в полуфинал кубка Галактики вышли сборные планет Земля, Офелия, Литц-Ка и Берш-Ак. Земля попала на Литц-Ка. Впрочем, все равно. У наших сборных нет ни единого шанса — Акалоиты не проигрывают в футбол пять лет подряд. Я мысленно проклял седьмую поправку к закону об отношениях с чужими. Именно она открыла дорогу инопланетянам в жизнь людей — у чужих появилось право участвовать в спортивных играх наравне с человеческой расой. Правда, воспользовались этой поправкой лишь акалоиты — и то, только ради футбола. Слава Богу, что эти жуткие рептилоиды обитают всего на двух планетах. Иначе скоро в чемпионате Галактики участвовали бы одни чужие.
— А что у тебя за гипотеза? — спросил Толик.
— Ммм?
— Насчет Стазиса?
Настала моя очередь вертеть в руке чашку.
— Когда я бы молодой… — Я засмеялся: — Мда… Уже к старикам себя причислил… Короче, было мне шестнадцать лет… война только закончилась, по всей Земле гремели фейерверки, праздники, цветы… Мы с Мариной… моей девушкой… сидели на берегу моря. Было красиво — ну, сам знаешь: пылающий закат, бескрайнее синее море, ласковый шум прибоя… Впрочем, я всего этого не видел — я смотрел только на нее. И Марина тогда сказала… сказала, что очень хотела бы жить на Статике. Я спросил, почему? А она ответила, что хотела бы найти здесь свою бабушку, которая умерла давным давно. Я не понял, что она имеет в виду. Тогда Марина рассказала, что верит в переселение душ, в реинкарнацию. Что люди, умирая, возрождаются в новом теле. А когда они устают возвращаться в мир живых — они отправляются на Статику. И замирают без движения на улицах Стазиса — чтобы забыть наконец о мирской суете. Отдохнуть, и лишь через миллион лет возродиться — когда во Вселенной не будет боли и страха.
Чашка задрожала, когда я опустил ее на стол.
— Но это же не твоя теория! — возразил Толик. — Что думаешь ты?
— Что Марине еще не надоело возрождаться, — ответил я. — И ей сейчас десять лет, она живет на Офелии, вместе с подружками бегает по цветочным лугам, вьет прекрасные венки и продает их туристам по одному евро за штуку. А потом покупает ледяной сок и бежит купаться. В действительно бескрайнем синем море.
— Все-таки ты сумасшедший, — проворчал бармен и встал. — Или просто застыл в своем шестнадцатилетнем возрасте. — И с этими словами Толик покинул мой столик.
А я еще некоторое время посидел, лениво наблюдая за соревнованиями по боулингу. Потом посмотрел на часы: половина девятого. До прилета планетного экспресса Небраска-Статика оставалось сорок минут. Пора идти.
Я рассчитался с подбежавшим андроидом-официантом и вышел наружу.
Небо было безоблачным — лето на Статике постепенно входило в свои права — сезон дождей закончился, теперь предстояло четыре жарких засушливых месяца.
Около стоянки дежурил Ворон — чокнутый парнишка, что все время ошивается в туалете «У Толика». Похоже, парень нашел себе работу — стоит себе около входа, меланхолично поигрывает электродубинкой, с намеком поглядывая на малышню, которая кружит возле стоянки и дразнит Веню, обзываясь всякими нехорошими словами.
— Здравствуй, Герман, — растягивая слова, поздоровался Ворон.
— Привет, Веня, — рассеянно ответил я, отыскивая в кармане ключи.
— Куда-то собрался? — поинтересовался Ворон.
— Сегодня мой брат прилетает, — кивнул я. Ключи обнаружились в заднем кармане брюк — я протянул их Вениамину. Парень провел над брелком идентификатором — зажглась зеленая лампочка, ворота открылись.
— Шестое место, черный «фалькон», — отчеканил Ворон. И выпалил скороговоркой: — Не тот брат, кому ты рад, а тот брат, кто тебе рад.
— Значит мы абсолютно чужие друг другу люди, — согласно кивнул я.
Ворон как-то испуганно сжался и промолчал. В последнее время мне стало казаться, что я единственный человек на Статике, которого он боится.
Может спросить, почему?
* * *
Сухая жара плавила пластик и асфальт, и мне казалось, что мое тело тоже сейчас аккуратненько растечется по горячему полу машины. А потом начнет испаряться.
