— Вспомни Кумамото, где твой кузен Сайго побил тебя и отнял у тебя твою возлюбленную, Йокио.
— Ну и что? Что было, то прошло.
— Опять твоя мысль сбивается на быка, которого нет, — терпеливо сказал Канзацу.
— Не понимаю Вас, — устало сказал Николас.
— Вижу, что не понимаешь, — откликнулся сэнсэй. — Ты еще не набрался сил. Усни опять.
— ...Я заблудился, сэнсэй, — сказал Николас, просыпаясь.
— Пойдем, — сказал Канзацу, — на воле к тебе вернутся силы.
— Я так рад, что Вы опять со мной и указываете мне путь, — сказал Николас, натягивая сапоги и завязывая капюшон штормовки.
— Твой дух все еще в плену, — сказал Канзацу, выводя его из хижины. — Никто не сможет указать тебе путь.
— Уже ночь, — удивился Николас.
— Ты проспал всю ночь и весь день... На этот раз тебе снился Черный Жандарм?
— Нет, — ответил Николас с ощущением, что сэнсэй уже знает, что он ему сейчас скажет. — Мне снилось поле пшеницы. Я что-то искал, не помню что. Наткнулся на следы, оставленные на влажной, черной земле. Я наклонился, чтобы рассмотреть их, и они заговорили со мной. Их голос был мелодичным, как песнь ночной птицы. А потом и пшеница, и влажная земля исчезли, и я вновь оказался в замке Киоки, под аркой в виде полумесяца.
— Ты не помнишь, что сказал голос?
— Не помню.
— Может, это был голос моего брата?
— Не думаю, — ответил Николас. — Но он раздавался у меня над самым ухом. — С большим трудом он продвигался по каменному склону. — Может быть, мне удастся вытеснить образ Черного Жандарма из моих снов?
— Как ты думаешь, это было бы хорошо?
— Конечно, хорошо!
— Ты что, опять забыл, что твой дух лишен свободы и что ты лишен возможности отличать добро от зла?
И тут Николас заметил, что на Канзацу только его черная борцовская куртка.
— Вам не холодно, сэнсэй?
— А разве здесь холодно? — с безразличным видом спросил тот, показывая жестом, что теперь Николас должен идти впереди. — Я и не заметил.
Ледяной ветер хлестал по ущелью, лизал покрытые ледяной коркой бока Черного Жандарма. Снег хрустел у них под ногами, когда они шли по узкой, извивающейся тропе все выше и выше по почти отвесному склону. В мире больше ничего не было, кроме этого зловещего обледенелого склона. Николас карабкался вверх, нащупывая пальцами едва заметные трещины в скалах. Он стонал от напряжения, дышал, как загнанная лошадь.
— Когда мне снится сон о Черном Жандарме, поднимающемся из меня, как из центра мироздания, — сказал Николас, останавливаясь, чтобы немного отдохнуть на опасной ступеньке среди камней, — я просыпаюсь в холодном поту от страха и предчувствия недоброго.
Канзацу не ответил, и Николас повернул голову, чтобы посмотреть, идет ли вслед за ним сэнсэй, и обнаружил, что он один на Черном Жандарме.
* * *
Шизей жила в хорошем каменном доме на Фоксхолл-роуд в Джорджтауне. Он принадлежал одной богатой даме, которая не скупилась на финансовую и всякую другую поддержку экологического лобби. Сама она редко бывала в доме, предпочитая Сент-Мориц зимой и Кап-Феррат летом, имея роскошные виллы в обоих райских местечках. Европу она все же осчастливливала своими визитами, чем родной Вашингтон.
Шизей жила в доме одна. По средам приходила одна пожилая чета, которая убирала и готовила еду на неделю. Это они делали последние восемнадцать лет, когда в особняке кто-то жил.
Гостиная на первом этаже была обставлена роскошно: панели резного дерева, закрывающие стены, мрамор каминной полки, на котором возвышались французские изделия из бронзы XVIII века, китайские фарфоровые вазы и прочие дорогие безделушки. Но спальня на втором этаже, где Шизей проводила большую часть времени, если была дома, была гораздо проще. Окна выходили на небольшой, но изысканной красоты садик, за которым смотрел японец-садовник, ухаживающий за деревьями и кустиками, как за собственными детьми. Солнце проглядывало сквозь ажурные ветви белой акации, ласкало своими лучами лепестки пионов и азалий.
Выйдя из ванной босиком, Шизей подошла к шкафу, порылась в одном из ящичков и извлекла оттуда листок с цифрами. Установила свой портативный компьютер на письменном столе, уселась напротив, воткнула специально подогнанный штепсель в розетку на задней панели компьютера, надела на голову легчайшие наушники.
