И ее бесконечность, бесконечность неба, мира
совсем не беспокоили его.
Куда больше котенка пугали кусты лозы и ольхи, что росли по обоим
берегам речки. Они так ужасающе лохмато-зелено надвигались на него. Их
ветви прятали солнце, и ему становилось одиноко, неуютно и однообразно
зелено в глазах и потому холодно. При солнце у него был друг, его же,
котенка, тень на воде. Под навесью ветвей друг куда-то исчезал. Пропа-
дала синь воды и неба. Одна только бранчливая темная гладь течения.
И эта ворчащая вода скоро лишила его опоры и плота. Ковер-самолет,
а это была газета "Советская Белоруссия", так перенасытился водой, так
набряк, что взял да и утонула. И котенок остался один-одиношенек. Вот
тогда он натерпелся страха. И совсем не потому, что начал тонуть. Уто-
нуть-то он не мог, потому что весил не больше воздушного поцелуя или
солнечного луча. Тело его, можно считать, было соткано из того воздуш-
ного поцелуя и солнечного луча. Какой-то одуванчик среди воды.
Нет, он не мог утонуть, потому что совсем иное было наречено ему на
роду. А испугался котенок оттого, что вдруг потерял опору под собой.
Хоть и всего газетный лист, но все же какое-никакое жизненное прост-
ранство. И как ни шатка была та опора и хоть нес его ковер-самолет не-
известно куда, они все же позволяли сохранять надежду на нечто лучшее.
Самолет он и есть самолет. И лучше лететь в нем, пусть даже в преис-
поднюю, нежели оставаться одни на один посреди сердитого неизведанного
течения реки, когда не знаешь, где кончается вода, где начинается не-
бо, не имеешь даже представления, что такое земля, есть ли она вообще
на свете, потому что не научился еще ходить, стоять на лапах. Не зна-
ешь, зачем тебе даны ноги. А теперь вот и холодно, и зябко, и мокро
под тобой. И какие-то твари мерзопакостные окружили со всех сторон,
обложили. Блямкают что-то беззвучно, щерят пасти, не иначе проглотить
хотят. Раньше же было нечто хотя и очень шаткое, призрачное, но пов-
седневное и определенное.
Раньше под ним была газета. И хотя котенок наш, понятно, ни бэ ни
мэ ни кукареку в той газете не способен был прочесть, но что-то все же
начеркано было в ней и на ней. Жучки, паучки, козявки какие-то замыс-
ловатые и фотографии, а на них люди, не совсем настоящие, не живые, но
люди.
А теперь вот газета взяла и утонула.
Котенок остался совсем один. И неизвестно, что бы с ним произошло
дальше. Скорее всего, и его бы измордовала, прибрала к себе вода Леты,
но ему было суждено жить. А всем нам хорошо известно: кому суждено по-
веситься, тот не утонет.
К котенку, как только пошла на дно "Советская Белоруссия", сразу же
подоспели жучки-плавунцы, или, правильнее, скользуны, потому что они
не плавают, а, похоже, катаются по воде на коньках, словно по хорошему
льду. Жучков тех, скользунов, было множество. Но рыжему нашему котенку
они сослужили службу добрую. Позже он не раз поминал их добрым словом:
тому-сему все же обучили его. А за всякую науку надо быть благодарным.
Это знают даже котята.
Скользуны-плавунцы будто на буксир взяли котенка. Тоненький такой
буксирчик, невидимый из солнечного луча. Окружили котенка со всех сто-
рон, один даже в хвост ему вцепился. Окружили и с таким ухарством и
ловкостью стали танцевать, такой хоровод закружили, что и котенку за-
хотелось в их круг. Какой же это котенок не любит потанцевать, пока-
таться на коньках? Но котенок наш головастый был, сообразительный.
Недолго думая, он выпростал переднюю правую лапу, показал, что и у
него есть некий намек на коньки, и намерился подгрести ближе к себе
одного из скользунов, что выкидывал коленца перед самым его носом,
так, что у котенка усы вприсядку пошли. Но скользун тоже недаром со-
лист, мазанул котенку по его усику своим крылышком слюдяным. Только
котенок его и видел.
Вперед выскочил второй солист. Принялся щекотать котенку усы. Коте-
нок снова его лапой дзыб. И снова от скользуна на воде ни следа ни
знака. Хотя нет, знак все же был, обозначился какой-то след на воде,
что-то вдруг переменилось. До этого котенка легонько покачивала, кру-
жила речка на одном месте в вире, будто щепку. А тут он выбился с того
вира. Два взмаха левой, правой лапами - и... поплыл. Почувствовал, по-
нял, что дано котятам, по крайней мере разумным, плавать, если они не
ленятся лапами перебирать.
Кто же это посмел сказать, кто придумал, что лапти воду пропускают?
