Надменное самообладание. Я извлек из кармана «Desert Eagle» (автоматический пистолет калибра 0.50, чья убойная сила (не важно, что это такое) на шестьдесят процентов больше, чем у автоматического пистолета калибра 0.44 (опять же, что это значит — несущественно)), и нажал на спуск. К счастью, пистолет сработал: право слово, я не имел ни малейшего представления, взведен ли он, заряжен и где у него предохранитель. Выстрел прозвучал оглушительно громко, при этом «Eagle» едва не выбило у меня из руки.
Пуля подчистую разнесла лобовое и заднее стекло машины. Мистер Бык, судя по всему, испытывал некоторые затруднения, пытаясь соединить в сознании маячивший у него под носом пистолет, мои слова и брызнувшие, как конфетти, осколки стекла.
— У него пистолет, — объяснил бугаю его дружок, выбравшийся из машины (вне всякого сомнения, затем, чтобы лучше видеть кровавую сцену) и соображавший заметно быстрее, чем его компаньон.
— А теперь давайте-ка: на землю и руки за голову. Сразу почувствуете себя лучше, — скомандовал я.
Им оставалось лишь грызть гудрон, я же еще пару раз выстрелил по машине. Пули со звоном впились в кузов, не причинив тому особо существенных (то есть накладных для хозяина машины) повреждений, хотя я на это весьма рассчитывал. (Юпп потом объяснил мне, что если хочешь изрешетить машину — пусть проветривается, — нужно какое-нибудь скорострельное оружие, а не «Орел», созданный, чтобы с чувством, с толком, с расстановкой укокошить ближнего своего.) Тем не менее я выстрелил еще пару раз. От одного из этих выстрелов хотя бы загорелся бензин. Не то чтобы картинно полыхнул, но язычки пламени все же поубавят потребительскую стоимость машины и ее цену при продаже. Интересно взглянуть, как эти дуболомы будут заполнять страховую анкету...
Что касается грубой силы: это срабатывает. А если она и получает недоброжелательную оценку в прессе, то лишь потому, что люди, занятые прессингом своих ближних, делают это неумело. У риторики есть определенные достоинства, и, может статься, было бы нешуточным достижением наглядно представить этому типу всю недальновидность его враждебного отношения к миру, но это заняло бы слишком много времени, и мы создали бы помеху уличному движению.
Также следует сказать, что презрение нашей братии к средствам физического убеждения восходит к тому далекому прошлому, когда их уделом нередко были костры и подземные казематы, — в то время как тучные мира сего наслаждались массивными золотыми украшениями и податливыми красивыми женщинами, всегда готовыми ублажить власть имущих. Насилие решает все проблемы, превращая эти проблемы в несуществующие. Спросите карфагенян. Спросите греков, кончивших свои дни секретарями у римлян. Спросите филистимлян. Спросите сибаритов. Спросите милетян. Спросите пепел александрийской библиотеки. Поджарьте-ка гоморрцев — слабо?
Раскорячившись, я встал на спины этой парочке, трепетно прижавшейся к земле.
— Вот теперь, пожалуй, я готов поделиться кое-какими соображениями. Просыпаясь сегодня утром, вы, часом, не задумались о том, что вас может ждать смерть на редкость унизительная?
— Нет.
— Что ж, виной всему недостаток воображения.
Наличие пистолета в руке сродни правильно выбранной посылке в сократическом диалоге.
— Человеку следует постоянно размышлять о том, чего он достоин, каждый день проживая как последний. Можете ли вы предложить какой-нибудь довод, который помешает мне отстрелить вам яйца?
— Это было бы незаконно!
Мистер Бык так и не понял, почему над его словами я смеялся до слез. Юпп спокойно созерцал происходящее:
— Черт побери, сроду не видел, чтобы тачку расстреляли так аккуратно!
* * *
Мы поспешно покинули сцену на своих двоих — удивительно, но именно этот метод доказал свою эффективность, коли надо избежать встречи с полицией, прибывающей на место преступления на машинах. Путь наш лежал в «Чикаго» — район заведений, у порога которых общепринятое законодательство Франции теряло свою силу и вступала в действие антимораль: завсегдатаи этого притона скорее предпочли бы, чтобы их близких замариновали на ночь в имбирном соусе с острым перцем, а наутро поджарили бы на решетке и подали на стол каким-нибудь презренным ублюдкам, нежели согласились бы хоть на йоту облегчить жизнь полиции.
