В конце концов, вопрос может быть решен просто: вы, дедушка, идёте с Германом, а я одна. Тётечка ведь моя, и я должна…
– А я не позволю! – Дед Игнатий Савельевич возмущённо покряхтел, помолчал, виновато кашлянул. – Не разрешаю я. Не имею права. Идёмте все вместе. Вперё-ё-ё-ёо-од… – неуверенно скомандовал он.
Они направились вверх по течению, изредка выкрикивая по очереди:
– Тётечка-а-а-а-а-а!
– А-а-а-ариадна-а-а-а! А-а-а-арка-а-а-адьевна-а-а-а!
– Соседушкаа-а-а-а-а!
Шагали они всё медленнее и медленнее, кричали всё реже и реже, всё тише и тише.
Первым не выдержал дед Игнатий Савельевич, скомандовал:
– Отряд, стой! Отряд, молчи! Надо посоображать, товарищи. Никак не могла здесь заблудиться Ариадна Аркадьевна. Вон всё ещё посёлок видно. Потеряться она могла только где-то вдалеке, но опять же очень далеко она никогда не уходила. Так что глотки дерем мы напрасно.
– Значит, по-вашему, ничего не надо делать?! – возмутилась эта милая Людмила. – Значит, по-вашему, надо возвращаться домой, попивать чаёк, глазеть в телевизор и забыть о том, что человек попал в беду?!
– Я таких глупостей и подлостей и в уме не держал, Людмилушка. Но можно хоть всю ночь тут ходить и орать, а толку никакого не будет. Надо придумать что-нибудь поумнее и, главное, эффективнее. Герка прав: запалим костёр, вы тут останетесь, кричите, если ещё способны, а я бегом-бегом-бегом вперёд. Так? Согласна, Людмилушка, товарищ командир?
– Вполне приемлемый выход из положения. Ничего лучшего не придумаешь.
– Тогда вот вам спички, а я – вперёд! Главное, ребята, сердцем не стареть!
Дед Игнатий Савельевич, громко распевая одну и ту же строку из любимой песни, исчез в темноте, а ребята стали собирать сучья для костра, не замечая, что стараются не отходить друг от друга далеко: честно говоря, уважаемые читатели, им было довольно страшновато, особенно когда луну ненадолго закрывали облака.
– Давай разжигай. – Голос у этой милой Людмилы, сколько она ни сдерживалась, заметно дрожал. – С костром будет не так боязно. А ты не боишься, Герман?
– А чего бояться-то? – еле слышно отозвался Герка, и голос у него дрогнул. – Тигров здесь нет. Медведей и волков тоже… – Не мог же он признаться, что в её присутствии он обязан не выглядеть трусиком. Он чиркнул спичкой, она сломалась, второй чиркнул – сломалась. Третья, четвертая сломались…
– Не торопись, не торопись, – шептала эта милая Людмила, – сейчас вспыхнет огонёк, и сразу…
Руки у Герки немножечко дрожали, и от неловкого движения коробок вдруг вылетел из них, и все спички высыпались на землю.
– Мне стра-ашно… – почти писклявым голоском искренне сказала эта милая Людмила. – О-о-очень стра-а-ашно…
– Не надо, не надо, не надо… – бормотал Герка, суетливо шаря руками по мокрой траве. – Сейчас, сейчас, сейчас!
– Коробочку сначала найди!
Уже выпала обильная роса, и когда эта милая Людмила догадалась зажечь фонарик и увидела коробок, оказалось, что он успел отсыреть. И вместо того чтобы обождать, когда он хоть немного подсохнет, Герка яростно ломал об него спички, пока не сломал последнюю…
– Вот мы и остались без огня! – Эта милая Людмила едва не всхлипнула. – Какой же ты неловкий, Герман! И я не сообразила, что тебе даже спички доверять нельзя… Ничего, ничего, постараемся не расстраиваться. Ведь трудности только закаляют характер… Но всё-таки неприятно… боязно…
Мало сказать, что Герка очень переживал глупый казус со спичками, он прямо-таки терзался, разыскал в траве ещё несколько отсыревших спичек, аккуратно разложил их с коробком на ветках. Ощущение страха немного улеглось, потому что явно трусила эта будущая женщина, и Герка отвлекся тем, что размышлял, как бы её успокоить.
– Скоро дед вернется, – сказал он, – дед далеко не уйдёт. Он ведь за нас боится.
– Он за нас боится! – плачущим и в то же время возмущённым голосом отозвалась эта милая Людмила. – А что вот сейчас с тётечкой? Где она? – Ей было по-настоящему страшно, и она не знала, как побороть страх, как скрыть его от Германа, и с отчаянием предложила: – Пойдём навстречу деду, а?
Герка тоже начал побаиваться, и даже довольно здорово побаивался, и тоже старался не выдать своего состояния, да и к тому же он устал – ноги подкашивались, а при сесть было не на что.
– Пойти-то можно, – неуверенно выговорил он, – а вдруг дед обратно какой-нибудь другой дорогой пойдет?
– Какой – другой? Вдоль берега одна дорога.
– Он велел ждать его здесь.
