.. Покинуть родной дом! – Тётя Ариадна Аркадьевна в ужасе взмахнула руками, и Кошмар тяжело шмякнулся на пол, едва успел вытянуть лапы, но тут же с громчайшим хрипо-сипо-стоном повалился на бок.
Он лежал, стонал усиленно и натужно, а тётя Ариадна Аркадьевна даже не взглянула на любимца-проходимца. Очень нервно теребя косички – то одну, то другую, то обе вместе, – она торопливо-торопливо говорила:
– Я не буду потакать твоим сумасбродствам! Не имею права! Пока ты живёшь здесь, ты должна слушаться меня беспрекословно! Ни в какой поход ты не пойдешь! Девочка с жутким именем завтра же отправляется домой! И ты… ты… ты тоже отправляйся домой… если, конечно, хочешь… Неужели, неужели ты способна на такой чудовищный поступок, как… нелепый куда-то поход?
Она спросила так недоуменно, что вопрос прозвучал почти по-детски, беспомощно. Зато ответ этой милой Людмилы оказался по-взрослому спокойным и рассудительным:
– Мы ещё всё не один раз обсудим. Я даже не теряю надежды, что вы, дорогая тётечка, согласитесь с нами полностью и с удовольствием примете участие в походе.
– Ты полагаешь… – гневно возвысила голос тётя Ариадна Аркадьевна, но растерянно замолчала, словно не решаясь досказать мысль, бессильно опустилась на стул и печально закончила: – Мне смешно…
Кошмар обеспокоенно вскочил на лапы, выгнулся крутой дугой, потянулся, предостерегающе мяргнул и с очень большим презрением фыркнул. Видимо, своим кошмарным умишечком он уловил, что его благодетельница и не собирается любить эту неприятнейшую особку.
И с гордо поднятой головой Кошмар важно прошествовал на кухоньку, абсолютно уже убеждённый, что сейчас-то благодетельница немедленно и стремительно последует за ним, откроет холодильник и… Плотоядно прорычав, Кошмар приготовился уничтожать вкусную пищу.
Но – что это?!
Это – что?!
Благодетельница не только не бросилась немедленно и стремительно за своим любимцем-проходимцем, а продолжала разговаривать:
– Завтра же девочка с жутко-ужасным именем должна быть возвращена семье!
В ответ после весьма продолжительного молчания раздался сдержанный, но решительный голос:
– Девочка сама решит всё сама.Она живёт в таких условиях, что почти не дышит свежим воздухом. Её заопекали! А когда она поживёт хотя бы немножечко настоящей нормальной человеческой жизнью, то больше уже не позволит переопекать себя. Я умоляю вас, дорогая тётечка, пойти с нами в многодневный поход. Уверяю вас, вы не пожалеете.
– Я безууууумно устала от те-бя, – еле-еле-еле-еле слышно произнесла тётя Ариадна Аркадьевна, – устала от твоих раз-гла-голь-ство-ва-ний… Я завтра же телеграфирую твоим родителям о твоем вызывающе неразумном поведении.
Эта милая Людмила молчала, смотря прямо перед собой жалостливым взглядом.
О чём же она сожалела?
А сожалела она о том, что вынуждена была не только не соглашаться с тётечкой, но и принципиально и последовательно ей возражать.
И совсем печальным было то, что тётечка не понимала её, даже не пыталась понять, да и не хотела.
А уж совсем-пресовсем печально было то, что от своего собственного непонимания страдала сама тётечка.
– Я скоро вернусь, – сказала эта милая Людмила, помедлила немного, ожидая ответа, не дождалась и вышла.
На крылечке она остановилась, взглянула на огромное темнеющее небо и пожалела, что ещё не высыпали звёзды. Они всегда напоминали ей о чем-то далеком, прекрасном, недосягаемом и чистом.
Завтра они будут любоваться небом, сидя у костра. Звёзд будет много-много, и все они будут яркими-яркими!
Ей вдруг подумалось, что тётя Ариадна Аркадьевна редко, может быть, слишком редко или даже никогда не смотрит на звёзды. Ведь звёзды очень похожи, вернее, напоминают маленьких детей: они весёлые, беззащитные и приносят только радость. Печальных звёзд не бывает, недобрых – тем более, злых звёзд и представить нельзя. Когда смотришь на них, хочется быть как они – приносить людям только радость.
И, войдя в соседний дом, эта милая Людмила сразу спросила:
– Голгофа, ты когда-нибудь смотрела на звёзды? Любовалась ими?
– Да, конечно. Два раза меня возила бабушка, а один раз ездили всем классом.
– Куда возили? Куда ездили?
– Как – куда? – удивилась её непониманию Голгофа. – А где же ещё можно любоваться звёздами, если не в планетарии? Очень красиво!
