Этого мне по уши хватило: я с криком отбросил книгу, но цифры С и L, превратились в миниатюрные челюсти и принялись кусать. Боже, какая же это была боль! Конечно, каждый укус сам по себе был не страшнее комариного, но их было такое множество! Цифры жалили меня в лицо, в руки! Никогда в жизни я еще так не радовался, что на мне прочные джинсы и высокие ботинки! Я отмахивался, отрывал цифры от себя, стряхивал и кричал:
— Фриссон! Бери все в свои руки! На меня не обращай внимания — главное, солдат отбей!
Фриссон на миг замер, потом очнулся и выхватил пачку стихов из моего кармана.
К счастью, Унылик и Жильбер задали солдатам такого жару, что тем было не до меня. Тролль снова ухватил в каждую лапу по солдату, стукнул их головами и швырнул на землю, повалив при этом еще пятерых. А сам навис над ними, выставив громадные когти.
Но и Клаут зря времени не терял. Он совершал руками таинственные пассы и что-то распевал на древнем языке.
Фриссон лихорадочно перебирал обрывки пергамента и наконец нашел тот, что искал:
Ни цифры, ни буквы не могут соврать,
Когда их правдивая пишет рука.
Но могут любого они оболгать
Пером нечестивца и клеветника.
Но этот несчастный вам зла не желал,
Вы жальте того, кто вас врать заставлял!
Цифры застыли в воздухе, а потом развернулись и устремились к Клауту и его воякам.
— Бежим! — крикнул капрал.
Все солдаты тут же вскочили на ноги и бросились врассыпную.
Унылик весело хихикнул и вприпрыжку побежал за ними.
Солдаты оглянулись, увидели тролля и припустились во всю мочь. Бегали они, спору нет, быстрее, чем тролль, но он все-таки попреследовал их какое-то время, вопя, рыча и вообще всяческими способами наводя страх.
Клаут вскочил верхом на мула и поскакал по дороге. На окраине он остановился, обернулся и посмотрел на меня. И, что-то распевая, вычертил в воздухе странные символы.
Фриссон тем временем разыскал в пачке еще одно стихотворение:
Ты погляди сюда, мой мул!
Я вижу, ты совсем уснул —
Так исчезай, тебя тут не держу я!
Исчезнешь — за твои труды
Я после дам тебе воды,
И обниму тебя, и в морду поцелую!
Мул исчез, а Клаут как сидел, так и шлепнулся на землю, пребольно ударившись копчиком. Он издал что-то вроде предсмертного вопля. И в это мгновение его настигли цифры. Клаут вскочил и заковылял прочь, держась рукой за ушибленное место. Цифры гнались за ним, жужжа, словно москиты, а нагнав, окружили облаком. Так он и убегал — в облаке цифр, крича от боли. Мало-помалу его жалкие вопли стихли вдали.
Вокруг стояла мертвая тишина.
Внезапно деревня огласилась радостными криками. Местные жители выбежали на площадь, подхватили на руки меня, Фриссона и Жильбера и пронесли нас по площади. При этом они распевали нам такие хвалы, от которых бы стыдливо зарделись Роланд и Артур.
— У меня хорошо получилось? — взволнованно крикнул мне Фриссон, восседавший на плечах у какого-то крестьянина.
— А ты думаешь, за что тебя славят? — крикнул я в ответ. — Ты был на высоте! И еще спасибо тебе, Фриссон, — ты мне шкуру спас. По крайней мере то, что от нее осталось.
Поэт понял намек и тут же принялся сочинять стишок, призванный излечить меня от укусов злобных цифр. Праздничное настроение крестьян несколько поутихло, как только возвратился Унылик. Тролль ухмылялся во весь рот. Крестьяне опустили нас на землю, отошли, посовещались и решили, что стоит заняться более насущным делом, а именно: поискать, чем бы накормить голодного тролля.
Нас они тоже накормили. Хорошее дело — крестьянская запасливость — утаили-таки кое-что, чего не удалось разыскать и Клауту с солдатами. Наступила ночь. Мы с Фриссоном завернулись в одеяла. Унылик уже храпел — ни дать ни взять храпящая горка. Жильбер встал на стражу.
* * *
С утра нас ждал сытный завтрак. Еще чуть-чуть, и мы не смогли бы сдвинуться с места. Единственной, кто не переел, была Анжелика. Но если б крестьяне ее хорошенько разглядели, они бы и ее тоже напичкали — уж придумали бы как.
Словом, мы попрощались с благородными селянами и тронулись в путь. Как только завтрак улегся у нас в желудках, мы зашагали веселее. И вдруг наткнулись на круг. Ну, то есть дороги сходились кругом, как если бы тут стоял знак кругового движения. Я остановился, нахмурился.
— Просто на редкость изысканная дорожная система. Почему бы не позволить дорогам попросту пересекаться?
