И – айда отсюда! На все четыре стороны на всех четырёх колёсах!
Несколько удивленно и предельно удовлетворённо улыбнувшись, отец и врач П.И. Ратов осторожно, с неописуемым уважением, трясущимися руками пересчитал деньги, вежливо проговорил:
– Простите, дедушка, но не хватает десяти копеек. Мелочь, конечно, ерунда, с точки зрения некоторых, но ведь рубль состоит из копеек…
Дед Игнатий Савельевич, возмущённо кряхтя, крякая и кашляя, порылся по карманам, протянул монету.
– Благодарю те… вас! – Отец и врач П.И. Ратов даже поклонился и довольно низко, тоже протянул монету. – Прошу те… вас, вот сдача. Пятачок, но зато полный и точный расчет. Наконец-то!
Он буквально вскочил в кабину «Жигулей» цыплячьего цвета и укатил…
Только лишь сейчас эта милая Людмила вздохнула громко и облегченно и устало сказала:
– Герман скоро придёт. Вы очень расстроены?
– Есть немного. Как-никак деньги. Больше противно, конечно, чем жалко. Пойду переживать и морковь полоть. От нервов помогает.
Эта милая Людмила бегом вернулась к ребятам, издали крикнула:
– Полный порядок, товарищи детективы! Сюжет нашей истории развивается стремительно и неожиданно! – Подбежав, она сообщила уже заговорщическим тоном: – Папе твоему я сказала, как ты садилась в рейсовый автобус. Деньги он ВЫКОЛОТИЛ. Значит, сюда сегодня, может быть, и не явится. Голгофа, ты пока на свободе. Ура, товарищи!
Они втроём в полный голос прокричали трёхкратное «ура!», и Голгофа восторженно воскликнула:
– Купаться! Свобода – это значит купаться!
– Купаться, пока хватит сил! – добавила эта милая Людмила. – А дальше? Есть два варианта. Скрыть Голгофу от деда и тётечки или всё открыть им сразу и честно. Как, по-вашему, они будут реагировать?
– За деда я ручаюсь, – уверенно ответил Герка, хотя в точности и не знал смысла последнего слова. – Он свой человек. Меня всегда слушается.
Эта милая Людмила вскинула удивленно на него большие чёрные глаза, удержалась от какого-то замечания и огорченно призналась:
– А я вот не могу ручаться за тётечку. Понятия не имею, как она отнесётся к нашему детективу.
– Пусть Голгофа живёт у нас на сеновале, – предложил Герка. – И пусть твоя тётечка ничего не знает.
– Мне бы хотелось, чтобы она была с нами, но… Предположим, мы прячем Голгофу на сеновале. Но ведь папа всё равно будет искать её.
– Ещё как! Если меня одну не отпускали гулять в городе, то что будет дома, когда узнают, что я уехала куда-то к какой-то подруге! Папа первым делом обратится в милицию.
– Тем интереснее! – неожиданно обрадовалась эта милая Людмила. – Товарищи, предлагаю план! Мы не будем гадать, как отреагируют дед и тётечка на нашу замечательную затею! Мы прямо и честно заявим им обо всем! Пусть они размышляют, как быть дальше! Они взрослые, они обязаны нам помогать!
– Вот сейчас я испугалась по-настоящему, – прошептала Голгофа. – Скоро пройдет. Поживу на свободе, пока меня не поймают. Купаться мы сегодня будем или нет?
– Сегодня мы будем всё! – торжественно и весело пообещала эта милая Людмила. – Товарищи детективы, за мной!
– Подожди, подожди, – остановил Герка. – Предлагаю сейчас же ввести в курс дела деда. Так нам удобнее будет жить на свободе.
Геркнно предложение было принято.
Не переставая полоть, морковь, вернее, делая вид, что он продолжает полоть морковь, дед Игнатий Савельевич терпеливо и даже покорно выслушал многословный, сбивчивый и торопливый рассказ ребят. Потом он сел на травку, медленно достал кисет, ещё медленнее и очень долго искал по карманам аккуратно сложенную квадратиками бумагу, не спеша оторвал листочек, старательно согнул его, осторожно развязал кисет, насыпал в бумажку табак, свернул цигарку, завязал кисет, по всем карманам медленно и долго искал спички, закурил и лишь тогда ответил измученным ожиданием ребятам:
– Допустим, Голгофа не выдержала ненормальной домашней обстановки и покинула дом. То есть сбежала. Допустим, прекрасно получилось. Для неё. И вы довольны. Но ведь всё равно поймают. От милиции не скроешься.
– А пока не поймают, я хоть немножечко, хоть крохотулечку поживу по-человечески, – печально сказала Голгофа, на которую сейчас было жалко смотреть, до того она несчастно выглядела.
Дед Игнатий Савельевич строго спросил:
– Твое окончательное мнение, Людмилушка?