Я предавался размышлениям о мистере Быке — мне не давал покоя тот факт, что я бы мог изменить его жизнь; дегустация гудронового покрытия на участке шоссе рядом со старой гаванью могла бы подвигнуть его на осознание того, что вся его прошлая жизнь была ошибкой. Может, только затем я и пришел в этот мир, все перипетии моей судьбы должны были привести меня именно к этой точке: меня тщательно готовили к исполнению одной-единственной миссии. А может, и нет.
Юбер что-то подраскис. Не жалуется, но... Он вообще не жалуется (или не знает, с чего начать?). Одна из самых забавных особенностей этого мироздания состоит в том, что чем больше у вас поводов жаловаться, тем меньше у вас времени на жалобы.
— А что ты таскаешь в сумке?
— Деньги. Хотел от них избавиться.
Юпп шатался по старой гавани (в этом районе множество кафе), предлагая зевакам зачерпнуть пригоршню-другую награбленных нашими тяжкими трудами купюр, лежавших в сумке, как жемчужины в раковине. Праздный люд прохаживался туда-сюда, но ни одна душа не сподобилась подойти и протянуть руку за шуршиками. Может, виной всему облик Юбера: не то кафтан, не то халат в качестве верхней одежды, широко распахнутые глаза, сложение подростка-переростка — все это не способствует занятиям благотворительностью; народ думает, что перед ним какой-нибудь спятивший профессор-самоучка. «Проснувшись утром, они молили Господа ниспослать им денег, а когда я выложил деньги перед ними...»
Путь наш лежал в забегаловку, которую Юбер считал самым крутым баром в «Чикаго», а мне было известно — этот район пользуется славой самого крутого места в Тулоне, учитывая, что последний по праву гордился репутацией самого крутого порта в мире. Место назначения вызывало у меня некоторый скепсис, и, ссылаясь на то, что зубов и непереломанных костей у меня осталось наперечет, я поинтересовался, нельзя ли, коль уж нам приспичило пропустить по стаканчику, отправиться куда-нибудь в другое место, где вероятность подвергнуться нападению все же поменьше.
— Знаешь ли, матерые рецидивисты почему-то не склонны собираться в библиотеках, — огрызнулся мой напарник (странным образом гордясь принадлежностью к сообществу заключенных не меньше, чем я, в соответствующем расположении духа, — к числу кембриджских донов. В конце концов, все мы принадлежим к какому-нибудь кругу). — Может, мне удастся встретить кого-нибудь из знакомых.
— Мне казалось, у тебя были несколько натянутые отношения с сокамерниками.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106
Пуля подчистую разнесла лобовое и заднее стекло машины. Мистер Бык, судя по всему, испытывал некоторые затруднения, пытаясь соединить в сознании маячивший у него под носом пистолет, мои слова и брызнувшие, как конфетти, осколки стекла.
— У него пистолет, — объяснил бугаю его дружок, выбравшийся из машины (вне всякого сомнения, затем, чтобы лучше видеть кровавую сцену) и соображавший заметно быстрее, чем его компаньон.
— А теперь давайте-ка: на землю и руки за голову. Сразу почувствуете себя лучше, — скомандовал я.
Им оставалось лишь грызть гудрон, я же еще пару раз выстрелил по машине. Пули со звоном впились в кузов, не причинив тому особо существенных (то есть накладных для хозяина машины) повреждений, хотя я на это весьма рассчитывал. (Юпп потом объяснил мне, что если хочешь изрешетить машину — пусть проветривается, — нужно какое-нибудь скорострельное оружие, а не «Орел», созданный, чтобы с чувством, с толком, с расстановкой укокошить ближнего своего.) Тем не менее я выстрелил еще пару раз. От одного из этих выстрелов хотя бы загорелся бензин. Не то чтобы картинно полыхнул, но язычки пламени все же поубавят потребительскую стоимость машины и ее цену при продаже. Интересно взглянуть, как эти дуболомы будут заполнять страховую анкету...
Что касается грубой силы: это срабатывает. А если она и получает недоброжелательную оценку в прессе, то лишь потому, что люди, занятые прессингом своих ближних, делают это неумело. У риторики есть определенные достоинства, и, может статься, было бы нешуточным достижением наглядно представить этому типу всю недальновидность его враждебного отношения к миру, но это заняло бы слишком много времени, и мы создали бы помеху уличному движению.