– Напрасно мы согласились на бездействие! Надо что-то делать! Я вот трушу оттого, что ничем не занята. Надо бы хоть какое-нибудь занятие… Не имеем мы права вот так глупо торчать на берегу и трястись от страха и холода! Хорошо ещё, что комаров почему-то мало, а то бы давно заели нас! И правильно бы сделали!.. Тебе страшно, Герман?
– Ну… немного. Не страшно, а неприятно. Давай в петушков играть? Прыгаем на одной ноге и толкаемся плечами – кто кого заставит на обе ноги встать!
Игра оказалась подходящей, они скоро согрелись, увлеклись и забыли о страхе. И в один прекрасный момент, когда Герка ловко увернулся от толчка этой милой Людмилы, она плюхнулась в воду!
Герка заметался по берегу, хотя и видел в лунном свете, что она сразу вынырнула. Подплыв к берегу, она крикнула:
– Руку дай… петушок!
Берег был обрывистый, хотя и невысокий. Герка встал на четвереньки, мокрая холодная ладошечка ухватилась за его руку, и он легко вытащил эту милую Людмилу на землю.
– Спасибо, Герман! Спасибо, петушок! – прыгая, чтобы согреться, дразнилась эта милая Людмила. – Давно ночью не купалась! Давно в куртке не ныряла! Спасибо, Петенька! Сам-то ты сегодня днём в воду упал, а мне ночью пришлось!
– Ты куртку сними, – пробормотал Герка, – на, возьми мою, а то простудишься ведь… воспалением лёгких заболеть можешь… Ох и попадёт мне от деда!
Запахнувшись в сухую куртку, эта милая Людмила спросила:
– А ты думаешь, мне от тётечки не попадёт?
– Тётечку ещё найти надо, а дед скоро вернется.
– Что делать-то будем?
– Домой, домой! Я не мокрый, а и то холодно.
– Нет, нет, кто-то из нас должен обязательно оставаться здесь. Ты ведь не струсишь?
– Не… струшу, – ответил Герка, и сам не расслышал своего голоса, спросил: – А ты одна идти не боишься?
– Я уже ничего не боюсь, – гордо заявила эта милая Людмила. – Я боюсь за тебя, Герман.
– А ты… ты сама-то не бойся, а я… я… я попробую… – Герка весь похолодел, представив, как он останется тут, в темноте, один, но выговорил, с очень большим трудом шевеля непослушными губами: – Беги давай.
– По… бегу, Герман. Только потому, что другого выхода нет.
– Да, да… – И он снова не услышал своего голоса и поэтому несколько раз кивнул. – На, фонарик возьми.
Они немного поспорили, кому фонарик нужнее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90
– А я не позволю! – Дед Игнатий Савельевич возмущённо покряхтел, помолчал, виновато кашлянул. – Не разрешаю я. Не имею права. Идёмте все вместе. Вперё-ё-ё-ёо-од… – неуверенно скомандовал он.
Они направились вверх по течению, изредка выкрикивая по очереди:
– Тётечка-а-а-а-а-а!
– А-а-а-ариадна-а-а-а! А-а-а-арка-а-а-адьевна-а-а-а!
– Соседушкаа-а-а-а-а!
Шагали они всё медленнее и медленнее, кричали всё реже и реже, всё тише и тише.
Первым не выдержал дед Игнатий Савельевич, скомандовал:
– Отряд, стой! Отряд, молчи! Надо посоображать, товарищи. Никак не могла здесь заблудиться Ариадна Аркадьевна. Вон всё ещё посёлок видно. Потеряться она могла только где-то вдалеке, но опять же очень далеко она никогда не уходила. Так что глотки дерем мы напрасно.
– Значит, по-вашему, ничего не надо делать?! – возмутилась эта милая Людмила. – Значит, по-вашему, надо возвращаться домой, попивать чаёк, глазеть в телевизор и забыть о том, что человек попал в беду?!
– Я таких глупостей и подлостей и в уме не держал, Людмилушка. Но можно хоть всю ночь тут ходить и орать, а толку никакого не будет. Надо придумать что-нибудь поумнее и, главное, эффективнее. Герка прав: запалим костёр, вы тут останетесь, кричите, если ещё способны, а я бегом-бегом-бегом вперёд. Так? Согласна, Людмилушка, товарищ командир?
– Вполне приемлемый выход из положения. Ничего лучшего не придумаешь.
– Тогда вот вам спички, а я – вперёд! Главное, ребята, сердцем не стареть!
Дед Игнатий Савельевич, громко распевая одну и ту же строку из любимой песни, исчез в темноте, а ребята стали собирать сучья для костра, не замечая, что стараются не отходить друг от друга далеко: честно говоря, уважаемые читатели, им было довольно страшновато, особенно когда луну ненадолго закрывали облака.
– Давай разжигай. – Голос у этой милой Людмилы, сколько она ни сдерживалась, заметно дрожал. – С костром будет не так боязно. А ты не боишься, Герман?
