— Господи, как я люблю тебя, Жюстина! А она все плакала и шепотом повторяла: — Ник, Ник, Ник, — будто повторение его имени могло убедить ее, что он действительно вернулся к ней. — Я так боялась, что никогда не увижу тебя, что...
— Но почему? — Он слегка отстранил ее от себя, чтобы заглянуть ей в лицо. — Что тебе взбрело в голову, что я не вернусь?
— Я... Я... — Жюстина покачала головой, и полотенце, тюрбаном закрывающее голову, упало на плечи, а волосы, влажные и спутанные, как тенета любви, вырвались на свободу. — Я не знаю. Я...
И он увидел это в ее глазах, в красных точках, утопающих в зелени. Он увидел Тао-Тао, спрятавшееся там зловещим пауком. Сердце у него заныло, и он сделал над собой усилие, чтобы прогнать страх. Больше всего ему сейчас была нужна уверенность, что он избавит ее и от этой напасти, как избавил от гипноза Сайго.
— Кто-то тебе внушил это, — сказал он. — Кто-то заставил тебя поверить в эту чушь. — Он говорил намеренно резким тоном, чтобы встряхнуть ее, заставить собраться. Без ее помощи освободить ее от Тао-Тао будет невозможно.
— Да, — ответила Жюстина с каким-то удивленным видом, словно ее только что пробудили от сна. — Я помню... что-то помню. — Она посмотрела ему прямо в лицо. — Как во мне или в дыму, колеблющемся, перемещающемся, уплывающем прочь, когда я пытаюсь это рассмотреть.
Он видел страх. Затаившийся в ее лице, засевший даже в красных точках на радужной оболочке. — Ник, что со мной происходит? У меня ощущение, что я живу в двух разных мирах. Не знаю, как это сказать, но, понимаешь, меня будто заперли куда-то и одновременно отпустили плыть по воле волн. Безумие какое-то, верно?
— Не такое уж это и безумие, как тебе кажется, — ответил Николас. — Почему бы тебе не одеться? А я пока соображу чего-нибудь поесть и...
— Не отходи от меня, — ухватилась за него Жюстина. — Пожалуйста, Ник! Я не могу ни секунды быть без тебя, когда ты вернулся. Мне бы только смотреть на тебя, прикасаться к тебе. Я... Мне кажется, ты исчезал не на несколько недель, а на несколько лет. А я... — она вскинула голову, — я не понимаю, что со мной происходит.
— Одевайся, золотко, — настаивал Николас. — Так и простудиться недолго.
Жюстина улыбнулась, влезла в джинсы и черную водолазку.
— Так лучше? — она опять приблизилась к нему. — Ник, скажи мне, что со мной творится?
Он обнял ее, приласкал.
— Помнишь Сайго? Как он тебя загипнотизировал? — Она кивнула. — Так вот, нечто аналогичное случилось и сейчас. Хотя ты этого и не помнишь, но тот, кто охотится за мной, приходил в наш дом в Токио. И какое-то время находился там с тобой. — На лице ее появилось недоумение. — Ты не помнишь какого-нибудь подозрительного незнакомца, внезапно появившегося у дверей?
— Нет, — ответила Жюстина. — Был только какой-то велосипедист. Но я не помню, куда он потом делся.
— Что за велосипедист?
— Я... ну, я его чуть не задавила. Выезжала на дорогу по подъездной дорожке и не заметила его. Мне повезло, а ему — тем паче, что его только отбросило к дереву. Я перепугалась, но он сказал, что с ним все в порядке, и хотел уехать восвояси. Но я настояла, чтобы он зашел к нам в дом и выпил чашку чая. — Она грустно улыбнулась. — Я все стремилась выработать у себя японский взгляд на вещи. Его отказ я приняла за проявление вежливости. Но он зашел, однако.
— И что произошло потом?
— Что? — Жюстина испуганно посмотрела на него. — Не знаю, право. Не помню. По-моему, просто попил чаю и ушел.