Нет, в добрых лаптях нога всегда сухая, и по воде в них аки по суху
ходить можно. Способны котята плавать, хотя и не по своей воле, по
принуждению. Горе заставит и на пень молиться.
Котенок что было силы молотил по воде лапами. Поначалу, правда, не
очень ловко и умело, потому что коты, всем ведомо, боятся воды, им
больше бы в земле рыться, потому что в ней мыши водятся. Но коты, на-
верное, не случайно любят и рыбу, хотя об этом не все из людей догады-
ваются. И котенок вначале после каждого взмаха взнимал вверх лапу и
отрясал ее от воды, чем очень потешал скользунов. Те аж припадали к
воде, надрывали от смеха животики, слюдяными брызгами-смешинками раз-
летались вокруг. Хохотало небо, хохотало солнце, хохотала вода. Такой
уж смешливый оказался вокруг народец.
И котенок не выдержал марки, тоже начал хохотать, смех ведь, из-
вестно давно, прицепист. Съесть только, съесть одну смешинку, и ты уже
отравлен надолго, если не на всю жизнь. И котенок наш хохотал, только
получалось это у него по-своему, по-кошачьи. Только так коты и смеют-
ся, чтобы и зубы было видать. Скользуны поняли это. Все мы ведь понят-
ливые, когда видим пред собой зубы. Поняли, но не испугались, не поки-
нули его. Удвоили свои ряды. Посмотреть на котенка, ни капли не бояще-
гося воды, такого уж разумника, что способен на воде смеяться, прибе-
жали жуки-скользуны со всей реки, даже те, что помирать собрались, от-
ложили смерть, притащились поглядеть.
Более того, все дееспособное население реки собралось подивиться на
котенка, который плавает, веселит белый свет. И не только дееспособ-
ное. Приволокся рак-пустынник. Вылез из норы, где замуровал себя живь-
ем, чтобы никто не мешал смерти. Не мог же отправиться на тот свет, не
увидев на прощанье чуда, не ублажив душу. Жизнь его была однообразной,
тоскливой, как и у всех прочих, кто задом наперед ходит. Дали деру со
своей свадьбы две лягушки и с таким интересом, не веря собственным
глазам, наблюдали за котенком, что и не заметили, как ноги у них пошли
нарастопырь, заплясали. Прилетели две бабки-поденки, сели котенку на
уши, чтобы ловчее в хохочущий рот ему заглядывать. Приплыли две плот-
вицы-акулы и ничего не поняли, что тут происходит.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23
совсем не беспокоили его.
Куда больше котенка пугали кусты лозы и ольхи, что росли по обоим
берегам речки. Они так ужасающе лохмато-зелено надвигались на него. Их
ветви прятали солнце, и ему становилось одиноко, неуютно и однообразно
зелено в глазах и потому холодно. При солнце у него был друг, его же,
котенка, тень на воде. Под навесью ветвей друг куда-то исчезал. Пропа-
дала синь воды и неба. Одна только бранчливая темная гладь течения.
И эта ворчащая вода скоро лишила его опоры и плота. Ковер-самолет,
а это была газета "Советская Белоруссия", так перенасытился водой, так
набряк, что взял да и утонула. И котенок остался один-одиношенек. Вот
тогда он натерпелся страха. И совсем не потому, что начал тонуть. Уто-
нуть-то он не мог, потому что весил не больше воздушного поцелуя или
солнечного луча. Тело его, можно считать, было соткано из того воздуш-
ного поцелуя и солнечного луча. Какой-то одуванчик среди воды.
Нет, он не мог утонуть, потому что совсем иное было наречено ему на
роду. А испугался котенок оттого, что вдруг потерял опору под собой.
Хоть и всего газетный лист, но все же какое-никакое жизненное прост-
ранство. И как ни шатка была та опора и хоть нес его ковер-самолет не-
известно куда, они все же позволяли сохранять надежду на нечто лучшее.
Самолет он и есть самолет. И лучше лететь в нем, пусть даже в преис-
поднюю, нежели оставаться одни на один посреди сердитого неизведанного
течения реки, когда не знаешь, где кончается вода, где начинается не-
бо, не имеешь даже представления, что такое земля, есть ли она вообще
на свете, потому что не научился еще ходить, стоять на лапах. Не зна-
ешь, зачем тебе даны ноги. А теперь вот и холодно, и зябко, и мокро
под тобой. И какие-то твари мерзопакостные окружили со всех сторон,
обложили. Блямкают что-то беззвучно, щерят пасти, не иначе проглотить
хотят. Раньше же было нечто хотя и очень шаткое, призрачное, но пов-
седневное и определенное.
Раньше под ним была газета. И хотя котенок наш, понятно, ни бэ ни
мэ ни кукареку в той газете не способен был прочесть, но что-то все же
начеркано было в ней и на ней. Жучки, паучки, козявки какие-то замыс-
ловатые и фотографии, а на них люди, не совсем настоящие, не живые, но
люди.
