ТВОРЧЕСТВО

ПОЗНАНИЕ

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

Развертывается одна из самых популярных философских пантомим: «о да, именно так» — «о нет, именно не так». Кто кого сметет с дороги — академический вариант.
Вечером накануне заседания я возвращался в номер, мучительно размышляя — выпить ли мне сперва четвертинку кокосового ликера и «заpolarовать» водкой «Polar Sun» или разом согреть душу их смесью и насколько гармонично впишется в этот ансамбль бутылка красного. Погруженный в глубокую задумчивость, я поднимался по лестнице. Когда путь мне преградила дверь пожарного выхода (как мне говорили, пожарные двери предназначены для повышения безопасности постояльцев гостиницы), я с досадой толкнул ее и пошел дальше. Сознание мое было всецело занято выяснением того, какой стимулятор был бы желательнее вечером накануне грядущего семинара, поэтому я не придал никакого значения тому, что произойдет с дверью после моего прохода.
С дверью произошло то, что после моего прохождения она вернулась в обычное положение — предварительно съездив по физиономии Цванцингера, шедшего на шаг позади меня с подносом. На подносе покоились двенадцать печенин и дымящийся чайник — идиллический набор для чаепития перед отходом ко сну. На Цванцингера я обратил внимание, лишь заслышав его вопль, который философ издавал, пересчитывая спиной ступеньки под звяканье катящегося следом чайника. Итогом сего путешествия вниз по лестнице, ведущей вверх, оказались: трещина черепа, сломанная рука, перелом ноги и покрытая накипью мошонка.
Увозимый на медицинской каталке, Цванцингер, улучив паузу между стонами боли, весьма нетактично — в выражениях горьких и незаслуженных — обвинил во всех своих увечьях меня. Самое интересное в этой истории — то, как смотрели на меня коллеги, покуда Цванцингера везли через гостиничный холл. Они отводили от меня глаза — чтобы тут же взглянуть вновь. В их взорах читались не осуждение, не упрек, нет. То были застенчивые взгляды восхищения и удивления: вот кто-то перешел тебе дорогу, а ты — ты с ним разделался, разбил в пух и прах. Я вовсе не поимел на свою голову неприятностей. Лишь получил сразу несколько приглашений на конференции.
Стражи закона, крушащие дверь: настоящее 2.21
Когда один из стражей закона, который был, очевидно, у них за главного, обратился ко мне по-немецки, я почувствовал легкий укол тревоги. Неужто я по пьяной лавочке попал в Германию? Отвечая — из положения лежа на полу с заломленными руками, — я поймал себя на том, что в моем голосе прорезаются, несомненно, тевтонские интонации — этакое сдавленное хрюканье. Интересно, есть ли у них в тюремной библиотеке Шиллер или Гельдерлин: у меня все руки не доходили прочесть ни того ни другого.
Однако, когда меня вытащили на марсельское солнце — все еще не очень-то властного над реальностью, данной мне в ощущениях, — я осознал, что попал в лапы французской полиции, представителям которой — неведомо почему — приспичило поупражняться в немецком.
Единственная причина ареста, которая приходила мне в голову, — мои финансовые операции, осуществляемые со счетов французских банков, не встретили должного понимания у властей. Я даже почувствовал некоторое облегчение. Марсель начинал действовать мне на нервы. Что до отсидки — она казалась мне даже желанной, ибо я вынужден был признать, что единственный способ засадить себя за работу над книгой — загреметь в тюрягу.
На мой вкус было слишком рано для ведения светских бесед: меня волновало лишь одно — могу ли я, попав в участок, надеяться на то, что мне удастся опохмелиться. Как выяснилось, конвоиры мои тоже не отличались разговорчивостью: они лишь попытались выяснить у меня что-то про Ангулем. Вряд ли я мог чем-нибудь им помочь. Я лишь недоуменно икнул, вслед за чем меня вывернуло — и я непритязательно сблевал (вдвойне гнусное занятие, если учесть, что ваши руки в этот момент скованы наручниками). То была несколько запоздалая и неуместная в данной ситуации попытка моего тела избавиться от хмельного яда и спасти мою печень. Исход спиртного из моего желудка положил предел беседе и прервал установившуюся было коммуникацию.
Весь мой вид вопиял о том, что я — старая развалина (каковой я на самом деле и являюсь), поэтому полицейские отнеслись ко мне почти сердечно. Они искренне пытались вернуть меня к реальности, так что вскоре я проникся глубоким сочувствием к себе, своей печени, своей комплекции, а также к беженцам и репатриантам всех национальностей. Я начинал понимать, почему всевозможные победительницы конкурсов красоты любят подчеркивать в интервью, как занимают их проблемы этих несчастных.
Мудрость штукатура с татуировкой на члене
Я позабыл проповедь, прочитанную сокамерником, с которым мне выпало коротать ночь в кутузке на Майл Энд. «Не колись, и все. Не фиг себя сдавать. Они получают за это деньги — так пусть и отрабатывают; зачем делать работу за чужого дядю?! И еще — не дай тебе бог недооценить их тупость! Будь у них мозги — стали бы они работать в полиции?»
Я был готов с радостью подписать любое признание, взяв на себя ответственность не только за ограбление банков, но и за плачевное состояние кулинарного искусства в Англии, покалеченный нос Египетского Сфинкса, экологию Южного моря, Шлезвиг-Гольштинский кризис, появление бородавок на спине камышовой жабы, пожар Александрийской библиотеки, отравление Распутина.
Что лишь доказывает: будьте осторожны, когда начинаете считать, будто вам понятно, что здесь происходит, Например:
Стражи закона, ломящиеся в дверь
Картинка из прошлого (бесплатное приложение)
Единственный совет, который я могу дать: если полиция ломится в дверь (а вы — отнюдь не в неизвестной квартире, трезвы, одеты и помните ваши преступные деяния за последний период с яркостью, свойственной лишь очень одаренным натурам) — уверьтесь, что у них нет никаких серьезных оснований, а на самом деле и вовсе никаких оснований штурмовать вход в данное человеческое обиталище.
Полиция полагала, что у нее есть вполне увесистые основания поступать таким образом. Они вели меня от самого аэропорта. Я прилетел из Колумбии, имея при себе четыре кило кокаина, упакованного в специально подготовленное для этой цели издание «Жизнеописания знаменитых философов» Диогена Лаэртского.
Зак, заславший меня туда почтовой лошадкой — тот, который имел проблемы с копами из-за своей любви чуть больше, чем нужно притопить педаль акселератора, и чьи незаконные операции приносили ему, по самым осторожным подсчетам, около миллиона в год, — Зак выглядел так, словно он проглотил осиновый кол, весь в сучках и занозах.
Зачем я в это ввязался? Всем нам свойственно стремление по мере сил разделять интересы ближнего, а Зак проявил искреннее — и весьма настойчивое — желание ввести меня в тонкости контрабандной торговли.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106