Также следует сказать, что презрение нашей братии к средствам физического убеждения восходит к тому далекому прошлому, когда их уделом нередко были костры и подземные казематы, — в то время как тучные мира сего наслаждались массивными золотыми украшениями и податливыми красивыми женщинами, всегда готовыми ублажить власть имущих. Насилие решает все проблемы, превращая эти проблемы в несуществующие. Спросите карфагенян. Спросите греков, кончивших свои дни секретарями у римлян. Спросите филистимлян. Спросите сибаритов. Спросите милетян. Спросите пепел александрийской библиотеки. Поджарьте-ка гоморрцев — слабо?
Раскорячившись, я встал на спины этой парочке, трепетно прижавшейся к земле.
— Вот теперь, пожалуй, я готов поделиться кое-какими соображениями. Просыпаясь сегодня утром, вы, часом, не задумались о том, что вас может ждать смерть на редкость унизительная?
— Нет.
— Что ж, виной всему недостаток воображения.
Наличие пистолета в руке сродни правильно выбранной посылке в сократическом диалоге.
— Человеку следует постоянно размышлять о том, чего он достоин, каждый день проживая как последний. Можете ли вы предложить какой-нибудь довод, который помешает мне отстрелить вам яйца?
— Это было бы незаконно!
Мистер Бык так и не понял, почему над его словами я смеялся до слез. Юпп спокойно созерцал происходящее:
— Черт побери, сроду не видел, чтобы тачку расстреляли так аккуратно!
* * *
Мы поспешно покинули сцену на своих двоих — удивительно, но именно этот метод доказал свою эффективность, коли надо избежать встречи с полицией, прибывающей на место преступления на машинах. Путь наш лежал в «Чикаго» — район заведений, у порога которых общепринятое законодательство Франции теряло свою силу и вступала в действие антимораль: завсегдатаи этого притона скорее предпочли бы, чтобы их близких замариновали на ночь в имбирном соусе с острым перцем, а наутро поджарили бы на решетке и подали на стол каким-нибудь презренным ублюдкам, нежели согласились бы хоть на йоту облегчить жизнь полиции.
Я предавался размышлениям о мистере Быке — мне не давал покоя тот факт, что я бы мог изменить его жизнь; дегустация гудронового покрытия на участке шоссе рядом со старой гаванью могла бы подвигнуть его на осознание того, что вся его прошлая жизнь была ошибкой. Может, только затем я и пришел в этот мир, все перипетии моей судьбы должны были привести меня именно к этой точке: меня тщательно готовили к исполнению одной-единственной миссии. А может, и нет.
Юбер что-то подраскис. Не жалуется, но... Он вообще не жалуется (или не знает, с чего начать?). Одна из самых забавных особенностей этого мироздания состоит в том, что чем больше у вас поводов жаловаться, тем меньше у вас времени на жалобы.
— А что ты таскаешь в сумке?
— Деньги. Хотел от них избавиться.
Юпп шатался по старой гавани (в этом районе множество кафе), предлагая зевакам зачерпнуть пригоршню-другую награбленных нашими тяжкими трудами купюр, лежавших в сумке, как жемчужины в раковине. Праздный люд прохаживался туда-сюда, но ни одна душа не сподобилась подойти и протянуть руку за шуршиками. Может, виной всему облик Юбера: не то кафтан, не то халат в качестве верхней одежды, широко распахнутые глаза, сложение подростка-переростка — все это не способствует занятиям благотворительностью; народ думает, что перед ним какой-нибудь спятивший профессор-самоучка. «Проснувшись утром, они молили Господа ниспослать им денег, а когда я выложил деньги перед ними...»
Путь наш лежал в забегаловку, которую Юбер считал самым крутым баром в «Чикаго», а мне было известно — этот район пользуется славой самого крутого места в Тулоне, учитывая, что последний по праву гордился репутацией самого крутого порта в мире. Место назначения вызывало у меня некоторый скепсис, и, ссылаясь на то, что зубов и непереломанных костей у меня осталось наперечет, я поинтересовался, нельзя ли, коль уж нам приспичило пропустить по стаканчику, отправиться куда-нибудь в другое место, где вероятность подвергнуться нападению все же поменьше.
— Знаешь ли, матерые рецидивисты почему-то не склонны собираться в библиотеках, — огрызнулся мой напарник (странным образом гордясь принадлежностью к сообществу заключенных не меньше, чем я, в соответствующем расположении духа, — к числу кембриджских донов. В конце концов, все мы принадлежим к какому-нибудь кругу). — Может, мне удастся встретить кого-нибудь из знакомых.
— Мне казалось, у тебя были несколько натянутые отношения с сокамерниками.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106