею каждого белоруса, что садится сегодня за воровство ка-
кой-то паршивой медной проволоки в тюрьму.
Процесс идет. Я не даю покоя голове, думаю, как распорядиться сок-
ровищами, той манной небесной, что вот-вот окажется у меня за пазухой.
И я не жадина, помню добро. Знаете, моя сокровенная мечта - отблагода-
рить всех, кто делал мне добро и кто не делал также, чего уж жмотни-
чать. Я просто балдею, когда представляю себе тот день, когда это слу-
чится. А такое случится, будет, будет. Как писал один мой знакомый,
безвестный гений пера:
Я стою на круче Я стою на круче
И гляжу униз, И гляжу униз,
Будет, будет, Будет, будет,
Будет коммунизм. Будет коммунизм.
Со столичных аэропортов, одновременно из двух, Минск-1 и Минск-2, я
загружу целую дюжину и даже больше, чертову дюжину "Буранов" и "Боин-
гов", персональный авиалайнер нашего президента и даже маленький-ма-
ленький кукурузник золотом, алмазами и платиной и отправлю немцам в
Германию в благодарность за то, что мы их некогда победили. Они в ка-
честве гуманитарной помощи подарили мне днями какой-то не изношенный
еще в первую мировую войну ботинок. Вру, два ботинка, но на одну ногу,
и сладкий, во рту тает, "Сникерс" или "Спикерс".
В Нью-Йорк или Вашингтон отправлю чистой воды алмазы. Пусть они
выстелют ими Бруклин или Бродвей, чтобы по ним прохаживались под ручку
Ротшильды с Биллом Клинтоном, чтобы и у них появилась головная боль,
чтобы они думали, где и на какие деньги купить новую обувь, чтобы и
ботинки каши просили после первой же прогулянки, как у меня. Это моя
маленькая полесская хитрость и коварство, - сотрут подошвы на алмазах,
будут щеголять босыми. Я загружу алмазами белоснежный, как морская
чайка, лайнер с тремя или пятью даже палубами, если такие бывают, а
нет - специально построю. Жаль только, что такой большой лайнер не по-
местится на моей маленькой речке Птичь. А моря у нас нету. Но это не
беда, не все же мне ломать голову, пусть потрудит ее наше морское ми-
нистерство, которое, говорят, у нас все же есть или должно быть. И ес-
ли уж оно ничего не придумает, не допетрит, не домаракует, как-нибудь
уже сам сплавлю те алмазы до самого синего моря на плотах.
Но не слишком ли раздобрился я с этим "дам" да "дам". А вот возьму
и ни хрена не дам. Не слишком ли это уже по-белорусски: каждому дам, а
себе, как всегда, фигу с маслом. Но нет, назад раки не ползают, дам,
останется еще и мне, можно раздавать, дна не видно. У меня еще есть
больше, чем надо, хотя меньше, чем хотелось бы. Голый, но щедрый и с
хмельной, гудящей на ветру головкой. Давать же всегда легче, чем про-
сить, прекрасная половина человечества знает это лучше нас, мужиков.
Вот моя сокровенная, заветная мечта. И не только мечта. Я верю: так
будет. Ради этого живу. Давлюсь пустой бульбиной и черствой коркой
хлеба. И готов подавиться ими, чтобы так было, чтобы дожить до того
лучезарного дня. Доживу, уже недолго осталось. Не обойду, не забуду
никого из тех, кто не забыл меня. Белорусы на одолжение и на добро па-
мятливы. Фонду Сороса дам алмазов, золота и платины. Перехватывает ды-
хание, сердце замирает, в голове шарики заходят за ролики, когда толь-
ко представлю себе, как это будет.
Золото, алмазы и платину и обязательно рисуночек какой-нибудь еще
на них каждому благотворительному фонду на блюдечке с голубой каемоч-
кой. Всем милосердным фондам, что держат меня сегодня за нищего попро-
шайку. Мне не жалко. Дам своему же всенародно избранному президенту
немного, хотя он мне и ничего не дает, но так красиво переживает, го-
ворит, что каждое утро просыпается в холодном поту оттого, что нечего
ему мне дать. А у меня есть. Дам каждому из депутатов, что жизнь за
меня прямо на трибуну кладет. Берите, спадары-радетели, промыслови-
ки-старатели. Об одном только вас прошу: не тужьтесь так на трибунах,
не беспокойтесь обо мне и моей судьбе.
Сяду на углу где-нибудь на кресте-перекрестье улиц. Или в подземном
переходе метро, где, правда, сегодня все места уже заняты. Но я думаю,
те переходные, подземельные люди какое-никакое местечко ужмутся, но
освободят для меня.
Я приду к ним тоже с торбой через плечо. Сниму и положу возле ног
шапку. А в той шапке одни блестящие алмазы. В простой посконной торбе
обласканные и промытые моими горючими слезами золото и платина. Стану
раздавать их каждому встречному-поперечному. Сэр, сэр, не проходите
мимо, это вам на ваучеры...
Этим я живу, брежу в ночи и при свете дня так, что могу не выдер-
жать, прежде времени отбросить копыта, дать дуба, сыграть в ящик. Но
выдержу. Белорусы - они терпеливые, прочные, как колхозные сивые мери-
ны, что только на колбасу и годны.
Комета уже близко, только надо мягко посадить ее, чтобы не было ни-
какого урону Земле. Одна надежда, что землица наша материнская мягонь-
кая, сколько же там сыновей ее упокоено. И все они с того света протя-
нут руки и примут на себя ту комету.
Так оно будет.
Примут именно здесь, где мои хата и хлев стоят. Потому что, по всем
предсказаниям астрологов, начало новой жизни Беларуси пойдет отсюда.
Здесь, у реки с легким птичьим именем, дотлевают кости не только моих
родителей, но и всей неисчислимой рати, веками и веками приходящей сю-
да, чтобы покорить их. Здесь еще в звездные лунные ночи слышно ржание
коней полка князя Игоря. Где-то отсюда смотрит на нас Кирилла Туровс-
кий. Отсюда восстанет из праха и земли обновленный мальчишка Михлюй.
Пойдет в свет и по свету новый человек. Мы с котом - предшественники
того человека. Мы с ним одно единое, губитель и спаситель. И не отли-
чить уже сегодня, где я и где кот. Ради чего я строил себе здесь новую
хату, почему вместе со мной живет в ней рыжий дикий кот. Михля. Я жду
своего времени, чтобы сделать счастливыми всех людей, отблагодарить их
за то, что они жили вместе со мной. Где это моя пустая ладонь, где мои
десять голых пальцев? Этому дам и этому дам. Всем дам. И восстанут
мертвые и переменятся живые.
Придет время, и так будет.
VII
И время пришло. Комета была еще далеко, но уже здесь, над Землей,
над головами людей. И люди в своих избах почувствовали ее горячее,
хищное дыхание. Уже поутру начали торопиться, суетиться и злиться. И
падать начали. Как снопы в поле, ложились на землю, отходили в небы-
тие. Порывались что-то сделать, и на полувздохе отлетали в вечность
людские души, может, надеялись так остановить полет дракона с хвостом,
повернуть его от Земли, увлечь за собой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23