– Пора, – сказала я, и он крепко сжал мои вспотевшие от решительности ладони.
– Я подстрахую тебя, я буду рядом. – Нагнувшись, он поцеловал меня в губы онемевшими от волнения губами.
– Да. – Я уже не слушала его, я уже была там, на даче, скрытой высоким забором.
Всего несколько сот метров отделяли меня от финала. Подойдя к даче, я несколько секунд раздумывала, а потом решительно нажала на кнопку звонка.
Во дворе раздался дикий собачий лай.
– Что вам? – спустя некоторое время раздался голос в динамике.
– Я из Москвы приехала… – Я вспомнила, какой бездарной актрисой была Юленька в преддипломной “Лысой певице”, и понадеялась, что сыграю более убедительно. Я ощущала удивительное, почти ледяное спокойствие, как будто вернулась домой в конце пути. Это и был конец пути. Сейчас будет убит главный опереточный злодей, и кровавый гиньоль закончится навсегда.
– Слушаю вас.
– Я от Богдана. Он в милиции… Его повязали с марками, избивают, не дают даже позвонить. Он попросил меня позвонить вам… Меня выпустили, а его держат…
Это был беспроигрышный вариант. Богдан – заблудший сын Кудрявцева – был его единственным слабым местом. Богдан приторговывал ЛСД, постоянно влипал в неприятные ситуации, а отец так же постоянно вытаскивал его из тюрьмы.
– Я пыталась дозвониться, но у вас телефон не пробивает… – И это было в десятку: два часа назад ребята Дана отрезали Кудрявцеву телефонный кабель.
– Я знаю, – угрюмо сказал Кудрявцев, – сейчас открою. Входите…
Замок автоматически лязгнул, и я открыла калитку, прошла по выложенной плитами дорожке к дому. Кудрявцев уже стоял на крыльце, скрестив руки на груди.
– Ну, – спросил он, издалека разглядывая меня, – что случилось?
– Я же говорю, его с марками запалили, на Выхине. – Богдан окучивал именно Выхино, и эта информация была еще одним плюсом мальчиков Дана. – Он мне сказал, что с вас за беспокойство можно двести баксов получить…
Кудрявцев презрительно оглядел меня с головы до ног, да я и сама попыталась взглянуть на себя его глазами: Данова старая куртка, грязные джинсы, всклокоченные волосы – боевая подруга элэсдэшника Богдана, ничего не скажешь…
– Идемте! Только подождите, я собак запру. Я уже знала, что, пока Кудрявцев стоит на крыльце, Дан уже, возможно, проник на территорию дачи: ведь для того, чтобы впустить меня, Кудрявцев загнал их в дом.
…Это была совершенно обыкновенная дача, грубая и основательная, похожая на хозяина. Но плевать было на обстановку – через несколько минут все закончится. Только теперь я почувствовала легкий озноб и еще одно, пьянящее своей неожиданной силой и свежестью чувство – сейчас я пущу пулю в эту черную пустую душу.
В соседней, накрепко закрытой комнате бесновались собаки, на приземистом столе стояли несколько карликовых деревьев – кажется, искусство их выращивания называется “бонсайо… Кудрявцев стоял ко мне спиной, он рылся в распухшей, видавшей виды визитке. Когда он повернулся, то держал в руке две сотенные зеленые бумажки.
А я держала в руке “браунинг”. Я держала его так, как учил меня Дан.
Кудрявцев непонимающе смотрел на меня.
– Ну, здравствуйте, Дмитрий Тарасович. Вот я до вас и добралась…
– Я не понимаю… – Он все еще оставался спокойным, но был далеко, бесконечно далеко от спасительной комнаты с собаками. Еще дальше, за моей спиной, была стена с двумя помповыми ружьями.
– Понимаете. Греция и все остальное.
– А что – Греция?
Дверь открылась, и в дом вошел Дан. И только увидев его, Кудрявцев испугался по-настоящему.
– Ну, – крикнул Дан. – Не надо проповедей, он их не стоит! Ты посмотрела ему в глаза? Теперь стреляй!
Я подняла “браунинг” и поняла, что не могу выстрелить в эти застывшие, прозрачные, начинающие стареть глаза.
– Я не могу… Не могу, – скорее подумала, чем сказала я. А Дан стал рядом со мной и сжал рукой мою руку с пистолетом. И через секунду сам спустил курок.
Пуля попала Кудрявцеву в грудь. Он повалился вперед, даже не успев сообразить, что произошло. А Дан стрелял – еще и еще, пока не выпустил всю обойму.
…Все было кончено.
Мертвое тело Кудрявцева лежало перед нами, собаки стали бросаться на дверь – как сквозь вату, я слышала глухие удары их грузных тел. И даже не сразу поняла, что Дана уже нет рядом со мной. Он сидел в углу комнаты, широко расставив ноги, и разминал пальцами сигарету.
Я ни разу не видела, чтобы он курил.
– Ты куришь? – глупо спросила я.
– Теперь курю, – ответил он, и я поразилась перемене в его лице: все то, что я так любила, ушло из него, теперь оно было опустошенным. Даже черные волосы посерели.
– Где записка? – спросил Дан. Я машинально вынула из кармана записку, подошла к телу мертвого Кудрявцева и положила рядом с ним.
– Нужно уходить, – сказала я Дану.
– Да, сейчас. Подождем немного.
– Подождем?!
В комнате, где были заперты собаки, вдруг раздался звон разбитого стекла; собачий лай стал совершенно невыносим, потом перешел на визг. И сразу же за этим раздались два выстрела.
Жалкий, истеричный скулеж – и все стихло.
Дан подошел к двери и открыл се.
На пороге стоял Александр Анатольевич.
Это было так нереально, так невозможно, что в первый момент я даже не поверила своим глазам. Я переводила взгляд с Дана на Александра Анатольевича – и снова на Дана.
Александр Анатольевич прошелся по комнате, подошел к телу Кудрявцева и брезгливо коснулся его носком ботинка. А потом поднял голову, посмотрел на Дана и медленно зааплодировал:
– Ну что ж! Король умер – да здравствует король!.. Сознание отказывало мне, я пыталась ухватиться за остатки здравого смысла, как за край пропасти, ломая ногти, сдирая в кровь пальцы, – но он уходил от меня…
– Дан, Дан… – Для того, чтобы не сойти с ума, мне нужно было опереться хоть на что-то, и этим “что-то” был по-прежнему молчащий Дан. – Я ничего не понимаю… Ведь ты же убил его, Дан…
– Убил! Убил! – Александр Анатольевич подошел ко мне и вынул бесполезный пистолет из моих омертвевших рук. Деловито поменял обоймы и отдал “браунинг"
Дану. Дан безучастно взял оружие и завертел его на пальце.
– А теперь дубль второй! Для непосвященных!
Прошу, маэстро! – обратился Александр Анатольевич к Дану.
Дан поднял пистолет и, не прицеливаясь, выстрелил в Шинкарева. Тот радостно захохотал, а белая рубаха мгновенно расцветилась красным.
Александр Анатольевич расстегнул ворот и вытащил оттуда дощечку с прикрепленными к ней изуродованными капсюлями и остатками полиэтилена, забрызганными краской; а из кармана достал два проводка.
– Такие вещи нужно знать, голубка! Обыкновенная пиротехника… А еще ВГИК закончила! Дан говорил мне, что ты тертая киношница.
Я смотрела на Шинкарева и не видела его.
– Дан, скажи, что это не правда… Ведь ты убил его, Дан!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131