До космодрома я добрался через десять минут, немного покружил над грузовиками гуманитарной помощи — выдача бесплатных витаминов происходила с пяти до девяти утра и вот-вот должна была закончиться — конец очереди уже стал понемногу рассасываться. Солдаты с Макса утирали трудовой пот и с легкой угрозой поглядывали на мой «фалькон». Еще чуть-чуть и откроют огонь. Я решил не испытывать судьбу и полетел к стоянке космопорта. Заплатил за въезд дряхлому ржавому роботу, припарковался поближе к выходу и направился в зал ожидания.
Космодром представляет собой трехэтажное здание-куб из стекла и пластика. С одной стороны к нему примыкает гостиница «Статик-Отель», стоянка и куча маленьких магазинчиков и кафешек. С другой стороны — взлетно-посадочная площадка. Немаленькая надо сказать — рассчитана на одновременную посадку около тридцати звездолетов класса А. Когда-то даже этого не хватало — теперь же на Стактику практически никто не летает. Да и покинуть планету нелегко — почти все те, у кого были деньги на билет со Статики, уже улетели отсюда.
Около раздвижных ворот, которые вели в зал ожидания дежурило трое солдат в серой форме и один полицейский. Копу было явно неуютно рядом с немцами, и он, насупившись, стоял в стороне, притворившись, что наблюдает за стоянкой.
— Ваши документы, пожалуйста, — правильно, но с сильным акцентом произнес один из солдат. Судя по всему, офицер.
— А по какому праву Вы требуете? — улыбнулся я. — Вы даже не граждане этой планеты.
— Вы хотеть пройти куда надо? — оживился солдат.
— Что Вы! — Я поднял руки. — Я ведь просто пошутил. Шутка, дорогой!.. Вот, держите. — Я пртянул ему ксиву.
Офицер разочарованно принял из моих рук карточку, посмотрел что-то у себя в покетбуке и нехотя вернул ее обратно.
— Кого-то встречать? — спросил солдат.
— Брата, — бодро ответил я и прошел мимо них, насвистывая веселую песенку.
В зале ожидания царило запустение: неоновые вывески ларьков не горели, повсюду валялся мусор, который лениво собирали два робота. У меня сложилось впечатление, что они только притворяются, что работают, а на самом деле передвигают мусор с места на место по аналогии с броуновским движением.
Людей на вокзале практически не было, если не считать двух скучающих женщин в ларьках — одна торговала сувенирами и прочими безделушками вроде голохлопушек, китайских ноутбуков и лазерных фонариков, а вторая — дешевыми бутербродами. Кроме них возле двери с надписью «Полиция» ошивалась парочка бомжей, которые с задумчивым видом сидели на корточках и что-то выискивали в мусоре.
Приглядевшись я приметил еще какого-то незнакомого темноволосого мужчину в легкомысленной белой майке с надписью — «Выброшусь из звездолета за бутерброд».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96
— А что у тебя за гипотеза? — спросил Толик.
— Ммм?
— Насчет Стазиса?
Настала моя очередь вертеть в руке чашку.
— Когда я бы молодой… — Я засмеялся: — Мда… Уже к старикам себя причислил… Короче, было мне шестнадцать лет… война только закончилась, по всей Земле гремели фейерверки, праздники, цветы… Мы с Мариной… моей девушкой… сидели на берегу моря. Было красиво — ну, сам знаешь: пылающий закат, бескрайнее синее море, ласковый шум прибоя… Впрочем, я всего этого не видел — я смотрел только на нее. И Марина тогда сказала… сказала, что очень хотела бы жить на Статике. Я спросил, почему? А она ответила, что хотела бы найти здесь свою бабушку, которая умерла давным давно. Я не понял, что она имеет в виду. Тогда Марина рассказала, что верит в переселение душ, в реинкарнацию. Что люди, умирая, возрождаются в новом теле. А когда они устают возвращаться в мир живых — они отправляются на Статику. И замирают без движения на улицах Стазиса — чтобы забыть наконец о мирской суете. Отдохнуть, и лишь через миллион лет возродиться — когда во Вселенной не будет боли и страха.
Чашка задрожала, когда я опустил ее на стол.
— Но это же не твоя теория! — возразил Толик. — Что думаешь ты?
— Что Марине еще не надоело возрождаться, — ответил я. — И ей сейчас десять лет, она живет на Офелии, вместе с подружками бегает по цветочным лугам, вьет прекрасные венки и продает их туристам по одному евро за штуку. А потом покупает ледяной сок и бежит купаться. В действительно бескрайнем синем море.
— Все-таки ты сумасшедший, — проворчал бармен и встал. — Или просто застыл в своем шестнадцатилетнем возрасте. — И с этими словами Толик покинул мой столик.