У этой милой Людмилы было такое жалкое и растерянное выражение лица, она так часто-часто-часто заморгала своими большими чёрными глазами, словно собиралась горько-горько-горько расплакаться. Она спросила глухо:
– Ты ни разу не любовалась настоящими звёздами на настоящем небе?
– Я много читала о них… но… но… – Голгофа виновато помолчала. – Я иногда видела их, но не обращала особого внимания. Я не знала, что ими можно любоваться. А может, и знала, но… надо было идти домой… Я ведь даже ни разу не видела, как растут грибы, чего уж там говорить о небе? Я не представляю, как растут ягоды… Я и в настоящем-то лесу ни разу не была… Стыдно сказать, но я видела божью коровку и кузнечика только в книжках… Какие, какие уж там звёзды…
– Завтра мы отправляемся в многодневный поход! – торжественно, решительно, но почему-то с нотками отчаяния проговорила эта милая Людмила. – Берём с собой только самое необходимое! Постараемся испытать как можно больше трудностей! Чтобы закалиться! Будем у костра любоваться настоящими звёздами на настоящем небе!
– Но ведь попадёт! – крикнул Герка. – Здорово ведь попадёт!
Дед Игнатий Савельевич весело согласился:
– Попадёт, попадёт, конечное дело, попадёт! Особенно, я считаю, достанется мне, потому как я среди вас – единственный совершеннолетний! Мне-то вообще полагается вас остановить, а я с вами отправлюсь! Главное, ребята, сердцем не стареть!
– Да нас же в два счёта поймают как миленьких, – растерянно сказал Герка. – Пока идём да пока дойдём…
– Если ты трусишь, можешь оставаться дома, – с нескрываемым презрением произнесла эта милая Людмила и с ещё более нескрываемым презрением добавила: –Мы уйдем в многодневный поход, а ты можешь готовиться к отправке в областной краеведческий музей в качестве живого отрицательного персонажа наравне со скелетом мамонта!
Герка задохнулся от возмущения и обиды, вскочил и, сжав кулаки, подпрыгнул к этой милой Людмиле, хриплым голосом затараторил:
– Чего ты тут раскомандовалась? Не успела приехать, а сколько уже из-за тебя всяких чепухов… чепухей… чепух… ерунды всякой получилось!
Эта милая Людмила спокойно, с некоторой долей сострадания смотрела на него большими чёрными глазами, и он вдруг мельком подумал, что неправ, что никакой она не командир, но он всё равно может подчиниться каждому её слову.
– Я очень прошу тебя, Герман, перестань нервничать и сердиться, – тихо сказала она.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90
Он лежал, стонал усиленно и натужно, а тётя Ариадна Аркадьевна даже не взглянула на любимца-проходимца. Очень нервно теребя косички – то одну, то другую, то обе вместе, – она торопливо-торопливо говорила:
– Я не буду потакать твоим сумасбродствам! Не имею права! Пока ты живёшь здесь, ты должна слушаться меня беспрекословно! Ни в какой поход ты не пойдешь! Девочка с жутким именем завтра же отправляется домой! И ты… ты… ты тоже отправляйся домой… если, конечно, хочешь… Неужели, неужели ты способна на такой чудовищный поступок, как… нелепый куда-то поход?
Она спросила так недоуменно, что вопрос прозвучал почти по-детски, беспомощно. Зато ответ этой милой Людмилы оказался по-взрослому спокойным и рассудительным:
– Мы ещё всё не один раз обсудим. Я даже не теряю надежды, что вы, дорогая тётечка, согласитесь с нами полностью и с удовольствием примете участие в походе.
– Ты полагаешь… – гневно возвысила голос тётя Ариадна Аркадьевна, но растерянно замолчала, словно не решаясь досказать мысль, бессильно опустилась на стул и печально закончила: – Мне смешно…
Кошмар обеспокоенно вскочил на лапы, выгнулся крутой дугой, потянулся, предостерегающе мяргнул и с очень большим презрением фыркнул. Видимо, своим кошмарным умишечком он уловил, что его благодетельница и не собирается любить эту неприятнейшую особку.
И с гордо поднятой головой Кошмар важно прошествовал на кухоньку, абсолютно уже убеждённый, что сейчас-то благодетельница немедленно и стремительно последует за ним, откроет холодильник и… Плотоядно прорычав, Кошмар приготовился уничтожать вкусную пищу.
Но – что это?!
Это – что?!
Благодетельница не только не бросилась немедленно и стремительно за своим любимцем-проходимцем, а продолжала разговаривать:
– Завтра же девочка с жутко-ужасным именем должна быть возвращена семье!
В ответ после весьма продолжительного молчания раздался сдержанный, но решительный голос:
– Девочка сама решит всё сама.Она живёт в таких условиях, что почти не дышит свежим воздухом. Её заопекали! А когда она поживёт хотя бы немножечко настоящей нормальной человеческой жизнью, то больше уже не позволит переопекать себя. Я умоляю вас, дорогая тётечка, пойти с нами в многодневный поход. Уверяю вас, вы не пожалеете.