– А чего бояться-то? – еле слышно отозвался Герка, и голос у него дрогнул. – Тигров здесь нет. Медведей и волков тоже… – Не мог же он признаться, что в её присутствии он обязан не выглядеть трусиком. Он чиркнул спичкой, она сломалась, второй чиркнул – сломалась. Третья, четвертая сломались…
– Не торопись, не торопись, – шептала эта милая Людмила, – сейчас вспыхнет огонёк, и сразу…
Руки у Герки немножечко дрожали, и от неловкого движения коробок вдруг вылетел из них, и все спички высыпались на землю.
– Мне стра-ашно… – почти писклявым голоском искренне сказала эта милая Людмила. – О-о-очень стра-а-ашно…
– Не надо, не надо, не надо… – бормотал Герка, суетливо шаря руками по мокрой траве. – Сейчас, сейчас, сейчас!
– Коробочку сначала найди!
Уже выпала обильная роса, и когда эта милая Людмила догадалась зажечь фонарик и увидела коробок, оказалось, что он успел отсыреть. И вместо того чтобы обождать, когда он хоть немного подсохнет, Герка яростно ломал об него спички, пока не сломал последнюю…
– Вот мы и остались без огня! – Эта милая Людмила едва не всхлипнула. – Какой же ты неловкий, Герман! И я не сообразила, что тебе даже спички доверять нельзя… Ничего, ничего, постараемся не расстраиваться. Ведь трудности только закаляют характер… Но всё-таки неприятно… боязно…
Мало сказать, что Герка очень переживал глупый казус со спичками, он прямо-таки терзался, разыскал в траве ещё несколько отсыревших спичек, аккуратно разложил их с коробком на ветках. Ощущение страха немного улеглось, потому что явно трусила эта будущая женщина, и Герка отвлекся тем, что размышлял, как бы её успокоить.
– Скоро дед вернется, – сказал он, – дед далеко не уйдёт. Он ведь за нас боится.
– Он за нас боится! – плачущим и в то же время возмущённым голосом отозвалась эта милая Людмила. – А что вот сейчас с тётечкой? Где она? – Ей было по-настоящему страшно, и она не знала, как побороть страх, как скрыть его от Германа, и с отчаянием предложила: – Пойдём навстречу деду, а?
Герка тоже начал побаиваться, и даже довольно здорово побаивался, и тоже старался не выдать своего состояния, да и к тому же он устал – ноги подкашивались, а при сесть было не на что.
– Пойти-то можно, – неуверенно выговорил он, – а вдруг дед обратно какой-нибудь другой дорогой пойдет?
– Какой – другой? Вдоль берега одна дорога.
– Он велел ждать его здесь.
– Напрасно мы согласились на бездействие! Надо что-то делать! Я вот трушу оттого, что ничем не занята. Надо бы хоть какое-нибудь занятие… Не имеем мы права вот так глупо торчать на берегу и трястись от страха и холода! Хорошо ещё, что комаров почему-то мало, а то бы давно заели нас! И правильно бы сделали!.. Тебе страшно, Герман?
– Ну… немного. Не страшно, а неприятно. Давай в петушков играть? Прыгаем на одной ноге и толкаемся плечами – кто кого заставит на обе ноги встать!
Игра оказалась подходящей, они скоро согрелись, увлеклись и забыли о страхе. И в один прекрасный момент, когда Герка ловко увернулся от толчка этой милой Людмилы, она плюхнулась в воду!
Герка заметался по берегу, хотя и видел в лунном свете, что она сразу вынырнула. Подплыв к берегу, она крикнула:
– Руку дай… петушок!
Берег был обрывистый, хотя и невысокий. Герка встал на четвереньки, мокрая холодная ладошечка ухватилась за его руку, и он легко вытащил эту милую Людмилу на землю.
– Спасибо, Герман! Спасибо, петушок! – прыгая, чтобы согреться, дразнилась эта милая Людмила. – Давно ночью не купалась! Давно в куртке не ныряла! Спасибо, Петенька! Сам-то ты сегодня днём в воду упал, а мне ночью пришлось!
– Ты куртку сними, – пробормотал Герка, – на, возьми мою, а то простудишься ведь… воспалением лёгких заболеть можешь… Ох и попадёт мне от деда!
Запахнувшись в сухую куртку, эта милая Людмила спросила:
– А ты думаешь, мне от тётечки не попадёт?
– Тётечку ещё найти надо, а дед скоро вернется.
– Что делать-то будем?
– Домой, домой! Я не мокрый, а и то холодно.
– Нет, нет, кто-то из нас должен обязательно оставаться здесь. Ты ведь не струсишь?
– Не… струшу, – ответил Герка, и сам не расслышал своего голоса, спросил: – А ты одна идти не боишься?
– Я уже ничего не боюсь, – гордо заявила эта милая Людмила. – Я боюсь за тебя, Герман.
– А ты… ты сама-то не бойся, а я… я… я попробую… – Герка весь похолодел, представив, как он останется тут, в темноте, один, но выговорил, с очень большим трудом шевеля непослушными губами: – Беги давай.
– По… бегу, Герман. Только потому, что другого выхода нет.
– Да, да… – И он снова не услышал своего голоса и поэтому несколько раз кивнул. – На, фонарик возьми.
Они немного поспорили, кому фонарик нужнее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90