— А потому, — объяснил Фриссон, — что тогда получался бы крест, как тот, на котором был распят Спаситель.
Он произнес запретные в этой стране слова, и, клянусь, я почувствовал, как сгущается воздух.
— Тут когда-то был перекресток, — сказал Жильбер. — Вот, смотрите, тут трава проросла, а когда-то шла колея. Приглядитесь, еще можно разглядеть священный символ.
Из-за этих слов воздух сгустился еще сильнее. Я пригляделся и действительно различил контуры былого пересечения дорог.
— Да они тут прямо фанатики какие-то.
— Уверяю тебя, будь тут перекресток, это ослабило бы власть королевы и ее прислужников, — прозвучал рядом голос Анжелики. Я, правда, ее почти не видел.
— Ну, идти, так идти, — браво проговорил я. — Так или иначе, нам надо это место миновать. Пошли, ребята. — Я шагнул в Круг и повернул налево.
В это же мгновение из ближнего леса выехал всадник в черных бархатных одеждах с тусклой серебряной цепью на груди. Следом за ним, бряцая оружием, следовало с десяток конных воинов. Они так шумели, что я с трудом расслышал, как всадник крикнул мне:
— Стой!
Мог бы и не кричать. Я и так остановился, нащупывая в кармане пачку свеженьких стишков Фриссона.
— Обернись ко мне, тупица! — рявкнул человек в черном. — Куда это ты направился? Собрался нарушить приказ королевы — пошел по солнцу?
Я обернулся и уставился на него.
— По солнцу? Как это? Вы о чем?
— Он говорит о том направлении, в котором вы пошли, господин Савл, — негромко пояснил Фриссон. Человек в черном заорал:
— Обратно идите, слышите? Против солнца! Так положено ходить всякому, кто выходит на дорожный круг!
Я долго и пристальна смотрел на него. Потом пожал плечами и развернулся.
— Ладно, пойду с запада на восток, против часовой стрелки, если вы так настаиваете. Делов-то!
— Стой! — снова рявкнул всадник. — Не нравится мне, как ты разговариваешь.
— А у вас, между прочим, тоже акцентик — я вам доложу! — огрызнулся я и нахмурил брови.
Всадник прищурился, ударил коня поводьями, тот шагнул вперед. Человек в черном смотрел на меня сверху вниз. Я стоял как вкопанный, и было мне не по себе, однако упрямиться я решил до конца.
— Странные одежды, странные речи, дерзкие манеры... — Всадник глянул на моих спутников. — И в компании с троллем. — Он снова перевел взгляд на меня. — А не ты ли, голубчик, излечивал ведьм от смертельных болезней, а?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131
— Фриссон! Бери все в свои руки! На меня не обращай внимания — главное, солдат отбей!
Фриссон на миг замер, потом очнулся и выхватил пачку стихов из моего кармана.
К счастью, Унылик и Жильбер задали солдатам такого жару, что тем было не до меня. Тролль снова ухватил в каждую лапу по солдату, стукнул их головами и швырнул на землю, повалив при этом еще пятерых. А сам навис над ними, выставив громадные когти.
Но и Клаут зря времени не терял. Он совершал руками таинственные пассы и что-то распевал на древнем языке.
Фриссон лихорадочно перебирал обрывки пергамента и наконец нашел тот, что искал:
Ни цифры, ни буквы не могут соврать,
Когда их правдивая пишет рука.
Но могут любого они оболгать
Пером нечестивца и клеветника.
Но этот несчастный вам зла не желал,
Вы жальте того, кто вас врать заставлял!
Цифры застыли в воздухе, а потом развернулись и устремились к Клауту и его воякам.
— Бежим! — крикнул капрал.
Все солдаты тут же вскочили на ноги и бросились врассыпную.
Унылик весело хихикнул и вприпрыжку побежал за ними.
Солдаты оглянулись, увидели тролля и припустились во всю мочь. Бегали они, спору нет, быстрее, чем тролль, но он все-таки попреследовал их какое-то время, вопя, рыча и вообще всяческими способами наводя страх.
Клаут вскочил верхом на мула и поскакал по дороге. На окраине он остановился, обернулся и посмотрел на меня. И, что-то распевая, вычертил в воздухе странные символы.
Фриссон тем временем разыскал в пачке еще одно стихотворение:
Ты погляди сюда, мой мул!
Я вижу, ты совсем уснул —
Так исчезай, тебя тут не держу я!
Исчезнешь — за твои труды
Я после дам тебе воды,
И обниму тебя, и в морду поцелую!
Мул исчез, а Клаут как сидел, так и шлепнулся на землю, пребольно ударившись копчиком. Он издал что-то вроде предсмертного вопля. И в это мгновение его настигли цифры. Клаут вскочил и заковылял прочь, держась рукой за ушибленное место. Цифры гнались за ним, жужжа, словно москиты, а нагнав, окружили облаком. Так он и убегал — в облаке цифр, крича от боли. Мало-помалу его жалкие вопли стихли вдали.
