Часа через три после полудня мы подошли к деревушке, некогда знававшей лучшие времена. Соломенные крыши на домиках прогнили и провалились, со стен облупилась штукатурка, обнажив дранку. На улицах валялся мусор и отбросы — словно бы местные жители так переутомились, что у них не хватало сил дотащить всю эту дрянь до компостных ям. Да и сами аборигены были какие-то оборванные и изнуренные, будто бы на их плечах лежал — ни много ни мало — весь свет. Они бросали на нас быстрые и любопытные взгляды и тут же отводили глаза, торопясь убраться подальше. Минут через пять мы шагали по улице, на которой не было ни души — ушли даже собаки и свиньи, которым, по идее, вполне резонно было бы ковыряться в кучах отбросов. А жаль — одну я бы купил, чтобы потом зажарить. Ну, то есть вы поняли, конечно, свинью, а не собаку. Я жутко проголодался. А уж стоило мне подумать о том, как голоден наш Унылик, так просто мурашки по спине бежали. Но вот я приметил домик, который был побольше соседских. Над его входной дверью торчал шест, а к шесту был привязан пучок не то сорго, не то проса. Он был совсем сухой, и им запросто можно было бы мести пол. Но все-таки это был некий «кустик», а стало быть, в доме располагалась таверна.
— Давайте поглядим, нельзя ли тут поесть, — предложил я и свернул к таверне.
— Если и можно, то я не уверен, что вот этим прокормишься, — съязвил Фриссон, бросив желчный взгляд на веник-вывеску.
Однако Унылик ускорил шаг и взревел:
— Еда!
Фриссону ничего не оставалось делать, как только признать, что мысль заглянуть в таверну недурна. По меньшей мере все вошли следом за мной, в том числе и Жильбер. Анжелика, войдя в полумрак таверны, так засветилась, что тут же отступила, пробормотав:
— Уйду, а то напугаю хозяина.
Мы расселись вокруг столика. Тихо, как в могиле. Я нервно ждал, поглядывая на своих спутников. Жильбер ерзал на стуле, Унылик ронял слюни. Наконец терпение мое иссякло, и я крикнул:
— Эй, хозяин!
На мой зов явился мужчина, некогда бывший толстяком. Теперь же фартук на нем просто болтался.
— Какого че... — хмуро начал хозяин, но, увидев Унылика, жутко побледнел.
А тролль как заревет:
— Жр-р-р-рать!
— Н-н-но... еды у меня нету, — запинаясь, выдавил хозяин. — Ну то есть, может, есть маленько, но только и хватит, чтобы мне, да жене, да детишкам худо-бедно прокормиться. А все остальное бейлиф королевы отбирает!
Несколько мгновений я сидел, не шевелясь, потом заставил себя расслабиться и проговорил:
— Но тогда выходит, что налоги у вас очень высокие.
— Налоги? При чем здесь налоги? Да у нас просто-напросто все отбирают. Оставляют лишь жалкие крохи, чтобы мы с голоду не перемерли, да еще маленько, чтоб было что на будущий год засеять. Вот и все! И каждый раз отбирают все больше. Ведь я уже два года не могу собрать хмеля, чтобы пивка сварить! У нас крошечный огородик, с него и кормимся. Да и то кое-как, ведь три пятых овощей уходит королеве, а нам-то всего две пятых остается!
Мне вдруг стало ужасно жалко беднягу. Но Унылик начал угрожающе рычать, а Жильбер встал, вынув меч из ножен, и объявил:
— Если это так, то мой долг сквайра велит мне...
И в это мгновение с треском распахнулась дверь. То есть даже не распахнулась — нет, она упала вовнутрь, и в таверну ввалилось с десяток дюжих молодцов в стальных шлемах и кожаных камзолах. Они размахивали алебардами и орали:
— Наружу! Все выходите на улицу! Все до одного на площадь!
— Эт-то еще что такое? — возопил один из них, завидев Жильбера с мечом. — Ты собирался драться с людьми бейлифа королевы? А ну, Байнер, прикончи его!
Но тут на ноги поднялся Унылик и оглушительно взревел.
С секунду солдаты ошарашенно смотрели на него. А потом ломанулись к выходу, толкая друг дружку.
— Это нездешние! Они пришли ко мне без спросу! — верещал хозяин, увязавшись за солдатами. — Я им говорю: нету у меня еды, а они...
Его причитания привели только к тому, что главный громила рассвирепел и гаркнул:
— А ну, заткни глотку! Странники нам ни к чему — нам ведено только местных привести! Так что топай да помалкивай!
И он поторопился выйти, а за ним выскочили солдаты, окружившие трактирщика и заодно нас с Фриссоном.
Поэта стиснули со всех сторон, и он спросил у меня сдавленным шопотом:
— Господин Савл, а зачем это мы пошли с солдатами?
— Просто мне любопытно, — шепотом отозвался я. — Но меня-то могут сразу распознать — одет я не по-здешнему. Тогда, наверное, прогонят. Если так выйдет, ты побудь там, а потом возвращайся и мне все расскажешь.
— Если получится... — прошипел Фриссон и затравленно оглянулся.
Вот ведь потеха! Да ведь Фриссон тут, может быть, самая опасная персона, а как напуган! Не без труда, конечно, но все же мне удалось унять свой непобедимый сарказм.
Солдаты отвели нас на деревенскую площадь. Туда же согнали примерно около сотни мужчин, женщин и детей. На площади полыхал костер, около которого выстроилось еще с десяток солдат, а перед строем прохаживался невысокого роста плечистый мужчина в длинном черном балахоне, расшитом астрологическими знаками. Он так ухмылялся, глядя на сгоняемых на площадь людей, словно это зрелище доставляло ему невыразимое удовольствие. Наконец солдаты пригнали всех до единого. И мужчина, брызжа слюной, выкрикнул:
— Вы не уплатили подати!
Толпа издала дружный испуганный стон, и вперед выступил трактирщик.
— Нет, бейлиф Клаут, мы уплатили. Мы все-все уплатили.
— И ты знаешь, что мы все уплатили, — крикнула какая-то старуха. — Да как же ты можешь? Ты здесь вырос, а сам...
— Да, я здесь вырос. Здесь, где меня все презирали, где в меня тыкали пальцами! — рявкнул в ответ Клаут, сверкая глазами. — Тупицы! Вы не видели, вы не могли видеть, какой великий человек скрывается во мне! Зато это увидел шериф и сделал так, что я получил власть над всеми вами!
— И ты каждый год увеличиваешь подати! — жалобно воскликнула женщина.
— Да, королева вечно недовольна, — парировал Клаут. — Верно, вы уплатили подати с каждой души и с каждого двора, но не уплатили за всю деревню!
— Подать за деревню?! — Вперед выступил старик с длинной седой бородой. — Да я о такой и не слыхивал!
— Считай, что теперь услыхал! Шериф велел мне собрать с вас столько, сколько мне заблагорассудится.
— Себе ведь он тоже что-то в карман кладет? — шепотом спросил я у Фриссона.
— Так полагается, — шепнул он мне в ответ.
— ...Так что придется вам уплатить налог со всей деревни. Так распорядились шериф и сама королева! Десять золотых! Платите! Платите побыстрее то, что задолжали!
— Но у нас нет больше денег! — простонала женщина. — Ты давным-давно отобрал у нас все, до единой монетки!
— Тогда я заберу коров, свиней, пшеницу, фрукты! Но вы заплатите, все равно заплатите, а не то я сожгу вашу деревню дотла!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131