– Я безууууумно устала от те-бя, – еле-еле-еле-еле слышно произнесла тётя Ариадна Аркадьевна, – устала от твоих раз-гла-голь-ство-ва-ний… Я завтра же телеграфирую твоим родителям о твоем вызывающе неразумном поведении.
Эта милая Людмила молчала, смотря прямо перед собой жалостливым взглядом.
О чём же она сожалела?
А сожалела она о том, что вынуждена была не только не соглашаться с тётечкой, но и принципиально и последовательно ей возражать.
И совсем печальным было то, что тётечка не понимала её, даже не пыталась понять, да и не хотела.
А уж совсем-пресовсем печально было то, что от своего собственного непонимания страдала сама тётечка.
– Я скоро вернусь, – сказала эта милая Людмила, помедлила немного, ожидая ответа, не дождалась и вышла.
На крылечке она остановилась, взглянула на огромное темнеющее небо и пожалела, что ещё не высыпали звёзды. Они всегда напоминали ей о чем-то далеком, прекрасном, недосягаемом и чистом.
Завтра они будут любоваться небом, сидя у костра. Звёзд будет много-много, и все они будут яркими-яркими!
Ей вдруг подумалось, что тётя Ариадна Аркадьевна редко, может быть, слишком редко или даже никогда не смотрит на звёзды. Ведь звёзды очень похожи, вернее, напоминают маленьких детей: они весёлые, беззащитные и приносят только радость. Печальных звёзд не бывает, недобрых – тем более, злых звёзд и представить нельзя. Когда смотришь на них, хочется быть как они – приносить людям только радость.
И, войдя в соседний дом, эта милая Людмила сразу спросила:
– Голгофа, ты когда-нибудь смотрела на звёзды? Любовалась ими?
– Да, конечно. Два раза меня возила бабушка, а один раз ездили всем классом.
– Куда возили? Куда ездили?
– Как – куда? – удивилась её непониманию Голгофа. – А где же ещё можно любоваться звёздами, если не в планетарии? Очень красиво!
У этой милой Людмилы было такое жалкое и растерянное выражение лица, она так часто-часто-часто заморгала своими большими чёрными глазами, словно собиралась горько-горько-горько расплакаться. Она спросила глухо:
– Ты ни разу не любовалась настоящими звёздами на настоящем небе?
– Я много читала о них… но… но… – Голгофа виновато помолчала. – Я иногда видела их, но не обращала особого внимания. Я не знала, что ими можно любоваться. А может, и знала, но… надо было идти домой… Я ведь даже ни разу не видела, как растут грибы, чего уж там говорить о небе? Я не представляю, как растут ягоды… Я и в настоящем-то лесу ни разу не была… Стыдно сказать, но я видела божью коровку и кузнечика только в книжках… Какие, какие уж там звёзды…
– Завтра мы отправляемся в многодневный поход! – торжественно, решительно, но почему-то с нотками отчаяния проговорила эта милая Людмила. – Берём с собой только самое необходимое! Постараемся испытать как можно больше трудностей! Чтобы закалиться! Будем у костра любоваться настоящими звёздами на настоящем небе!
– Но ведь попадёт! – крикнул Герка. – Здорово ведь попадёт!
Дед Игнатий Савельевич весело согласился:
– Попадёт, попадёт, конечное дело, попадёт! Особенно, я считаю, достанется мне, потому как я среди вас – единственный совершеннолетний! Мне-то вообще полагается вас остановить, а я с вами отправлюсь! Главное, ребята, сердцем не стареть!
– Да нас же в два счёта поймают как миленьких, – растерянно сказал Герка. – Пока идём да пока дойдём…
– Если ты трусишь, можешь оставаться дома, – с нескрываемым презрением произнесла эта милая Людмила и с ещё более нескрываемым презрением добавила: –Мы уйдем в многодневный поход, а ты можешь готовиться к отправке в областной краеведческий музей в качестве живого отрицательного персонажа наравне со скелетом мамонта!
Герка задохнулся от возмущения и обиды, вскочил и, сжав кулаки, подпрыгнул к этой милой Людмиле, хриплым голосом затараторил:
– Чего ты тут раскомандовалась? Не успела приехать, а сколько уже из-за тебя всяких чепухов… чепухей… чепух… ерунды всякой получилось!
Эта милая Людмила спокойно, с некоторой долей сострадания смотрела на него большими чёрными глазами, и он вдруг мельком подумал, что неправ, что никакой она не командир, но он всё равно может подчиниться каждому её слову.
– Я очень прошу тебя, Герман, перестань нервничать и сердиться, – тихо сказала она.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90