Всего-то их – он, да Дженет, да повариха Энни и трое парней, охранявших крепость.
После того как он ушел, Элейн еще долго сидела не шевелясь. Затем она медленно поднялась. Огонь в очаге приветливо мигал, от сырой древесины шел дымок. Она долго стояла у узкого окна. Ей было видно темное небо без единой звездочки. Воды озера казались темными и зловещими. Элейн ощущала в душе пустоту, ее томило чувство одиночества и мучил страх. Слезы снова увлажнили ее веки и медленно покатились по лицу. А той дамы, старой спутницы ее затворнической жизни, все не было и не было. Элейн еще долго стояла у окна, словно ее долгий взор, обращенный к водам озера, служил для нее последней связью, прощанием с Ронвен, которую она так любила. Наконец, окоченев от холода, Элейн подошла к очагу. Когда она, с усилием нагнувшись, попыталась подбросить в огонь щепок, сердце ее замерло. Там, в пламени, ей привиделся чей-то образ. Упав на колени прямо на засыпанный золой пол, у самого огня, она стала жадно всматриваться туда, где ярче всего вспыхивали языки пламени. Сердце в ее груди бешено билось от объявшего ее страха.
Там был всадник, – он возник из пламени; он рос, становился все больше и больше и уже заслонил собою очаг… Но вот всадник начал удаляться, но куда? Туда, где кто-то предначертал ее судьбу? Кто он и что ему до нее? Увы, этого ей не дано было знать.
– Александр, где ты? Молю тебя, приди ко мне.
Ей было трудно стоять на коленях, болела спина. Растревоженное дитя недовольно ворочалось в ее чреве.
– Умоляю тебя, приди.
Разговаривая с огнем, как с живым человеком, она завороженно, словно во сне, потянулась к огню. Но теперь с ней не было никого и некому было ее остановить. Языки пламени ласково тянулись к ее пальцам.
VII
Слуги Роберта де Куинси обмотали тело Ронвен веревкой, прижав руки к бокам, и напялили на нее сверху мешок из-под муки, перевязав его внизу, вокруг щиколоток. Теряя сознание от страха, задыхаясь от мучной пыли, налипшей на ткань изнутри, Ронвен чувствовала, что с ней делали дальше. Сначала мужчины – их было двое – приподняли ее, затем грубо поволокли по земле. Дважды она сильно ударилась обо что-то твердое. Наконец, ее бросили, как мешок, на дно лодки.
Но вот мужские голоса стали отдаляться, и наступила тишина. Ронвен догадалась, что они ушли в замок, оставив на время ее одну в лодке. Слышно было только, как громко колотится сердце у нее в груди и ласково плещется о борт волна.
Она стала отчаянно биться в мешке, чтобы освободиться от пут. Ей быстро удалось ослабить веревку, которой было обмотано ее тело. Извиваясь и ворочаясь в жестком мешке, Ронвен быстро освободилась от нее. Однако ту, которой были связаны щиколотки, в горловине мешка, затянули на совесть. Она стала водить руками и раскачиваться и, согнувшись, постаралась достать до ног. Пальцы, ободранные о жесткую мешковину, кровоточили. Ронвен так старалась, что не заметила, как мужчины вернулись. Дно внезапно дрогнуло и закачалось – гребцы один за другим прыгали в лодку. Она ощутила страшный удар в грудь, и поняла, что уже не одна.
– Великая богиня, спаси меня и сохрани, – прошептала она в тоске. Прямо над ней раздался пьяный хохот Роберта. – Помоги мне.
Ронвен не могла расслышать, о чем они говорили. Лодка, чуть покачиваясь, скользила по воде. Женщина всем телом ощущала под собой воду, которая плескалась совсем рядом, за тонкой перегородкой опалубки. Ронвен охватила паника; ее стала бить дрожь. «Сейчас они перестанут грести, – пронеслось у нее в голове. – Пречистая Дева, спаси меня». Она старалась разорвать мешок изнутри, уже не заботясь о том, замечают они ее ухищрения или нет. Второй сильный толчок, отдавшийся резкой болью, дал ей понять, что ее заметили. Спустя некоторое время она очнулась. Легкое покачивание прекратилось; раздался негромкий смех; чьи-то руки схватили мешок с обоих концов. Она кричала, не умолкая. Ее волокли к борту, отчего лодка отчаянно кренилась. Затем Ронвен почувствовала, как больно борт лодки врезался ей в ребра; ей показалось, что в таком положении она оставалась очень долго. Затем ее мучители с радостными воплями подняли ее за ноги в воздух и швырнули вниз головой в воду.
Мешок пузырился вокруг нее, как будто его надули воздухом, а потом начал погружаться. Темная ледяная пелена сомкнулась над головой Ронвен.
VIII
Когда до Эндрю донеслись крики Элейн, он выронил из рук небольшую кружку с пивом, которую нес на стол себе к ужину, и поспешил наверх. Взбираясь по крутой винтовой лестнице, он пыхтел и задыхался.
