Тогда ему пришлось бы инсценировать все представление, включая перенос лестницы, балконные перила, дверь и прочее. Ведь следов только на молотке было бы недостаточно. Нет, слишком это сложно.
— С экспертизой перчаток ты уже ознакомился? — спросил Бежан.
Роберт ознакомился.
— С ума сойти! Тридцать четыре пары и семь разрозненных. И ни одна не подходит! Ну тогда тем более… Хотя… одну из семи разрозненных могли сразу выбросить в мусорный бак.
— Все окрестные мусорные баки тщательно проверены. Мусор тут вывозят раз в неделю, так что с мусором нам повезло.
— Думаю, ребята, что в них копались, были другого мнения… И вот ещё соображение. Зачем понадобилось столь демонстративно приканчивать старушку? Если уж твои бабы собирались от неё избавиться, а ты уверял — они соображают неплохо, не проще ли было все обставить так, будто престарелая родственница сама окочурилась? Ведь ей под девяносто, много ли надо? Запросто могла слететь с лестницы, или наесться чего вредного для здоровья, ведь все самые вкусные вещи для здоровья вредны…
— Начинаешь склоняться к мысли, что её прикончил все-таки некто посторонний?
— Пожалуй, склоняюсь. А среди посторонних надо искать такого, который хорошо знаком с порядками в доме и которого на приёме в пятницу не было среди гостей. У них есть какая приходящая домработница?
— Ты невнимательно ознакомился с бумагами. Вот протокол. Уборщица со всеми детьми и мужем сидела дома, показания соседей не вызывают сомнений. Соседи вместе с семейством уборщицы смотрели очередную серию популярного сериала, у них свой телевизор испортился, вот они и направились к соседям. Ушли только после одиннадцати. Железное алиби и у уборщицы, и у её мужа.
— Но уборщица могла кому-нибудь разболтать!
— Могла, любой мог разболтать. Придётся опросить чуть ли не весь город. Где у тебя фамилии?
— Вот, и адреса.
Благодаря показаниям Войцеховского было выявлено шестнадцать человек, так или иначе причастных к поискам родичей пани Паркер. В их числе и нотариус. Каждый из этих шестнадцати мог кому-нибудь рассказать о поисках, предпринятых миллионершей-американкой. И не обязательно каждый из шестнадцати помнил о том, кому рассказывал, а если и помнил, захотел бы об этом информировать полицию. Роберт Гурский по молодости и недостаточной опытности был преисполнен желанием действовать и уверенностью в успехе, а у опытного старшего комиссара волосы встали дыбом, когда он представил ожидающую их работу. Это если игнорировать проклятого эмигранта Хубека, который до своего отъезда в Канаду мог болтать о богатой американке направо и налево, совсем не считая нужды ставить Войцеховского об этом в известность. А попробуй теперь доберись до него…
Тут позвонили снизу из бюро пропусков. Оказывается, к ним просится на приём некий Яцек Волинский. Облегчённо выбросив из головы тысячные толпы людей, которых предстоит им опросить, Бежан приказал немедленно парня пропустить. В комиссаре затеплилась надежда…
* * *
— Да нет, я вовсе его не подозреваю, — решительно заявил Яцек. — А если вы подозреваете, пан комиссар, то ошибаетесь, прямо говорю. Однако размечтался не в меру, и кто знает, с кем делился своими мечтами. Тогда, в разговоре со мной в кафе, сболтнул лишнее, мы ведь совсем незнакомы, ну, допустим, разболтался под впечатлением случившегося. Вряд ли убийца прикончил старушку в угоду Мартинеку, ради того, чтобы его доходы увеличились, и тот смог съездить за границу. Наверняка убийца сделал это для себя, возможно, хотел ограничиться лишь кражей, да переборщил.
— Но о драгоценностях никто до пятницы не знал, пани Паркер показала их только вечером в пятницу.
— Не имеет значения. — упорствовал Яцек. — О её большом богатстве все знали, а раз богата — значит, найдётся, что свиснуть. Может, под кроватью держит чемодан зелёных на мелкие расходы. Свои-то не сомневались — нет у бабули денег, даже Мартинек это сообразил, но убийца мог об этом и не знать.
— Почему все называют его «Мартинеком», а не «Мартином»? — поинтересовался Роберт.
— «Мартинек» больше к нему подходит, он такой… ну, Мартинек и есть, «Мартин» — слишком серьёзно для него, излишне солидно. Панна Дорота очень его… не уважает, и ещё назвала предельно эгоистичным бездельником. Точно, он и бездельник, и эгоист, но эгоист какой-то… несерьёзный.
— Я понимаю, что вы хотите сказать. Кстати, а кому вы рассказывали о событиях в доме пань Вуйчицких?