А теперь вот газета взяла и утонула.
Котенок остался совсем один. И неизвестно, что бы с ним произошло
дальше. Скорее всего, и его бы измордовала, прибрала к себе вода Леты,
но ему было суждено жить. А всем нам хорошо известно: кому суждено по-
веситься, тот не утонет.
К котенку, как только пошла на дно "Советская Белоруссия", сразу же
подоспели жучки-плавунцы, или, правильнее, скользуны, потому что они
не плавают, а, похоже, катаются по воде на коньках, словно по хорошему
льду. Жучков тех, скользунов, было множество. Но рыжему нашему котенку
они сослужили службу добрую. Позже он не раз поминал их добрым словом:
тому-сему все же обучили его. А за всякую науку надо быть благодарным.
Это знают даже котята.
Скользуны-плавунцы будто на буксир взяли котенка. Тоненький такой
буксирчик, невидимый из солнечного луча. Окружили котенка со всех сто-
рон, один даже в хвост ему вцепился. Окружили и с таким ухарством и
ловкостью стали танцевать, такой хоровод закружили, что и котенку за-
хотелось в их круг. Какой же это котенок не любит потанцевать, пока-
таться на коньках? Но котенок наш головастый был, сообразительный.
Недолго думая, он выпростал переднюю правую лапу, показал, что и у
него есть некий намек на коньки, и намерился подгрести ближе к себе
одного из скользунов, что выкидывал коленца перед самым его носом,
так, что у котенка усы вприсядку пошли. Но скользун тоже недаром со-
лист, мазанул котенку по его усику своим крылышком слюдяным. Только
котенок его и видел.
Вперед выскочил второй солист. Принялся щекотать котенку усы. Коте-
нок снова его лапой дзыб. И снова от скользуна на воде ни следа ни
знака. Хотя нет, знак все же был, обозначился какой-то след на воде,
что-то вдруг переменилось. До этого котенка легонько покачивала, кру-
жила речка на одном месте в вире, будто щепку. А тут он выбился с того
вира. Два взмаха левой, правой лапами - и... поплыл. Почувствовал, по-
нял, что дано котятам, по крайней мере разумным, плавать, если они не
ленятся лапами перебирать.
Кто же это посмел сказать, кто придумал, что лапти воду пропускают?
Нет, в добрых лаптях нога всегда сухая, и по воде в них аки по суху
ходить можно. Способны котята плавать, хотя и не по своей воле, по
принуждению. Горе заставит и на пень молиться.
Котенок что было силы молотил по воде лапами. Поначалу, правда, не
очень ловко и умело, потому что коты, всем ведомо, боятся воды, им
больше бы в земле рыться, потому что в ней мыши водятся. Но коты, на-
верное, не случайно любят и рыбу, хотя об этом не все из людей догады-
ваются. И котенок вначале после каждого взмаха взнимал вверх лапу и
отрясал ее от воды, чем очень потешал скользунов. Те аж припадали к
воде, надрывали от смеха животики, слюдяными брызгами-смешинками раз-
летались вокруг. Хохотало небо, хохотало солнце, хохотала вода. Такой
уж смешливый оказался вокруг народец.
И котенок не выдержал марки, тоже начал хохотать, смех ведь, из-
вестно давно, прицепист. Съесть только, съесть одну смешинку, и ты уже
отравлен надолго, если не на всю жизнь. И котенок наш хохотал, только
получалось это у него по-своему, по-кошачьи. Только так коты и смеют-
ся, чтобы и зубы было видать. Скользуны поняли это. Все мы ведь понят-
ливые, когда видим пред собой зубы. Поняли, но не испугались, не поки-
нули его. Удвоили свои ряды. Посмотреть на котенка, ни капли не бояще-
гося воды, такого уж разумника, что способен на воде смеяться, прибе-
жали жуки-скользуны со всей реки, даже те, что помирать собрались, от-
ложили смерть, притащились поглядеть.
Более того, все дееспособное население реки собралось подивиться на
котенка, который плавает, веселит белый свет. И не только дееспособ-
ное. Приволокся рак-пустынник. Вылез из норы, где замуровал себя живь-
ем, чтобы никто не мешал смерти. Не мог же отправиться на тот свет, не
увидев на прощанье чуда, не ублажив душу. Жизнь его была однообразной,
тоскливой, как и у всех прочих, кто задом наперед ходит. Дали деру со
своей свадьбы две лягушки и с таким интересом, не веря собственным
глазам, наблюдали за котенком, что и не заметили, как ноги у них пошли
нарастопырь, заплясали. Прилетели две бабки-поденки, сели котенку на
уши, чтобы ловчее в хохочущий рот ему заглядывать. Приплыли две плот-
вицы-акулы и ничего не поняли, что тут происходит.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23