Оказавшись в комнате, старик был настолько потрясен представившимся ему страшным зрелищем, что оцепенел. Миледи лежала в очаге, вся в золе и пепле; по ее голове пробегали огоньки.
– Господи Иисусе! – Он кинулся к ней и, сдернув с постели покрывало, набросил его на голову несчастной, чтобы загасить пламя.
– Дженет! – Эндрю вытащил Элейн из очага. – Дженет! Ради Бога, женщина, скорее сюда! – в отчаянии кричал он, призывая на помощь свою жену.
Он слышал, как она, отдуваясь, несла по лестнице свои могучие телеса.
– Что такое? Что-нибудь с ребенком? – Дженет тяжело дышала, лицо ее блестело от пота.
– Миледи упала. Помоги мне, женщина, я один не могу с ней управиться. – Он попытался, взяв Элейн за руки, стащить ее с места, но тщетно. – Давай вместе перенесем ее на кровать.
– Она что, померла? – Дженет как вкопанная стояла в дверях, боясь пошевелиться.
– Нет, живая! Перестань трястись и помоги мне, а то она и впрямь помрет.
Они вдвоем втащили Элейн на кровать, и Эндрю осторожно снял с ее головы покрывало.
– О Пресвятая Дева! До чего же страшные ожоги! – убивалась над Элейн его жена. – Бедная, бедная миледи! Что же это делается?
– Принеси что-нибудь, чем можно смазать обожженные места, и поживее!
– Надо простоквашей! – Она заковыляла вниз по лестнице, а Эндрю тем временем принялся отлеплять от кожи уцелевшие кусочки вуали и остатки волос. Они еще не видели, во что превратились ее руки.
IX
Ронвен боролась с намокшим мешком, облепившим ее тело, и вдруг пальцы ее попали в боковой шов, где нитки чуть разошлись. Она чувствовала, что у нее вот-вот лопнут легкие; перед глазами вспыхивали красные искры, от которых раскалывалась голова. Ронвен уже устала бороться за жизнь, силы оставляли ее. В любой миг она могла сдаться, сделать вдох и глотнуть вместо воздуха податливую черную воду, которая заполнила бы ей легкие, побежала бы по всему ее телу и поглотила бы ее навсегда. Последним отчаянным движением Ронвен рванула шов, и мокрая мешковина треснула. Тогда женщина просунула в образовавшуюся дыру руку, а затем и голову. Она нащупала водоросли, но за них нельзя было ухватиться – они были скользкие и неподатливые, как мокрая кожа.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152
После того как он ушел, Элейн еще долго сидела не шевелясь. Затем она медленно поднялась. Огонь в очаге приветливо мигал, от сырой древесины шел дымок. Она долго стояла у узкого окна. Ей было видно темное небо без единой звездочки. Воды озера казались темными и зловещими. Элейн ощущала в душе пустоту, ее томило чувство одиночества и мучил страх. Слезы снова увлажнили ее веки и медленно покатились по лицу. А той дамы, старой спутницы ее затворнической жизни, все не было и не было. Элейн еще долго стояла у окна, словно ее долгий взор, обращенный к водам озера, служил для нее последней связью, прощанием с Ронвен, которую она так любила. Наконец, окоченев от холода, Элейн подошла к очагу. Когда она, с усилием нагнувшись, попыталась подбросить в огонь щепок, сердце ее замерло. Там, в пламени, ей привиделся чей-то образ. Упав на колени прямо на засыпанный золой пол, у самого огня, она стала жадно всматриваться туда, где ярче всего вспыхивали языки пламени. Сердце в ее груди бешено билось от объявшего ее страха.
Там был всадник, – он возник из пламени; он рос, становился все больше и больше и уже заслонил собою очаг… Но вот всадник начал удаляться, но куда? Туда, где кто-то предначертал ее судьбу? Кто он и что ему до нее? Увы, этого ей не дано было знать.
– Александр, где ты? Молю тебя, приди ко мне.
Ей было трудно стоять на коленях, болела спина. Растревоженное дитя недовольно ворочалось в ее чреве.
– Умоляю тебя, приди.
Разговаривая с огнем, как с живым человеком, она завороженно, словно во сне, потянулась к огню. Но теперь с ней не было никого и некому было ее остановить. Языки пламени ласково тянулись к ее пальцам.
VII
Слуги Роберта де Куинси обмотали тело Ронвен веревкой, прижав руки к бокам, и напялили на нее сверху мешок из-под муки, перевязав его внизу, вокруг щиколоток. Теряя сознание от страха, задыхаясь от мучной пыли, налипшей на ткань изнутри, Ронвен чувствовала, что с ней делали дальше. Сначала мужчины – их было двое – приподняли ее, затем грубо поволокли по земле. Дважды она сильно ударилась обо что-то твердое. Наконец, ее бросили, как мешок, на дно лодки.