— О каких именно? О приезде крёстной бабули, о её убийстве или о её богатстве?
— Да обо всем.
Яцек словно поперхнулся. Ну конечно, этот полицейский прав! Вот он, Яцек, донёс на Мартинека, а может, это он сам проговорился? От него самого все пошло?
— Давайте по очереди, — охрипшим от волнения голосом начал парень. — Сначала никому. Не было ни причины, ни… да, случай не подворачивался, так что даже случайно упомянуть не мог. Потом, когда меня вызвали в этот дом второй раз, я… да, как раз стоял на стоянке, и корешу сказал — появилась у меня забавная пассажирка, такая богатая старушка, из Америки приехала, сдохнуть можно с ней от смеху. Он ещё спросил — хорошо платит? И я ответил, что сама бабуля вовсе не платит, расплачивается приписанная к ней девушка, так эта девушка для меня поинтереснее бабок будет. Ну и перешли на девушку, на том разговор и кончился. Потом, уже после нотариуса, дома. Я переодевался после работы, на приём к ним собирался, и мать поинтересовалась, я ей и рассказал. Оба посмеялись, уж больно забавной была старушка. Но уверяю вас, пан комиссар, моя мама на балкон не залезала и по голове старушку не ударяла. Отец тоже, он вообще обо всем этом не знал, ему я не рассказывал.
— Сделайте одолжение, отвяжитесь от родителей, — вежливо попросил Бежан. — Я с ними уже имел честь познакомиться. Кому ещё, кроме них, говорили?
— А больше никому. И не специально, а просто не пришлось к слову. Слишком много работы было в последние дни, что же касается пассажиров, то больше я их слушаю. А когда в аэропорту получал багаж пани Паркер, парням в таможне сказал только, что это для старушки, попросила меня и доверенность на меня оформила, и хорошо бы не тянуть с доставкой, уж больно стара, неровен час помрёт, так и не дождавшись багажа. Пошутили, в общем. А больше ни о чем.
— О самом доме, о заведённых в нем порядках никому не говорили?
— Не мог я никому такого говорить, ведь я сам толком о них не знал. Немного познакомился со всеми хозяйками только в пятницу, ну и на следующий день, когда фрахт привёз. Так что все-таки это не я разболтал. И вот что ещё хочу сказать. Может, не имеет значения, а может, и имеет. Вам известно, что на панну Дороту чуть какой-то пьяный шофёр не наехал? Она сама не придаёт этому особого значения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100
— С экспертизой перчаток ты уже ознакомился? — спросил Бежан.
Роберт ознакомился.
— С ума сойти! Тридцать четыре пары и семь разрозненных. И ни одна не подходит! Ну тогда тем более… Хотя… одну из семи разрозненных могли сразу выбросить в мусорный бак.
— Все окрестные мусорные баки тщательно проверены. Мусор тут вывозят раз в неделю, так что с мусором нам повезло.
— Думаю, ребята, что в них копались, были другого мнения… И вот ещё соображение. Зачем понадобилось столь демонстративно приканчивать старушку? Если уж твои бабы собирались от неё избавиться, а ты уверял — они соображают неплохо, не проще ли было все обставить так, будто престарелая родственница сама окочурилась? Ведь ей под девяносто, много ли надо? Запросто могла слететь с лестницы, или наесться чего вредного для здоровья, ведь все самые вкусные вещи для здоровья вредны…
— Начинаешь склоняться к мысли, что её прикончил все-таки некто посторонний?
— Пожалуй, склоняюсь. А среди посторонних надо искать такого, который хорошо знаком с порядками в доме и которого на приёме в пятницу не было среди гостей. У них есть какая приходящая домработница?
— Ты невнимательно ознакомился с бумагами. Вот протокол. Уборщица со всеми детьми и мужем сидела дома, показания соседей не вызывают сомнений. Соседи вместе с семейством уборщицы смотрели очередную серию популярного сериала, у них свой телевизор испортился, вот они и направились к соседям. Ушли только после одиннадцати. Железное алиби и у уборщицы, и у её мужа.
— Но уборщица могла кому-нибудь разболтать!
— Могла, любой мог разболтать. Придётся опросить чуть ли не весь город. Где у тебя фамилии?
— Вот, и адреса.
