«Пан Понделе, дайте мне ваш халат!»— «Это еще зачем?» — спрашиваю. «Да беда у меня, не могу я в этом сниматься»,— и показывает мне платье, измазанное в земле, по-моему, она еще и молоком его облила. Но чтобы совсем испортить —не испортила, уже тогда она была хоть и маленькая, но практичная женщина.
В зале воцарилась такая напряженная тишина, что стала слышна перебранка двух женских голосов за стеной, в соседней кухне. Пан Понделе допил бокал гамзы.
— Может, вы уже не помните, а у меня память, как у слона: вы все выбежали во двор, мальчики взобрались на скамейки, что притащили из физкультурного зала, перед ними выстроились девчонки побольше, а в самом первом ряду уселись совсем маленькие. Ивонна прибежала в последнюю минуту, в моем черном сатиновом халате, только надела она его задом наперед, так что спереди получился высокий воротник до подбородка; и, разумеется, был ей халат до самого полу. «Не можешь же ты сниматься в этом!» А Ивонна хоть бы что. Ну, фотограф, чтобы не терять времени, сделал снимок. А Ивонна, ясное дело, и рожицу нужную состроила, так что каждому бросалась в глаза на фотографии —этакая сиротинка...
Пана Понделе вознаградили шумными рукоплесканиями.
Крчма тоже вспомнил эту фотографию. Действительно, на ней выделялась Ивонна, всякий сразу обращал внимание на эту красивую грустную девочку и жалел ее... И Крчма припомнил еще, что когда впервые увидел этот групповой снимок, то молча, усмехнувшись в душе, шлепнул Ивонну по задочку, она же ответила ему победоносной улыбкой.
Дыму и шуму становилось все больше. Гейниц обвел товарищей неуверенным взглядом, поерзал на стуле, вытягивая шею, потом, затянув галстук, встал. Погремел в кармане коробочкой с маленькими шахматами, на худом его лице появилось просительное выражение: не сыграет ли с ним кто-нибудь? Но все от него отмахивались, пока над ним не сжалился тот, от кого он этого меньше всего ожидал (остерегайтесь одностороннего, упрощенного суждения: человеческая душа, к счастью, сложнее!). Это был Мариан Навара. Теперь только бы дело закончилось так, как надо бы...
— А что, уважаемые, потанцуем?— предложила Ивон-па.
— Где взять музыку?
Несколько человек обернулось к пианино в углу зала.
— Л у нас есть свой музыкант! -- Да я на пианино не умею.
— Неважно, играй!
Цирк пожал своими могучими плечами и степенной походкой подошел к инструменту, попытался сыграть модный «лембет-уок». Начали танцевать, да тут же и остановились.
— Господи, как ты бренчишь? Вроде два-три разных танца сразу!
— Под эту музыку не танцевать, а плакать хочется!
~ Я вас предупреждал, друзья. Разве я виноват, что у меня каждый палец по две-три клавиши захватывает?— поднял он свою медвежью лапу.
Его отогнали от пианино; ничуть не обидевшись, он спокойно отошел в противоположный угол, и тут все заметили, что там стоит футляр.
— Что ж ты сразу не сказал, что принес гитару?
— Вы же на пианино просили. А я, когда могу, просьбы выполняю.— Он немного отодвинул стул, тронул струны и в собственном сопровождении во все горло запел:
Два зайчонка у реки дернули вприсядку» а за ними впляс пошла кума куропатка.
— И это я вас восемь лет учил чешскому языку, паршивцы!— крикнул Крчма, но голос его погонул в одобрительном гуле.
Видали, каков этот верзила, этот посредственный ученик! Однако кое в чем он превзошел прочих: в способности делать самые естественные выводы из своих отношений к людям. Не то чтобы он увлекался политикой, но он просто не мог не вступить в партию. Моя заслуга? Пожалуй, нет, хоть я и не прочь присвоить себе пускай малую толику заслуги в этом. Тут, скорее всего, сказалась отцовская кровь: недаром старый Пирк во время войны сидел в концлагере за «политическую неблагонадежность».
— Хотелось бы мне жить среди народа, состоящего из одних таких Пирков,— наклонился Крчма к соседу.
— Для школьного служителя такие — далеко не мед. Башмаки вечно грязные, а завтраки носят из дома. Вот Герольд, хоть у отца целый магазин разной вкусной снеди, всегда у меня завтраки покупал, да и сдачу не считал.
В дальнем конце стола, в стороне от всеобщего веселья, закончилась шахматная партия. Браво, Мариан, не разочаровал ты меня: Гейниц шел торжествующий, по его чуть оттопыренным ушам ясно было, как он счастлив. А Мариан, побежденный Гейницем, вышел из этой ситуации нравственным победителем. Этому никогда не были нужны мои поучения — и, думаю, никогда и не понадобятся. А вот кто неотложно требует моего внимания, так это Ивонна.
Он задумчиво наблюдал за ней. В длинном прилегающем платье, с разрезом сбоку до колена, она отплясывала какой-то эксцентричный сольный танец, руки над головой, золотые волосы развеваются, будто у дикарки. Как незаметно вмешаться в ее жизнь, ей же на пользу? Не знаю. Можно ли утешать себя тем, что только дураки преисполнены решимости и знают все наперед? И вообще: что дает мне право еще и теперь учить кого-то из них, как надо жить? Тем более неизвестно — не запоздал ли мой педагогический эксперимент: сотня учеников схватила сифилис, прежде чем они попали на лекцию Аристотеля о воздержании, говорил Монтень. Сказано, конечно, образно.