— Но это не все, что произошло, — сказал Николас. — Этот велосипедист был Сендзин Омукэ.
— Точно. Он так назвался. Я теперь вспомнила.
— Это был дорокудзай, Жюстина.
Она опять задрожала, и ее глаза наполнились слезами.
— О Ник, что произошло? Что он со мной сделал? Я ничего не помню...
— Я знаю, что он сделал, — ответил Николас, хотя не знал ровным счетом ничего. — Я этим займусь. — Однако он не знал, сможет ли он заняться этим и что из этого получится. Он подумал, стоил ли говорить ей сейчас о том, что он, оказывается, прирожденный тандзян. Не испугает ли это ее еще больше?
Он увел ее в гостиную, где было просторнее и светлее, налил ей немного виски.
— Что он сделал со мной? — настаивала Жюстина.
— Он хочет добраться до меня через тебя. Она отхлебнула виски, вздрогнула всем телом. — Может, он хочет убить тебя моими руками, как Сайго?
— Сомневаюсь, — ответил Николас. — Этому я нужен сам. Его не удовлетворит моя смерть от чьих-либо рук, кроме его собственных.
Глаза Жюстины были широко открыты от ужаса.
— Ник, ты отдаешь себе отчет, что ты такое говоришь?
Никогда в жизни Николас не любил так свою жену, как теперь. Он крепко поцеловал ее в губы, чувствуя необыкновенную нежность в сердце.
— Не беспокойся, милая, — сказал он. — У Сендзина была возможность убить меня еще в кабинете д-ра Ханами, но он почему-то не сделал этого. Для меня это хорошо, а для него — не очень. Есть у японцев древняя поговорка: если тебе не удалось убить врага, копай две могилы сразу.
Жюстина обмякла в его руках.
— О Боже, опять смерть за смертью. — Она прижалась лицом к его груди. — Неужели нет другого пути? Конечно же, должен быть. — Она подняла на него глаза. — Давай убежим отсюда куда-нибудь, все равно куда. Мне бы только... — Она остановилась, увидев выражение его лица, подтвердившее ее худшие подозрения.
— Нет, видать, есть только один путь. Потому что ты — это ты, и у тебя не может быть другого пути. Так тому и быть. — Она сжала его руку своей. — Приемлю все, чему суждено быть. Карма. Потому что я люблю тебя и только тебя. — Она медленно взяла его руку и прижала ее к своему животу. — Но только я хочу, чтобы ты знал, что наше будущее неразрывно связано с будущим того, кто сейчас во мне. Обещай, что ты сделаешь все от тебя зависящее, чтобы не поставить его будущее под угрозу.
— Жюстина, ты хочешь сказать... — но он уже отлично понял, что она хотела сказать, — ...что у нас будет дитя?
— Ты рад?
— Я? Еще бы! — ответил он, целуя ее. — А когда?
— Ранней весной.
— Ребенок, — раздумчиво произнес Николас, все еще прижимая руку к ее животу.
— Уж этого мы убережем, Ник, — заверила она, прижимаясь к нему всем телом. — Это я тебе обещаю. Он будет жить, вырастет. Его будущее будет нашим будущим.
Николас поднял ее на руки, отнес на диванчик. Они легли, прижавшись друг к другу, их руки тянулись к тем частям тела, к которым каждый из них стремился по-своему в эти жуткие месяцы разлуки, страха, разочарования, — но не безразличия, только не безразличия...
Над ними, в их подводном царстве, было все спокойно: морской ангел шевелил своими прозрачными плавниками-крыльями, а зубатка, объевшись, спала, уткнувшись носом в нишу между двумя пластиковыми деталями останков затонувшего корабля.
Пламя страсти уже бушевало в них, то самое сладкое пламя, которое они всегда ощущали в себе в предыдущие моменты близости, когда они отдавались друг другу с таким самозабвением, что весь мир вокруг них плавился в этом зное.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164