»
Я было подумал, что это шутка, но оказалось, что нет. Я так и не смог понять, хотя минуло множество лет и эта сценка неоднократно всплывала у меня перед глазами, был ли то мгновенный порыв или же барышня решила все заранее. Помнится, как-то раз, по другому случаю, она заявила, что хочет стать красавицей, — примерно так, как иные говорят, что хотят стать врачом, торговцем, банкиром или зоологом.
— Философ и поэт. — Она облизнула губы. — Что за сочетание!
Дежурная банальность, но большинство образованных женщин проходят через фазу — длится она несколько недель, — когда им кажется, будто философия — чрезвычайно важная штука. Главное, это дело не проворонить — и можно брать их тепленькими. Как ни странно, перспектива закончить вечер, потакая капризу Трикси, меня почему-то не вдохновляла (может, всему виной — поэтические таланты Артура), но я был в том возрасте, когда немыслимо отступиться от чего бы то ни было, попахивающего наслаждением или изысканным пороком, наоборот, стоит чему-то такому замаячить на горизонте, как бросаешься во все тяжкие, считая своим долгом это не упустить.
В нашем трио мне выпало быть внизу, и, лежа на спине, я думал лишь об одном: Артуровы занятия поэзией, по-хорошему, должны бы исключать для него возможность занятий вроде того, которому мы в тот момент предавались. Трикси же, казалось, пребывала от восторга на седьмом небе, но, в конце концов, она была той еще лицедейкой. Мое равнодушие они истолковали совершенно превратно, списав его на усталость от любовных подвигов; «Ты так холоден, Эдди... Неужто ты только этим и занимаешься?!»
Все так же ожидая поезда
Я перевел взгляд от хитросплетений тел, восьминогих пауков о двух спинах, гланд, обложенных ангиной, причиной коей — любовь к леденцам весьма своеобразным, телесных соков на сочных телах распутниц, к воплощению суеты вавилонской, тикавшему на моем запястье. До отхода нашего поезда оставалось лишь несколько минут.
Юбер рассеянно расхаживал по магазинчику, рассматривая все это добро, однако раз за разом возвращался к одному и тому же журнальчику на полке. Журнал принадлежал к числу банальных изданий, которые встречают вас в любом газетном ларьке или захудалой книжной лавке: на страницах его женщины предавались одиноким радостям. Заинтересовавшее Юппа произведение полиграфии было уценено и явно завалялось на полке лишь потому, что владелец магазинчика не исключал: вдруг кому-то из клиентов захочется полюбоваться на простое старомодное рукоблудие. Девица на обложке была той еще оторвой — из лапушек, что ни при каких условиях не потупят глазки в землю. Мужчины кажутся баранами, едва им говорят «сейчас вылетит птичка», тогда как женщины почему-то всегда лезут в кадр и при этом смотрят на мир сверху вниз, пусть даже на них нет ничего, чтобы прикрыть срам, кроме капельки духов (что бы там Шопенгауэр ни говорил об убожестве женской души). Юпп долго держал журнал перед глазами — более чем достаточно, чтобы обложка врезалась в сознание до мельчайших деталей, а потом вяло поставил его на полку. Мы вышли.
На полпути к перрону Юпп вдруг резко остановился и, бросив мне: «Подожди», трусцой устремился обратно в магазинчик, чтобы вынырнуть из него уже с журналом в руках. «Этот ее взгляд!»
Само...
Хиромантия. Помесь рукоблудия с гаданием... Занятие любовью с невидимым партнером. Утешительный приз матушки-природы. У нас руки той самой длины, чтобы доставали...
Поезд как способ замести следы
Все выезды из Монпелье были блокированы. Усиленные посты на дорогах. Юпп помахал им ручкой из окна поезда. Вой сирен. Несомненно, полиция испытывала сильную потребность продемонстрировать всем и каждому, что она — при исполнении. Не знаю уж почему, мне вспомнилось, как в 1641 году запорожские казаки взяли Азов. До Тулона было три часа езды, поэтому я вытащил одно из лоэбовских изданий и погрузился в чтение.
— Славный денек выдался, — подвел Юпп итог, — только... все одно и то же... Как на службу ходишь...
— И философии в том, что мы делаем, все меньше... Может, пора придумать самим какой-нибудь новый философский подход?
— Да, послушай... Уходить на покой надо... красиво. Чтобы запомнилось... С ограблениями пора кончать. Еще одно, под занавес, — и баста. Но оно должно быть таким, чтоб нас уже никто не смог переплюнуть. Что-нибудь вроде прощальных гастролей в Париже... А потом — потом я займусь чем-нибудь еще... — Слова звучали все глуше — Юбер проваливался в сон. «Как же давно он не высыпался», — подумал я.
