Понял, как надо работать? Высший пилотаж. Если его и прижмут, то ответ простой — дескать, сказал, что шеф и Муса друг дружку любят и оторваться один от другого не могут. Все дела. А нам теперь ночами не спать — будем ломать головы, кто же это против нас играет и не зря ли мы так своим партнерам доверяем. Папа Гриша небось едет к себе в гостиницу и хохочет. Согласен со мной?
Платон как-то странно посмотрел на Ларри. Он преклонялся перед его коммерческим талантом, высоко ценил фантастическую работоспособность, умение работать с криминальным миром, разветвленные связи и выдержку. Он знал, что сказанное Ларри слово будет с железной неизбежностью претворено в дело. Но выдающиеся исполнительские качества Ларри, похоже, служили лишь удобной завесой для чего-то тщательно скрываемого и потому существенно более ценного — Платон впервые отчетливо увидел, что рядом с ним все эти годы находился человек, чья способность к анализу не уступала его собственной И он встревожился. Не потому, что встретил равного, а потому, что равенство это по каким-то, известным только самому Ларри, причинам было скрыто и тщательно оберегалось от постороннего глаза. Если бы не чрезвычайные обстоятельства, кто знает, сколь долго еще могла бы сохраняться эта тайна. Платон поймал взгляд Ларри, и ему вдруг показалось, что тот читает его мысли, как открытую книгу. От этого ощущения Платону стало зябко.
— Ладно, — неожиданно весело сказал Ларри и надул щеки, отчего его усы смешно растопырились, — Пойдем к столу. Слышишь, там Марик опять с Лукачевым сцепился. Объясняют друг другу, как надо машины торговать. Пора разнимать. Если директор через полчаса не объявится, надо расходиться. А то у меня в час переговоры начинаются,
Платон разгадывает ребус
Назавтра Платону так и не удалось улететь. Ларри позвонил ему в восемь утра, разбудил, говорил какие-то странные вещи и напоследок попросил, чтобы Платон обязательно дождался на даче, когда Ларри пришлет за ним машину сопровождения. Платон попытался взбрыкнуть, кричал, что у него и свое сопровождение есть, но потом сдался. Ночной разговор с Ларри встревожил его больше, чем можно было ожидать. И, конечно же, ему сильно не понравилось, что директор Завода так и не появился в клубе. В инфокаровский бизнес явно вторгалось неизвестное, беспокоящее начало. Платон начал понимать, что вся сложившаяся система взаимоотношений — система, построенная на допущении об абсолютной надежности тылов, на гипотезе о полной тождественности интересов, доказанной десятилетиями дружбы, — в любой момент может дать трещину.
Как ни странно, это понимание было вызвано к жизни вовсе не рассуждениями Ларри, логически, надо признать, безупречными, и не спектаклем, мастерски разыгранным папой Гришей. Оно возникло в тот момент, когда, глядя в желтые, с искорками, глаза Ларри, Платон внезапно увидел перед собой совершенно незнакомого ему человека. Ведь он всегда воспринимал Ларри всего лишь как исключительно надежную и безотказную машину для претворения в жизнь замышляемых им, Платоном, схем и принимаемых Платоном же решений. А машина оказалась мыслящей. Значит, подобное возможно и с другими Как же он не увидел раньше и не почувствовал очевидного — того, о чем с такой легкостью говорил Ларри: если очень хочется, то можно, даже если нельзя. Ураган материального интереса способен разнести в щепки любую старую дружбу. Конечно, Платон сам виноват. Он должен был выстроить надежную защиту. Слишком многое он своими руками отдал Мусе, передоверив ему и значительную часть контактов с заводским руководством, и всю систему безопасности «Инфокара».
Он сам создал условия, когда любая интрига может быть реализована без каких-либо препятствий. Если, конечно, не считать препятствием сорок лет дружбы.
До сих пор Платон и на мгновение не допускал, что Муса его предал. Но то, что это может произойти в любую минуту и что последствия будут ужасны, он осознавал все отчетливее. Ему даже хотелось быть благодарным Ларри за это новое понимание, но благодарность гасла, не успев родиться, — мешало ощущение беды.
Платон вдруг увидел надвигающееся одиночество.
* * *
…Как завороженный, стоял Платон у могилы Петьки Кирсанова, слушал речь директора, что-то говорил сам. Потом бросил горсть земли на крышку гроба и отошел в сторону, прикрываемый плотным кольцом людей в бронежилетах. Вдруг рядом с ним, неизвестно как, образовался Ларри.
— Вот что, — решительно произнес Платон. — Пока не разберемся, в чем тут дело, из-за чего грохнули Петьку, почему взорвали банк и зачем весь этот цирк, я никуда не уеду. Пока я не буду точно знать, что у нас здесь творится, с места не тронусь. Скажи, пусть меня везут в клуб.
Оказавшись в клубе, Платон заперся у себя в кабинете, приказал ни с кем не соединять, на любые вопросы отвечать, что он улетел за границу, схватил лист бумаги, карандаш и стал рисовать загогулины. Он рисовал почти час. Потом потребовал соединить его с Марией и принялся диктовать. К вечеру в клуб, сквозь тройное кольцо охраны, потянулись курьеры с документами. Курьеры отдавали бумаги администратору, связывались по телефону с Марией, выслушивали дальнейшие указания, по-военному говорили «есть» и отбывали по назначенным им маршрутам.
Больше никого в клуб не допускали. Марк, появившийся после похорон с толпой посетителей, был отправлен восвояси под тем предлогом, что помещения срочно потребовали химобработки и вообще глобальной уборки. Он долго поводил носом, чувствуя нечто необычное, но был вынужден уехать. Администраторы стояли насмерть. Мария перевела офис на военное положение. Единственным человеком, получавшим точную информацию, был Ларри. Он съездил на поминки, выпил несколько рюмок, сказал речь, а потом вернулся в контору, вызвал Федора Федоровича, рассмотрел вместе с ним надиктованные Платоном заметки и впрягся в работу.
Около полуночи Ларри вызвонили из клуба по мобильному телефону.
— Можете сейчас приехать? — спросил администратор. — У нас есть для вас документы. Это означало, что Платон зовет в гости.
— Что это? — спросил Платон, тряся листками бумаги, когда Ларри вошел к нему в кабинет. — Кто-нибудь про это знает?
У него в руках был договор с Первым Народным банком о покупке векселя на три миллиона долларов. И две платежки, подтверждающие перевод на счет этого же банка указанной в договоре суммы.
— Первый раз вижу, — констатировал Ларри, изучив бумаги. — Просто первый раз.
— Это Петина подпись?
— Да, — кивнули Ларри и Федор Федорович.
— Ну что? Нашли ответ? Что это за банк?
Федор Федорович повернулся на стуле и нажал на кнопку звонка.
— Снимите копию, — вежливо попросил он вошедшего администратора.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211