Благодаря показаниям Войцеховского было выявлено шестнадцать человек, так или иначе причастных к поискам родичей пани Паркер. В их числе и нотариус. Каждый из этих шестнадцати мог кому-нибудь рассказать о поисках, предпринятых миллионершей-американкой. И не обязательно каждый из шестнадцати помнил о том, кому рассказывал, а если и помнил, захотел бы об этом информировать полицию. Роберт Гурский по молодости и недостаточной опытности был преисполнен желанием действовать и уверенностью в успехе, а у опытного старшего комиссара волосы встали дыбом, когда он представил ожидающую их работу. Это если игнорировать проклятого эмигранта Хубека, который до своего отъезда в Канаду мог болтать о богатой американке направо и налево, совсем не считая нужды ставить Войцеховского об этом в известность. А попробуй теперь доберись до него…
Тут позвонили снизу из бюро пропусков. Оказывается, к ним просится на приём некий Яцек Волинский. Облегчённо выбросив из головы тысячные толпы людей, которых предстоит им опросить, Бежан приказал немедленно парня пропустить. В комиссаре затеплилась надежда…
* * *
— Да нет, я вовсе его не подозреваю, — решительно заявил Яцек. — А если вы подозреваете, пан комиссар, то ошибаетесь, прямо говорю. Однако размечтался не в меру, и кто знает, с кем делился своими мечтами. Тогда, в разговоре со мной в кафе, сболтнул лишнее, мы ведь совсем незнакомы, ну, допустим, разболтался под впечатлением случившегося. Вряд ли убийца прикончил старушку в угоду Мартинеку, ради того, чтобы его доходы увеличились, и тот смог съездить за границу. Наверняка убийца сделал это для себя, возможно, хотел ограничиться лишь кражей, да переборщил.
— Но о драгоценностях никто до пятницы не знал, пани Паркер показала их только вечером в пятницу.
— Не имеет значения. — упорствовал Яцек. — О её большом богатстве все знали, а раз богата — значит, найдётся, что свиснуть. Может, под кроватью держит чемодан зелёных на мелкие расходы. Свои-то не сомневались — нет у бабули денег, даже Мартинек это сообразил, но убийца мог об этом и не знать.
— Почему все называют его «Мартинеком», а не «Мартином»? — поинтересовался Роберт.
— «Мартинек» больше к нему подходит, он такой… ну, Мартинек и есть, «Мартин» — слишком серьёзно для него, излишне солидно. Панна Дорота очень его… не уважает, и ещё назвала предельно эгоистичным бездельником. Точно, он и бездельник, и эгоист, но эгоист какой-то… несерьёзный.
— Я понимаю, что вы хотите сказать. Кстати, а кому вы рассказывали о событиях в доме пань Вуйчицких?
— О каких именно? О приезде крёстной бабули, о её убийстве или о её богатстве?
— Да обо всем.
Яцек словно поперхнулся. Ну конечно, этот полицейский прав! Вот он, Яцек, донёс на Мартинека, а может, это он сам проговорился? От него самого все пошло?
— Давайте по очереди, — охрипшим от волнения голосом начал парень. — Сначала никому. Не было ни причины, ни… да, случай не подворачивался, так что даже случайно упомянуть не мог. Потом, когда меня вызвали в этот дом второй раз, я… да, как раз стоял на стоянке, и корешу сказал — появилась у меня забавная пассажирка, такая богатая старушка, из Америки приехала, сдохнуть можно с ней от смеху. Он ещё спросил — хорошо платит? И я ответил, что сама бабуля вовсе не платит, расплачивается приписанная к ней девушка, так эта девушка для меня поинтереснее бабок будет. Ну и перешли на девушку, на том разговор и кончился. Потом, уже после нотариуса, дома. Я переодевался после работы, на приём к ним собирался, и мать поинтересовалась, я ей и рассказал. Оба посмеялись, уж больно забавной была старушка. Но уверяю вас, пан комиссар, моя мама на балкон не залезала и по голове старушку не ударяла. Отец тоже, он вообще обо всем этом не знал, ему я не рассказывал.
— Сделайте одолжение, отвяжитесь от родителей, — вежливо попросил Бежан. — Я с ними уже имел честь познакомиться. Кому ещё, кроме них, говорили?
— А больше никому. И не специально, а просто не пришлось к слову. Слишком много работы было в последние дни, что же касается пассажиров, то больше я их слушаю. А когда в аэропорту получал багаж пани Паркер, парням в таможне сказал только, что это для старушки, попросила меня и доверенность на меня оформила, и хорошо бы не тянуть с доставкой, уж больно стара, неровен час помрёт, так и не дождавшись багажа. Пошутили, в общем. А больше ни о чем.
— О самом доме, о заведённых в нем порядках никому не говорили?
— Не мог я никому такого говорить, ведь я сам толком о них не знал. Немного познакомился со всеми хозяйками только в пятницу, ну и на следующий день, когда фрахт привёз. Так что все-таки это не я разболтал. И вот что ещё хочу сказать. Может, не имеет значения, а может, и имеет. Вам известно, что на панну Дороту чуть какой-то пьяный шофёр не наехал? Она сама не придаёт этому особого значения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100