Я погрузился в лоэбовского Диогена. Обычно в дорогу я беру тойбнеровские или оксфордские издания (знай, мол, наших), но из Англии я бежал в такой спешке, что искать нужный том мне было недосуг, и я прихватил лоэбовскую книжку, смахнув с нее многолетнюю пыль. Перелистнув очередную страницу, я случайно потревожил лежащий в книге клочок бумаги с нацарапанным на нем «Спасибо!» — и тот спланировал на пол.
Закон не имеет обратной силы?
Естественно, лучший способ уберечь нежную юную девушку, покинувшую на свой страх и риск отчий дом в провинции и приехавшую в Лондон без денег, от лишенных совести беспринципных насильников — взять их работу на себя.
Ибо покуда вы самолично бдите за юной особой, как ветхозаветный пророк за народом Израилевым, вы (a) точно знаете, где она и что она, ей не удастся тайком улизнуть из дома и связаться с дурной компанией — только через ваш труп, и (b) у барышни нет никаких шансов предаться плотским пляскам с одним из явно недостойных ее субъектов по той причине, что подобное безобразие не укроется от вашего всевидящего ока; право, это один из самых действенных способов удержать юных девиц от морального падения.
Каждому из нас доводилось, только-только насладившись эротическим единением с барышней (сплошной шарм и очарование — мы о такой не смели и мечтать!), покуда она плещется под душем, судорожно извлечь откуда-нибудь из сумочки ее паспорт и, погрузившись в его изучение (я лично прочел все, включая засунутые под обложку записки), обнаружить, что ряд цифр, который, надеялись вы, не более чем серия документа, на самом деле является датой рождения... После чего, трижды произведя некоторые вычисления, сперва на бумаге, а потом и с помощью калькулятора, вы осознаете, что содеянное вами не только аморально — это-то еще полбеды, с чувством вины еще можно жить, но и незаконно — и тут уже не до шуток.
Я воочию мог себе представить прокурора, в чьем голосе слышатся еле сдерживаемые рыдания: «Итак, доктор Гроббс, вы купили девушке билет до Кембриджа, предложили ей стол и кров — и все только потому, что вам было известно ее стесненное материальное положение? На это вас подтолкнула исключительно трогательная забота о юной леди?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106
Я было подумал, что это шутка, но оказалось, что нет. Я так и не смог понять, хотя минуло множество лет и эта сценка неоднократно всплывала у меня перед глазами, был ли то мгновенный порыв или же барышня решила все заранее. Помнится, как-то раз, по другому случаю, она заявила, что хочет стать красавицей, — примерно так, как иные говорят, что хотят стать врачом, торговцем, банкиром или зоологом.
— Философ и поэт. — Она облизнула губы. — Что за сочетание!
Дежурная банальность, но большинство образованных женщин проходят через фазу — длится она несколько недель, — когда им кажется, будто философия — чрезвычайно важная штука. Главное, это дело не проворонить — и можно брать их тепленькими. Как ни странно, перспектива закончить вечер, потакая капризу Трикси, меня почему-то не вдохновляла (может, всему виной — поэтические таланты Артура), но я был в том возрасте, когда немыслимо отступиться от чего бы то ни было, попахивающего наслаждением или изысканным пороком, наоборот, стоит чему-то такому замаячить на горизонте, как бросаешься во все тяжкие, считая своим долгом это не упустить.
В нашем трио мне выпало быть внизу, и, лежа на спине, я думал лишь об одном: Артуровы занятия поэзией, по-хорошему, должны бы исключать для него возможность занятий вроде того, которому мы в тот момент предавались. Трикси же, казалось, пребывала от восторга на седьмом небе, но, в конце концов, она была той еще лицедейкой. Мое равнодушие они истолковали совершенно превратно, списав его на усталость от любовных подвигов; «Ты так холоден, Эдди... Неужто ты только этим и занимаешься?!»
Все так же ожидая поезда
Я перевел взгляд от хитросплетений тел, восьминогих пауков о двух спинах, гланд, обложенных ангиной, причиной коей — любовь к леденцам весьма своеобразным, телесных соков на сочных телах распутниц, к воплощению суеты вавилонской, тикавшему на моем запястье. До отхода нашего поезда оставалось лишь несколько минут.