– Мы отчетливо сознаем, что поступаем, с точки зрения взрослых, неверно. Но мы поступаем так не ради шалости или озорства, а принципиально, – твёрдо ответила эта милая Людмила. – Мы помогаем человеку, у которого нет иного выхода. И больше ему никто не поможет. Ведь Голгофа живёт, вернее, существует сверхненормально. Она попросту со временем зачахнет. А ведь она может стать выдающейся спортсменкой, способной умножить славу советского спорта! Я уверена в этом… Пусть она побегает с нами, покупается, подзакалится, позанимается домашним хозяйством, поживёт жизнью будущей женщины. Ты умеешь готовить?
– В каком смысле?
– Супы варить, картошку жарить, котлеты…
– Ой, что вы?! Зачем это девочке?! – казалось, в неподдельном ужасе воскликнула Голгофа, но тут же стало ясно, что она кого-то передразнивает. – Ведь я могу порезать руки, вполне вероятно, что произойдет заражение крови. Кроме того, я родилась не для того, чтобы проводить жизнь у газовой плиты в кухонном смраде. Мамочка и бабушка не допустят, не позволят, они себе представить не могут…
– Понятное дело! – властным и мрачным голосом оборвал дед Игнатий Савельевич. – Одно из основных зол и бед нашего века – избалованность детей, достигшая почти наивысшей точки. Идите, ребята, живите!
– Товарищи, пошли жить! – радостно позвала эта милая Людмила. – Сначала искупаемся сколько хватит сил, а потом будем уговаривать тётечку! Не надо печалиться, вся жизнь впереди!
– Главное, ребята, сердцем не стареть! – вдогонку посоветовал дед Игнатий Савельевич.
Купаться ребята отправились на пруд, километра за полтора от посёлка, но шли они, счастливые и взбудораженные, туда так долго, словно до пруда было не меньше одиннадцати километров да ещё в гору! Радость прямо-таки распирала их сердца, и, чтобы хоть как-то дать ей выход, они кричали, хохотали, визжали, толкались, хрюкали, лаяли, мяукали, кукарекали и даже ржали!
За ними увязался злостный хулиган Пантелеймон Зыкин по прозвищу Пантя, надеясь выколотить из Герки два рубли, которые тот ему вчера вроде бы и обещал. Пантя немного робел от присутствия маленькой девочки, которая вчера отлупила его удилищами, но рассчитывал, что поймает Герку одного, схватит его за нос и ухо… Увидев, что троица не расстается и ведёт себя слишком уж буйно и дружно, злостный хулиган счёл за разумное просто издали подглядывать за ней – всё равно делать-то ему, как всегда, было нечего…
А тут Герка предложил состязание:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90
Несколько удивленно и предельно удовлетворённо улыбнувшись, отец и врач П.И. Ратов осторожно, с неописуемым уважением, трясущимися руками пересчитал деньги, вежливо проговорил:
– Простите, дедушка, но не хватает десяти копеек. Мелочь, конечно, ерунда, с точки зрения некоторых, но ведь рубль состоит из копеек…
Дед Игнатий Савельевич, возмущённо кряхтя, крякая и кашляя, порылся по карманам, протянул монету.
– Благодарю те… вас! – Отец и врач П.И. Ратов даже поклонился и довольно низко, тоже протянул монету. – Прошу те… вас, вот сдача. Пятачок, но зато полный и точный расчет. Наконец-то!
Он буквально вскочил в кабину «Жигулей» цыплячьего цвета и укатил…
Только лишь сейчас эта милая Людмила вздохнула громко и облегченно и устало сказала:
– Герман скоро придёт. Вы очень расстроены?
– Есть немного. Как-никак деньги. Больше противно, конечно, чем жалко. Пойду переживать и морковь полоть. От нервов помогает.
Эта милая Людмила бегом вернулась к ребятам, издали крикнула:
– Полный порядок, товарищи детективы! Сюжет нашей истории развивается стремительно и неожиданно! – Подбежав, она сообщила уже заговорщическим тоном: – Папе твоему я сказала, как ты садилась в рейсовый автобус. Деньги он ВЫКОЛОТИЛ. Значит, сюда сегодня, может быть, и не явится. Голгофа, ты пока на свободе. Ура, товарищи!
Они втроём в полный голос прокричали трёхкратное «ура!», и Голгофа восторженно воскликнула:
– Купаться! Свобода – это значит купаться!
– Купаться, пока хватит сил! – добавила эта милая Людмила. – А дальше? Есть два варианта. Скрыть Голгофу от деда и тётечки или всё открыть им сразу и честно. Как, по-вашему, они будут реагировать?
– За деда я ручаюсь, – уверенно ответил Герка, хотя в точности и не знал смысла последнего слова. – Он свой человек. Меня всегда слушается.
Эта милая Людмила вскинула удивленно на него большие чёрные глаза, удержалась от какого-то замечания и огорченно призналась:
– А я вот не могу ручаться за тётечку. Понятия не имею, как она отнесётся к нашему детективу.
– Пусть Голгофа живёт у нас на сеновале, – предложил Герка. – И пусть твоя тётечка ничего не знает.