Но вот мужские голоса стали отдаляться, и наступила тишина. Ронвен догадалась, что они ушли в замок, оставив на время ее одну в лодке. Слышно было только, как громко колотится сердце у нее в груди и ласково плещется о борт волна.
Она стала отчаянно биться в мешке, чтобы освободиться от пут. Ей быстро удалось ослабить веревку, которой было обмотано ее тело. Извиваясь и ворочаясь в жестком мешке, Ронвен быстро освободилась от нее. Однако ту, которой были связаны щиколотки, в горловине мешка, затянули на совесть. Она стала водить руками и раскачиваться и, согнувшись, постаралась достать до ног. Пальцы, ободранные о жесткую мешковину, кровоточили. Ронвен так старалась, что не заметила, как мужчины вернулись. Дно внезапно дрогнуло и закачалось – гребцы один за другим прыгали в лодку. Она ощутила страшный удар в грудь, и поняла, что уже не одна.
– Великая богиня, спаси меня и сохрани, – прошептала она в тоске. Прямо над ней раздался пьяный хохот Роберта. – Помоги мне.
Ронвен не могла расслышать, о чем они говорили. Лодка, чуть покачиваясь, скользила по воде. Женщина всем телом ощущала под собой воду, которая плескалась совсем рядом, за тонкой перегородкой опалубки. Ронвен охватила паника; ее стала бить дрожь. «Сейчас они перестанут грести, – пронеслось у нее в голове. – Пречистая Дева, спаси меня». Она старалась разорвать мешок изнутри, уже не заботясь о том, замечают они ее ухищрения или нет. Второй сильный толчок, отдавшийся резкой болью, дал ей понять, что ее заметили. Спустя некоторое время она очнулась. Легкое покачивание прекратилось; раздался негромкий смех; чьи-то руки схватили мешок с обоих концов. Она кричала, не умолкая. Ее волокли к борту, отчего лодка отчаянно кренилась. Затем Ронвен почувствовала, как больно борт лодки врезался ей в ребра; ей показалось, что в таком положении она оставалась очень долго. Затем ее мучители с радостными воплями подняли ее за ноги в воздух и швырнули вниз головой в воду.
Мешок пузырился вокруг нее, как будто его надули воздухом, а потом начал погружаться. Темная ледяная пелена сомкнулась над головой Ронвен.
VIII
Когда до Эндрю донеслись крики Элейн, он выронил из рук небольшую кружку с пивом, которую нес на стол себе к ужину, и поспешил наверх. Взбираясь по крутой винтовой лестнице, он пыхтел и задыхался.
Оказавшись в комнате, старик был настолько потрясен представившимся ему страшным зрелищем, что оцепенел. Миледи лежала в очаге, вся в золе и пепле; по ее голове пробегали огоньки.
– Господи Иисусе! – Он кинулся к ней и, сдернув с постели покрывало, набросил его на голову несчастной, чтобы загасить пламя.
– Дженет! – Эндрю вытащил Элейн из очага. – Дженет! Ради Бога, женщина, скорее сюда! – в отчаянии кричал он, призывая на помощь свою жену.
Он слышал, как она, отдуваясь, несла по лестнице свои могучие телеса.
– Что такое? Что-нибудь с ребенком? – Дженет тяжело дышала, лицо ее блестело от пота.
– Миледи упала. Помоги мне, женщина, я один не могу с ней управиться. – Он попытался, взяв Элейн за руки, стащить ее с места, но тщетно. – Давай вместе перенесем ее на кровать.
– Она что, померла? – Дженет как вкопанная стояла в дверях, боясь пошевелиться.
– Нет, живая! Перестань трястись и помоги мне, а то она и впрямь помрет.
Они вдвоем втащили Элейн на кровать, и Эндрю осторожно снял с ее головы покрывало.
– О Пресвятая Дева! До чего же страшные ожоги! – убивалась над Элейн его жена. – Бедная, бедная миледи! Что же это делается?
– Принеси что-нибудь, чем можно смазать обожженные места, и поживее!
– Надо простоквашей! – Она заковыляла вниз по лестнице, а Эндрю тем временем принялся отлеплять от кожи уцелевшие кусочки вуали и остатки волос. Они еще не видели, во что превратились ее руки.
IX
Ронвен боролась с намокшим мешком, облепившим ее тело, и вдруг пальцы ее попали в боковой шов, где нитки чуть разошлись. Она чувствовала, что у нее вот-вот лопнут легкие; перед глазами вспыхивали красные искры, от которых раскалывалась голова. Ронвен уже устала бороться за жизнь, силы оставляли ее. В любой миг она могла сдаться, сделать вдох и глотнуть вместо воздуха податливую черную воду, которая заполнила бы ей легкие, побежала бы по всему ее телу и поглотила бы ее навсегда. Последним отчаянным движением Ронвен рванула шов, и мокрая мешковина треснула. Тогда женщина просунула в образовавшуюся дыру руку, а затем и голову. Она нащупала водоросли, но за них нельзя было ухватиться – они были скользкие и неподатливые, как мокрая кожа.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152