Юбер рассеянно расхаживал по магазинчику, рассматривая все это добро, однако раз за разом возвращался к одному и тому же журнальчику на полке. Журнал принадлежал к числу банальных изданий, которые встречают вас в любом газетном ларьке или захудалой книжной лавке: на страницах его женщины предавались одиноким радостям. Заинтересовавшее Юппа произведение полиграфии было уценено и явно завалялось на полке лишь потому, что владелец магазинчика не исключал: вдруг кому-то из клиентов захочется полюбоваться на простое старомодное рукоблудие. Девица на обложке была той еще оторвой — из лапушек, что ни при каких условиях не потупят глазки в землю. Мужчины кажутся баранами, едва им говорят «сейчас вылетит птичка», тогда как женщины почему-то всегда лезут в кадр и при этом смотрят на мир сверху вниз, пусть даже на них нет ничего, чтобы прикрыть срам, кроме капельки духов (что бы там Шопенгауэр ни говорил об убожестве женской души). Юпп долго держал журнал перед глазами — более чем достаточно, чтобы обложка врезалась в сознание до мельчайших деталей, а потом вяло поставил его на полку. Мы вышли.
На полпути к перрону Юпп вдруг резко остановился и, бросив мне: «Подожди», трусцой устремился обратно в магазинчик, чтобы вынырнуть из него уже с журналом в руках. «Этот ее взгляд!»
Само...
Хиромантия. Помесь рукоблудия с гаданием... Занятие любовью с невидимым партнером. Утешительный приз матушки-природы. У нас руки той самой длины, чтобы доставали...
Поезд как способ замести следы
Все выезды из Монпелье были блокированы. Усиленные посты на дорогах. Юпп помахал им ручкой из окна поезда. Вой сирен. Несомненно, полиция испытывала сильную потребность продемонстрировать всем и каждому, что она — при исполнении. Не знаю уж почему, мне вспомнилось, как в 1641 году запорожские казаки взяли Азов. До Тулона было три часа езды, поэтому я вытащил одно из лоэбовских изданий и погрузился в чтение.
— Славный денек выдался, — подвел Юпп итог, — только... все одно и то же... Как на службу ходишь...
— И философии в том, что мы делаем, все меньше... Может, пора придумать самим какой-нибудь новый философский подход?
— Да, послушай... Уходить на покой надо... красиво. Чтобы запомнилось... С ограблениями пора кончать. Еще одно, под занавес, — и баста. Но оно должно быть таким, чтоб нас уже никто не смог переплюнуть. Что-нибудь вроде прощальных гастролей в Париже... А потом — потом я займусь чем-нибудь еще... — Слова звучали все глуше — Юбер проваливался в сон. «Как же давно он не высыпался», — подумал я.
Я погрузился в лоэбовского Диогена. Обычно в дорогу я беру тойбнеровские или оксфордские издания (знай, мол, наших), но из Англии я бежал в такой спешке, что искать нужный том мне было недосуг, и я прихватил лоэбовскую книжку, смахнув с нее многолетнюю пыль. Перелистнув очередную страницу, я случайно потревожил лежащий в книге клочок бумаги с нацарапанным на нем «Спасибо!» — и тот спланировал на пол.
Закон не имеет обратной силы?
Естественно, лучший способ уберечь нежную юную девушку, покинувшую на свой страх и риск отчий дом в провинции и приехавшую в Лондон без денег, от лишенных совести беспринципных насильников — взять их работу на себя.
Ибо покуда вы самолично бдите за юной особой, как ветхозаветный пророк за народом Израилевым, вы (a) точно знаете, где она и что она, ей не удастся тайком улизнуть из дома и связаться с дурной компанией — только через ваш труп, и (b) у барышни нет никаких шансов предаться плотским пляскам с одним из явно недостойных ее субъектов по той причине, что подобное безобразие не укроется от вашего всевидящего ока; право, это один из самых действенных способов удержать юных девиц от морального падения.
Каждому из нас доводилось, только-только насладившись эротическим единением с барышней (сплошной шарм и очарование — мы о такой не смели и мечтать!), покуда она плещется под душем, судорожно извлечь откуда-нибудь из сумочки ее паспорт и, погрузившись в его изучение (я лично прочел все, включая засунутые под обложку записки), обнаружить, что ряд цифр, который, надеялись вы, не более чем серия документа, на самом деле является датой рождения... После чего, трижды произведя некоторые вычисления, сперва на бумаге, а потом и с помощью калькулятора, вы осознаете, что содеянное вами не только аморально — это-то еще полбеды, с чувством вины еще можно жить, но и незаконно — и тут уже не до шуток.
Я воочию мог себе представить прокурора, в чьем голосе слышатся еле сдерживаемые рыдания: «Итак, доктор Гроббс, вы купили девушке билет до Кембриджа, предложили ей стол и кров — и все только потому, что вам было известно ее стесненное материальное положение? На это вас подтолкнула исключительно трогательная забота о юной леди?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106