– Мне бы хотелось, чтобы она была с нами, но… Предположим, мы прячем Голгофу на сеновале. Но ведь папа всё равно будет искать её.
– Ещё как! Если меня одну не отпускали гулять в городе, то что будет дома, когда узнают, что я уехала куда-то к какой-то подруге! Папа первым делом обратится в милицию.
– Тем интереснее! – неожиданно обрадовалась эта милая Людмила. – Товарищи, предлагаю план! Мы не будем гадать, как отреагируют дед и тётечка на нашу замечательную затею! Мы прямо и честно заявим им обо всем! Пусть они размышляют, как быть дальше! Они взрослые, они обязаны нам помогать!
– Вот сейчас я испугалась по-настоящему, – прошептала Голгофа. – Скоро пройдет. Поживу на свободе, пока меня не поймают. Купаться мы сегодня будем или нет?
– Сегодня мы будем всё! – торжественно и весело пообещала эта милая Людмила. – Товарищи детективы, за мной!
– Подожди, подожди, – остановил Герка. – Предлагаю сейчас же ввести в курс дела деда. Так нам удобнее будет жить на свободе.
Геркнно предложение было принято.
Не переставая полоть, морковь, вернее, делая вид, что он продолжает полоть морковь, дед Игнатий Савельевич терпеливо и даже покорно выслушал многословный, сбивчивый и торопливый рассказ ребят. Потом он сел на травку, медленно достал кисет, ещё медленнее и очень долго искал по карманам аккуратно сложенную квадратиками бумагу, не спеша оторвал листочек, старательно согнул его, осторожно развязал кисет, насыпал в бумажку табак, свернул цигарку, завязал кисет, по всем карманам медленно и долго искал спички, закурил и лишь тогда ответил измученным ожиданием ребятам:
– Допустим, Голгофа не выдержала ненормальной домашней обстановки и покинула дом. То есть сбежала. Допустим, прекрасно получилось. Для неё. И вы довольны. Но ведь всё равно поймают. От милиции не скроешься.
– А пока не поймают, я хоть немножечко, хоть крохотулечку поживу по-человечески, – печально сказала Голгофа, на которую сейчас было жалко смотреть, до того она несчастно выглядела.
Дед Игнатий Савельевич строго спросил:
– Твое окончательное мнение, Людмилушка?
– Мы отчетливо сознаем, что поступаем, с точки зрения взрослых, неверно. Но мы поступаем так не ради шалости или озорства, а принципиально, – твёрдо ответила эта милая Людмила. – Мы помогаем человеку, у которого нет иного выхода. И больше ему никто не поможет. Ведь Голгофа живёт, вернее, существует сверхненормально. Она попросту со временем зачахнет. А ведь она может стать выдающейся спортсменкой, способной умножить славу советского спорта! Я уверена в этом… Пусть она побегает с нами, покупается, подзакалится, позанимается домашним хозяйством, поживёт жизнью будущей женщины. Ты умеешь готовить?
– В каком смысле?
– Супы варить, картошку жарить, котлеты…
– Ой, что вы?! Зачем это девочке?! – казалось, в неподдельном ужасе воскликнула Голгофа, но тут же стало ясно, что она кого-то передразнивает. – Ведь я могу порезать руки, вполне вероятно, что произойдет заражение крови. Кроме того, я родилась не для того, чтобы проводить жизнь у газовой плиты в кухонном смраде. Мамочка и бабушка не допустят, не позволят, они себе представить не могут…
– Понятное дело! – властным и мрачным голосом оборвал дед Игнатий Савельевич. – Одно из основных зол и бед нашего века – избалованность детей, достигшая почти наивысшей точки. Идите, ребята, живите!
– Товарищи, пошли жить! – радостно позвала эта милая Людмила. – Сначала искупаемся сколько хватит сил, а потом будем уговаривать тётечку! Не надо печалиться, вся жизнь впереди!
– Главное, ребята, сердцем не стареть! – вдогонку посоветовал дед Игнатий Савельевич.
Купаться ребята отправились на пруд, километра за полтора от посёлка, но шли они, счастливые и взбудораженные, туда так долго, словно до пруда было не меньше одиннадцати километров да ещё в гору! Радость прямо-таки распирала их сердца, и, чтобы хоть как-то дать ей выход, они кричали, хохотали, визжали, толкались, хрюкали, лаяли, мяукали, кукарекали и даже ржали!
За ними увязался злостный хулиган Пантелеймон Зыкин по прозвищу Пантя, надеясь выколотить из Герки два рубли, которые тот ему вчера вроде бы и обещал. Пантя немного робел от присутствия маленькой девочки, которая вчера отлупила его удилищами, но рассчитывал, что поймает Герку одного, схватит его за нос и ухо… Увидев, что троица не расстается и ведёт себя слишком уж буйно и дружно, злостный хулиган счёл за разумное просто издали подглядывать за ней – всё равно делать-то ему, как всегда, было нечего…
А тут Герка предложил состязание:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90