Шизей начала вводить данные, но не обычным путем, через клавиатуру, а давая устные указания через микрофон, соединенный с наушниками. Мощный компьютер гудел, когда она передавала свои сложные, закодированные инструкции. Сначала экран потемнел, затем на нем начали проступать буквы. Наконец ей удалось ввести в базу данных вирус ИУТИР. Вот он сидит в самом центре экрана, пульсируя, как темный, зловещий алмаз.
Шизей удовлетворенно вздохнула, сказала несколько слов в микрофон. Компьютер заработал в режиме телефона. Женский голос ответил после второго гудка.
— Джонсоновский институт. Чем могу помочь?
Шизей немедленно нажала клавишу ВВОД. Оператор слышала только гудки, но Шизей уже внедрилась в систему через тот цилиндрик, который она прикрепила к столу под компьютером «Пчелка». Цилиндр функционировал как посредник, через который она подключилась к «Пчелке».
Шизей смахнула пот со лба, сказала пароль в микрофон и еще раз нажала на клавишу ВВОД. Вирусная программа ИУТИР немедленно начала внедряться в мозг «Пчелки».
Теперь Шизей видела на экране взаимодействие двух программ: сотовая структура мозга «Пчелки» и спирали ИУТИРа начала сливаться. Она видела, как спираль разрушает соты, один ряд за другим, как вирус начал мутировать, вгрызаясь в систему защиты. Она уже было начала ликовать, думая, что теперь все в порядке. Работает!
Но тут что-то произошло. Соты начали то расплываться, то снова фокусироваться. Сначала Шизей подумала, что барахлит посредник — телефонист работает на линии в зоне действия компьютера — но, когда она сделала запрос по своему компьютеру, оказалось, что здесь все в порядке. Она уставилась на дисплей. Соты начали множиться — сначала увеличились вчетверо, затем вшестеро и так далее, пока не заполнили весь экран, а вирус, обалдевший от такой атаки, самоликвидировался. Через мгновение не было и следа, что он когда-либо существовал. Один удар сердца спустя и конфигурация сот вернулась к норме. Что же произошло?
Шизей вспомнила слова д-ра Рудольфа о том, как сконструирован мозг «Пчелки». Не только его конструкция радикально отличалась от всех ныне существующих, но и сами транзисторы были уникальны, работая в тысячу раз быстрее, чем обычные силиконовые процессоры. Вот поэтому «Пчелка» сумела так быстро расправиться с вирусом. Ее программа защиты работала в сверхскоростном режиме, за которым вирус просто не мог поспеть.
Шизей откинулась на спину стула и мгновение сидела неподвижно, переваривая случившееся, анализируя каждый факт отдельно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164
— Ну и что? Что было, то прошло.
— Опять твоя мысль сбивается на быка, которого нет, — терпеливо сказал Канзацу.
— Не понимаю Вас, — устало сказал Николас.
— Вижу, что не понимаешь, — откликнулся сэнсэй. — Ты еще не набрался сил. Усни опять.
— ...Я заблудился, сэнсэй, — сказал Николас, просыпаясь.
— Пойдем, — сказал Канзацу, — на воле к тебе вернутся силы.
— Я так рад, что Вы опять со мной и указываете мне путь, — сказал Николас, натягивая сапоги и завязывая капюшон штормовки.
— Твой дух все еще в плену, — сказал Канзацу, выводя его из хижины. — Никто не сможет указать тебе путь.
— Уже ночь, — удивился Николас.
— Ты проспал всю ночь и весь день... На этот раз тебе снился Черный Жандарм?
— Нет, — ответил Николас с ощущением, что сэнсэй уже знает, что он ему сейчас скажет. — Мне снилось поле пшеницы. Я что-то искал, не помню что. Наткнулся на следы, оставленные на влажной, черной земле. Я наклонился, чтобы рассмотреть их, и они заговорили со мной. Их голос был мелодичным, как песнь ночной птицы. А потом и пшеница, и влажная земля исчезли, и я вновь оказался в замке Киоки, под аркой в виде полумесяца.
— Ты не помнишь, что сказал голос?
— Не помню.
— Может, это был голос моего брата?
— Не думаю, — ответил Николас. — Но он раздавался у меня над самым ухом. — С большим трудом он продвигался по каменному склону. — Может быть, мне удастся вытеснить образ Черного Жандарма из моих снов?
— Как ты думаешь, это было бы хорошо?
— Конечно, хорошо!
— Ты что, опять забыл, что твой дух лишен свободы и что ты лишен возможности отличать добро от зла?
И тут Николас заметил, что на Канзацу только его черная борцовская куртка.
— Вам не холодно, сэнсэй?
— А разве здесь холодно? — с безразличным видом спросил тот, показывая жестом, что теперь Николас должен идти впереди. — Я и не заметил.
Ледяной ветер хлестал по ущелью, лизал покрытые ледяной коркой бока Черного Жандарма. Снег хрустел у них под ногами, когда они шли по узкой, извивающейся тропе все выше и выше по почти отвесному склону. В мире больше ничего не было, кроме этого зловещего обледенелого склона. Николас карабкался вверх, нащупывая пальцами едва заметные трещины в скалах. Он стонал от напряжения, дышал, как загнанная лошадь.
