Он заглянул сквозь сетчатую дверь в пустую гостиную и услышал приглушенный голос Эйприл. Черт бы все это побрал.
Он пошел за ней. Она стояла спиной к нему, упершись лбом в руку, лежавшую на кухонном шкафчике.
– Ты же знаешь, насколько все это мне небезразлично, – говорила она так тихо, что он едва различал слова. – Позвони мне утром. Договорились.
Прошло слишком много десятилетий с тех пор, как он ощущал эти беспощадные уколы ревности, и поэтому пришлось сосредоточиться на лежавшей на рабочем столе брошюре. Едва он поднял ее, Эйприл закрыла флип и ткнула им в брошюру.
– Это группа, с которой я работаю. Там одни добровольцы.
– «Харт-гэлери»? Никогда не слышал.
– Она состоит из профессиональных фотографов, которые бесплатно делают поразительные портреты детей-сирот из приютов. Мы выставляем их в местных галереях. Они более трогательные, чем те безликие снимки, которые делают в социальной службе, и благодаря этим выставкам множество малышей нашли себе семьи.
– И давно ты этим занимаешься?
– Почти пять лет.
Она снова пошла к ведущей на крыльцо двери.
– Я начала с того, что готовила детей к съемкам. Подбирала одежду, которая отражала бы их характеры, помогала им почувствовать себя свободно. Теперь мне даже доверили самой снимать портреты! По крайней мере я снимала, пока не приехала сюда. Ты просто не поверишь, как все это мне нравится!
Он сунул в карман брошюру и пошел за ней. Очень хотелось спросить о том парне, кто ей звонил, но он молчал.
– Удивительно, что ты так и не вышла замуж.
Она взяла пузырек с лаком и снова принялась за свое занятие.
– К тому времени, как я достаточно отрезвела, чтобы думать о замужестве, всякий интерес пропал.
– Не могу представить тебя без мужчины.
– Прекрати выуживать информацию.
– Не совсем так. Просто стараюсь понять, какой ты стала.
– Проводишь опрос, – сухо констатировала она.
– Полагаю.
– Пытаешься узнать, осталась ли я все той же дурной девчонкой, полностью ответственной за падение бесчисленных хороших парней, слишком слабых, чтобы держать штаны застегнутыми.
– Что-то в этом роде.
Она подула на большой палец.
– Интересно, кто та брюнетка, которая приезжала на прошлой неделе вместе с твоей свитой? Камердинер?
– Весьма опытная помощница, которую я ни разу не видел голой. Итак, ты к кому-то относишься всерьез?
– Естественно. К себе.
– Это хорошо.
Она вытерла с пальца мазок лака.
– Лучше расскажи о себе и Марли. Сколько вы были женаты? Пять минут?
– Полтора года. Древняя история. Мне было сорок два, и я считал, что пора остепениться. Она была молода, красива и мила – по крайней мере тогда я так думал. Мне нравился ее голос. И сейчас нравится. Демоны сидели смирно, пока мы не поженились и не обнаружили, что ненавидим друг в друге абсолютно все. Хочу признаться, что эта женщина терпеть не могла сарказма и не выносила никакой критики. Но все было не так плохо. Я получил Райли.
После Марли у него были две долгие связи, широко освещавшиеся в прессе. И хотя Джек вроде бы любил обеих женщин, в этих отношениях отсутствовало что-то главное, а имея за плечами один неудачный брак, он не спешил решиться на другой.
Эйприл докрасила ногти, закрыла пузырек и опустила на ступеньку бесконечно длинные ноги.
– Не отсылай Райли, Джек. Ни в летний лагерь, ни к сестре Марли, а особенно в пансион. Пусть она живет с тобой.
– Не могу. Впереди турне. Что прикажешь с ней делать? Запирать в номере отеля?
– Что-нибудь придумаешь.
– Ты слишком в меня веришь, – вздохнул он, глядя на жалкое подобие палисадника. – Райли рассказала тебе о прошлой ночи? О Дине?
Она мгновенно вскинула голову, как львица, почуявшая, что детенышу грозит опасность.
– Что?!
Он уселся на верхнюю ступеньку и смущенно поведал о случившемся.
– Я не пытаюсь оправдать себя, – закончил он, – но Райли вопила во всю глотку, а он гнался за ней.
Эйприл порывисто встала.
– Он и волоска бы на ее голове не тронул. Поверить не могу, что ты ударил его! Повезло еще, что он не сломал твою дурацкую шею.
Она и тут была права. Хотя Джек держался в форме: иначе просто не выдержать многочасовые концерты, бывшие его «торговой маркой», все равно вряд ли мог бы сладить с тридцатиоднолетним профессиональным спортсменом.
– Это еще не все, – добавил он, поднимаясь. – Потом мы с Дином поговорили... вернее, говорил я. Признался во всех своих грехах. Абсолютная честность. Нет нужды говорить, как он был потрясен.
– Оставь его в покое, Джек, – устало бросила она. – Достаточно он нахлебался дерьма от нас обоих.
– Верно, – кивнул он. – Пожалуй, лучше не будить Райли. Ничего, если она переночует у тебя?
– Разумеется.
Она отвернулась, шагнула к двери, и он почти сбежал вниз.
Почти. Но не совсем.
– Неужели тебе нисколько не любопытно? – спросил он, оглядываясь. – Неужели не хочешь знать, как сложилось бы у нас теперь?
Ее рука замерла на дверной ручке. Прошло несколько долгих секунд, прежде чем он услышал голос, удивительно напоминавший лязг металла:
– Ни в малейшей степени.
Райли не слышала, о чем говорили отец и Эйприл, но их голоса разбудили ее. Было так приятно лежать и знать, что они беседуют. Они вместе сделали Дина, так что, наверное, когда-то любили друг друга.
Райли почесала ногу большим пальцем другой. Сегодня было так весело, что она совсем забыла о своих бедах. Эйприл давала ей здоровские задания: поискать цветов для букета или принести воды для маляров. А днем они с Дином катались на велосипедах. Езда по гравию требовала немалых усилий, но он ни разу не назвал ее дурой и тупицей и даже попросил побросать ему завтра мяч для тренировки. При мысли об этом она нервничала и волновалась, наверное, все обойдется. Правда, очень не хватало Блу, но когда она спросила о ней Дина, тот перевел разговор на другие темы. Райли надеялась, что он и Блу не разорвали помолвку. Ее ма только этим и занималась.
Она услышала шаги Эйприл и, натянув простыню до подбородка, замерла на случай, если та решит перед сном взглянуть на нее. РаЙли уже заметила, что Эйприл беспокоится о ней.
Через несколько дней Блу сказала себе, что Дин хорошо сделал, забыв о ней. Кроме того, ей необходимы силы и здравый смысл, чтобы справляться с Нитой.
И все же она ужасно по нему тосковала. Хотелось бы верить, что и он скучает по ней. Но зачем ему она? Он ведь получил, что хотел.
Старое доброе одиночество вновь стало ее спутником. Нита решила, что должна быть на портрете рядом с Танго, но при этом требовала, чтобы Блу нарисовала не ее теперешнюю, а какой она была когда-то. Это потребовало многочасового копания в альбомах с вырезками и фотографиями. Увенчанный алым ногтем палец Ниты тыкал то в одну страницу, то в другую, указывая на недостатки тех, в чьей компании она фотографировалась:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101