А я еще некоторое время посидел, лениво наблюдая за соревнованиями по боулингу. Потом посмотрел на часы: половина девятого. До прилета планетного экспресса Небраска-Статика оставалось сорок минут. Пора идти.
Я рассчитался с подбежавшим андроидом-официантом и вышел наружу.
Небо было безоблачным — лето на Статике постепенно входило в свои права — сезон дождей закончился, теперь предстояло четыре жарких засушливых месяца.
Около стоянки дежурил Ворон — чокнутый парнишка, что все время ошивается в туалете «У Толика». Похоже, парень нашел себе работу — стоит себе около входа, меланхолично поигрывает электродубинкой, с намеком поглядывая на малышню, которая кружит возле стоянки и дразнит Веню, обзываясь всякими нехорошими словами.
— Здравствуй, Герман, — растягивая слова, поздоровался Ворон.
— Привет, Веня, — рассеянно ответил я, отыскивая в кармане ключи.
— Куда-то собрался? — поинтересовался Ворон.
— Сегодня мой брат прилетает, — кивнул я. Ключи обнаружились в заднем кармане брюк — я протянул их Вениамину. Парень провел над брелком идентификатором — зажглась зеленая лампочка, ворота открылись.
— Шестое место, черный «фалькон», — отчеканил Ворон. И выпалил скороговоркой: — Не тот брат, кому ты рад, а тот брат, кто тебе рад.
— Значит мы абсолютно чужие друг другу люди, — согласно кивнул я.
Ворон как-то испуганно сжался и промолчал. В последнее время мне стало казаться, что я единственный человек на Статике, которого он боится.
Может спросить, почему?
* * *
Сухая жара плавила пластик и асфальт, и мне казалось, что мое тело тоже сейчас аккуратненько растечется по горячему полу машины. А потом начнет испаряться.
До космодрома я добрался через десять минут, немного покружил над грузовиками гуманитарной помощи — выдача бесплатных витаминов происходила с пяти до девяти утра и вот-вот должна была закончиться — конец очереди уже стал понемногу рассасываться. Солдаты с Макса утирали трудовой пот и с легкой угрозой поглядывали на мой «фалькон». Еще чуть-чуть и откроют огонь. Я решил не испытывать судьбу и полетел к стоянке космопорта. Заплатил за въезд дряхлому ржавому роботу, припарковался поближе к выходу и направился в зал ожидания.
Космодром представляет собой трехэтажное здание-куб из стекла и пластика. С одной стороны к нему примыкает гостиница «Статик-Отель», стоянка и куча маленьких магазинчиков и кафешек. С другой стороны — взлетно-посадочная площадка. Немаленькая надо сказать — рассчитана на одновременную посадку около тридцати звездолетов класса А. Когда-то даже этого не хватало — теперь же на Стактику практически никто не летает. Да и покинуть планету нелегко — почти все те, у кого были деньги на билет со Статики, уже улетели отсюда.
Около раздвижных ворот, которые вели в зал ожидания дежурило трое солдат в серой форме и один полицейский. Копу было явно неуютно рядом с немцами, и он, насупившись, стоял в стороне, притворившись, что наблюдает за стоянкой.
— Ваши документы, пожалуйста, — правильно, но с сильным акцентом произнес один из солдат. Судя по всему, офицер.
— А по какому праву Вы требуете? — улыбнулся я. — Вы даже не граждане этой планеты.
— Вы хотеть пройти куда надо? — оживился солдат.
— Что Вы! — Я поднял руки. — Я ведь просто пошутил. Шутка, дорогой!.. Вот, держите. — Я пртянул ему ксиву.
Офицер разочарованно принял из моих рук карточку, посмотрел что-то у себя в покетбуке и нехотя вернул ее обратно.
— Кого-то встречать? — спросил солдат.
— Брата, — бодро ответил я и прошел мимо них, насвистывая веселую песенку.
В зале ожидания царило запустение: неоновые вывески ларьков не горели, повсюду валялся мусор, который лениво собирали два робота. У меня сложилось впечатление, что они только притворяются, что работают, а на самом деле передвигают мусор с места на место по аналогии с броуновским движением.
Людей на вокзале практически не было, если не считать двух скучающих женщин в ларьках — одна торговала сувенирами и прочими безделушками вроде голохлопушек, китайских ноутбуков и лазерных фонариков, а вторая — дешевыми бутербродами. Кроме них возле двери с надписью «Полиция» ошивалась парочка бомжей, которые с задумчивым видом сидели на корточках и что-то выискивали в мусоре.
Приглядевшись я приметил еще какого-то незнакомого темноволосого мужчину в легкомысленной белой майке с надписью — «Выброшусь из звездолета за бутерброд».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96