— Когда мне снится сон о Черном Жандарме, поднимающемся из меня, как из центра мироздания, — сказал Николас, останавливаясь, чтобы немного отдохнуть на опасной ступеньке среди камней, — я просыпаюсь в холодном поту от страха и предчувствия недоброго.
Канзацу не ответил, и Николас повернул голову, чтобы посмотреть, идет ли вслед за ним сэнсэй, и обнаружил, что он один на Черном Жандарме.
* * *
Шизей жила в хорошем каменном доме на Фоксхолл-роуд в Джорджтауне. Он принадлежал одной богатой даме, которая не скупилась на финансовую и всякую другую поддержку экологического лобби. Сама она редко бывала в доме, предпочитая Сент-Мориц зимой и Кап-Феррат летом, имея роскошные виллы в обоих райских местечках. Европу она все же осчастливливала своими визитами, чем родной Вашингтон.
Шизей жила в доме одна. По средам приходила одна пожилая чета, которая убирала и готовила еду на неделю. Это они делали последние восемнадцать лет, когда в особняке кто-то жил.
Гостиная на первом этаже была обставлена роскошно: панели резного дерева, закрывающие стены, мрамор каминной полки, на котором возвышались французские изделия из бронзы XVIII века, китайские фарфоровые вазы и прочие дорогие безделушки. Но спальня на втором этаже, где Шизей проводила большую часть времени, если была дома, была гораздо проще. Окна выходили на небольшой, но изысканной красоты садик, за которым смотрел японец-садовник, ухаживающий за деревьями и кустиками, как за собственными детьми. Солнце проглядывало сквозь ажурные ветви белой акации, ласкало своими лучами лепестки пионов и азалий.
Выйдя из ванной босиком, Шизей подошла к шкафу, порылась в одном из ящичков и извлекла оттуда листок с цифрами. Установила свой портативный компьютер на письменном столе, уселась напротив, воткнула специально подогнанный штепсель в розетку на задней панели компьютера, надела на голову легчайшие наушники.
Шизей начала вводить данные, но не обычным путем, через клавиатуру, а давая устные указания через микрофон, соединенный с наушниками. Мощный компьютер гудел, когда она передавала свои сложные, закодированные инструкции. Сначала экран потемнел, затем на нем начали проступать буквы. Наконец ей удалось ввести в базу данных вирус ИУТИР. Вот он сидит в самом центре экрана, пульсируя, как темный, зловещий алмаз.
Шизей удовлетворенно вздохнула, сказала несколько слов в микрофон. Компьютер заработал в режиме телефона. Женский голос ответил после второго гудка.
— Джонсоновский институт. Чем могу помочь?
Шизей немедленно нажала клавишу ВВОД. Оператор слышала только гудки, но Шизей уже внедрилась в систему через тот цилиндрик, который она прикрепила к столу под компьютером «Пчелка». Цилиндр функционировал как посредник, через который она подключилась к «Пчелке».
Шизей смахнула пот со лба, сказала пароль в микрофон и еще раз нажала на клавишу ВВОД. Вирусная программа ИУТИР немедленно начала внедряться в мозг «Пчелки».
Теперь Шизей видела на экране взаимодействие двух программ: сотовая структура мозга «Пчелки» и спирали ИУТИРа начала сливаться. Она видела, как спираль разрушает соты, один ряд за другим, как вирус начал мутировать, вгрызаясь в систему защиты. Она уже было начала ликовать, думая, что теперь все в порядке. Работает!
Но тут что-то произошло. Соты начали то расплываться, то снова фокусироваться. Сначала Шизей подумала, что барахлит посредник — телефонист работает на линии в зоне действия компьютера — но, когда она сделала запрос по своему компьютеру, оказалось, что здесь все в порядке. Она уставилась на дисплей. Соты начали множиться — сначала увеличились вчетверо, затем вшестеро и так далее, пока не заполнили весь экран, а вирус, обалдевший от такой атаки, самоликвидировался. Через мгновение не было и следа, что он когда-либо существовал. Один удар сердца спустя и конфигурация сот вернулась к норме. Что же произошло?
Шизей вспомнила слова д-ра Рудольфа о том, как сконструирован мозг «Пчелки». Не только его конструкция радикально отличалась от всех ныне существующих, но и сами транзисторы были уникальны, работая в тысячу раз быстрее, чем обычные силиконовые процессоры. Вот поэтому «Пчелка» сумела так быстро расправиться с вирусом. Ее программа защиты работала в сверхскоростном режиме, за которым вирус просто не мог поспеть.
Шизей откинулась на спину стула и мгновение сидела неподвижно, переваривая случившееся, анализируя каждый факт отдельно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164