Вокруг стояла мертвая тишина.
Внезапно деревня огласилась радостными криками. Местные жители выбежали на площадь, подхватили на руки меня, Фриссона и Жильбера и пронесли нас по площади. При этом они распевали нам такие хвалы, от которых бы стыдливо зарделись Роланд и Артур.
— У меня хорошо получилось? — взволнованно крикнул мне Фриссон, восседавший на плечах у какого-то крестьянина.
— А ты думаешь, за что тебя славят? — крикнул я в ответ. — Ты был на высоте! И еще спасибо тебе, Фриссон, — ты мне шкуру спас. По крайней мере то, что от нее осталось.
Поэт понял намек и тут же принялся сочинять стишок, призванный излечить меня от укусов злобных цифр. Праздничное настроение крестьян несколько поутихло, как только возвратился Унылик. Тролль ухмылялся во весь рот. Крестьяне опустили нас на землю, отошли, посовещались и решили, что стоит заняться более насущным делом, а именно: поискать, чем бы накормить голодного тролля.
Нас они тоже накормили. Хорошее дело — крестьянская запасливость — утаили-таки кое-что, чего не удалось разыскать и Клауту с солдатами. Наступила ночь. Мы с Фриссоном завернулись в одеяла. Унылик уже храпел — ни дать ни взять храпящая горка. Жильбер встал на стражу.
* * *
С утра нас ждал сытный завтрак. Еще чуть-чуть, и мы не смогли бы сдвинуться с места. Единственной, кто не переел, была Анжелика. Но если б крестьяне ее хорошенько разглядели, они бы и ее тоже напичкали — уж придумали бы как.
Словом, мы попрощались с благородными селянами и тронулись в путь. Как только завтрак улегся у нас в желудках, мы зашагали веселее. И вдруг наткнулись на круг. Ну, то есть дороги сходились кругом, как если бы тут стоял знак кругового движения. Я остановился, нахмурился.
— Просто на редкость изысканная дорожная система. Почему бы не позволить дорогам попросту пересекаться?
— А потому, — объяснил Фриссон, — что тогда получался бы крест, как тот, на котором был распят Спаситель.
Он произнес запретные в этой стране слова, и, клянусь, я почувствовал, как сгущается воздух.
— Тут когда-то был перекресток, — сказал Жильбер. — Вот, смотрите, тут трава проросла, а когда-то шла колея. Приглядитесь, еще можно разглядеть священный символ.
Из-за этих слов воздух сгустился еще сильнее. Я пригляделся и действительно различил контуры былого пересечения дорог.
— Да они тут прямо фанатики какие-то.
— Уверяю тебя, будь тут перекресток, это ослабило бы власть королевы и ее прислужников, — прозвучал рядом голос Анжелики. Я, правда, ее почти не видел.
— Ну, идти, так идти, — браво проговорил я. — Так или иначе, нам надо это место миновать. Пошли, ребята. — Я шагнул в Круг и повернул налево.
В это же мгновение из ближнего леса выехал всадник в черных бархатных одеждах с тусклой серебряной цепью на груди. Следом за ним, бряцая оружием, следовало с десяток конных воинов. Они так шумели, что я с трудом расслышал, как всадник крикнул мне:
— Стой!
Мог бы и не кричать. Я и так остановился, нащупывая в кармане пачку свеженьких стишков Фриссона.
— Обернись ко мне, тупица! — рявкнул человек в черном. — Куда это ты направился? Собрался нарушить приказ королевы — пошел по солнцу?
Я обернулся и уставился на него.
— По солнцу? Как это? Вы о чем?
— Он говорит о том направлении, в котором вы пошли, господин Савл, — негромко пояснил Фриссон. Человек в черном заорал:
— Обратно идите, слышите? Против солнца! Так положено ходить всякому, кто выходит на дорожный круг!
Я долго и пристальна смотрел на него. Потом пожал плечами и развернулся.
— Ладно, пойду с запада на восток, против часовой стрелки, если вы так настаиваете. Делов-то!
— Стой! — снова рявкнул всадник. — Не нравится мне, как ты разговариваешь.
— А у вас, между прочим, тоже акцентик — я вам доложу! — огрызнулся я и нахмурил брови.
Всадник прищурился, ударил коня поводьями, тот шагнул вперед. Человек в черном смотрел на меня сверху вниз. Я стоял как вкопанный, и было мне не по себе, однако упрямиться я решил до конца.
— Странные одежды, странные речи, дерзкие манеры... — Всадник глянул на моих спутников. — И в компании с троллем. — Он снова перевел взгляд на меня. — А не ты ли, голубчик, излечивал ведьм от смертельных болезней, а?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131