Но заботит меня эта девушка; впрочем, как правило, все заботы — тщетны и недейственны. Если доживу, кто же из моей Семерки станет моим Sorgenkind'oM к следующей встрече через пять лет?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32
В зале воцарилась такая напряженная тишина, что стала слышна перебранка двух женских голосов за стеной, в соседней кухне. Пан Понделе допил бокал гамзы.
— Может, вы уже не помните, а у меня память, как у слона: вы все выбежали во двор, мальчики взобрались на скамейки, что притащили из физкультурного зала, перед ними выстроились девчонки побольше, а в самом первом ряду уселись совсем маленькие. Ивонна прибежала в последнюю минуту, в моем черном сатиновом халате, только надела она его задом наперед, так что спереди получился высокий воротник до подбородка; и, разумеется, был ей халат до самого полу. «Не можешь же ты сниматься в этом!» А Ивонна хоть бы что. Ну, фотограф, чтобы не терять времени, сделал снимок. А Ивонна, ясное дело, и рожицу нужную состроила, так что каждому бросалась в глаза на фотографии —этакая сиротинка...
Пана Понделе вознаградили шумными рукоплесканиями.
Крчма тоже вспомнил эту фотографию. Действительно, на ней выделялась Ивонна, всякий сразу обращал внимание на эту красивую грустную девочку и жалел ее... И Крчма припомнил еще, что когда впервые увидел этот групповой снимок, то молча, усмехнувшись в душе, шлепнул Ивонну по задочку, она же ответила ему победоносной улыбкой.
Дыму и шуму становилось все больше. Гейниц обвел товарищей неуверенным взглядом, поерзал на стуле, вытягивая шею, потом, затянув галстук, встал. Погремел в кармане коробочкой с маленькими шахматами, на худом его лице появилось просительное выражение: не сыграет ли с ним кто-нибудь? Но все от него отмахивались, пока над ним не сжалился тот, от кого он этого меньше всего ожидал (остерегайтесь одностороннего, упрощенного суждения: человеческая душа, к счастью, сложнее!). Это был Мариан Навара. Теперь только бы дело закончилось так, как надо бы...
— А что, уважаемые, потанцуем?— предложила Ивон-па.
— Где взять музыку?
Несколько человек обернулось к пианино в углу зала.
— Л у нас есть свой музыкант! -- Да я на пианино не умею.
— Неважно, играй!
Цирк пожал своими могучими плечами и степенной походкой подошел к инструменту, попытался сыграть модный «лембет-уок». Начали танцевать, да тут же и остановились.
— Господи, как ты бренчишь? Вроде два-три разных танца сразу!
— Под эту музыку не танцевать, а плакать хочется!
~ Я вас предупреждал, друзья. Разве я виноват, что у меня каждый палец по две-три клавиши захватывает?— поднял он свою медвежью лапу.
Его отогнали от пианино; ничуть не обидевшись, он спокойно отошел в противоположный угол, и тут все заметили, что там стоит футляр.
— Что ж ты сразу не сказал, что принес гитару?
— Вы же на пианино просили. А я, когда могу, просьбы выполняю.— Он немного отодвинул стул, тронул струны и в собственном сопровождении во все горло запел:
Два зайчонка у реки дернули вприсядку» а за ними впляс пошла кума куропатка.
— И это я вас восемь лет учил чешскому языку, паршивцы!— крикнул Крчма, но голос его погонул в одобрительном гуле.
Видали, каков этот верзила, этот посредственный ученик! Однако кое в чем он превзошел прочих: в способности делать самые естественные выводы из своих отношений к людям. Не то чтобы он увлекался политикой, но он просто не мог не вступить в партию. Моя заслуга? Пожалуй, нет, хоть я и не прочь присвоить себе пускай малую толику заслуги в этом. Тут, скорее всего, сказалась отцовская кровь: недаром старый Пирк во время войны сидел в концлагере за «политическую неблагонадежность».
— Хотелось бы мне жить среди народа, состоящего из одних таких Пирков,— наклонился Крчма к соседу.
— Для школьного служителя такие — далеко не мед. Башмаки вечно грязные, а завтраки носят из дома. Вот Герольд, хоть у отца целый магазин разной вкусной снеди, всегда у меня завтраки покупал, да и сдачу не считал.
В дальнем конце стола, в стороне от всеобщего веселья, закончилась шахматная партия. Браво, Мариан, не разочаровал ты меня: Гейниц шел торжествующий, по его чуть оттопыренным ушам ясно было, как он счастлив. А Мариан, побежденный Гейницем, вышел из этой ситуации нравственным победителем. Этому никогда не были нужны мои поучения — и, думаю, никогда и не понадобятся. А вот кто неотложно требует моего внимания, так это Ивонна.
Он задумчиво наблюдал за ней. В длинном прилегающем платье, с разрезом сбоку до колена, она отплясывала какой-то эксцентричный сольный танец, руки над головой, золотые волосы развеваются, будто у дикарки. Как незаметно вмешаться в ее жизнь, ей же на пользу? Не знаю. Можно ли утешать себя тем, что только дураки преисполнены решимости и знают все наперед? И вообще: что дает мне право еще и теперь учить кого-то из них, как надо жить? Тем более неизвестно — не запоздал ли мой педагогический эксперимент: сотня учеников схватила сифилис, прежде чем они попали на лекцию Аристотеля о воздержании, говорил Монтень. Сказано, конечно, образно.
Но заботит меня эта девушка; впрочем, как правило, все заботы — тщетны и недейственны. Если доживу, кто же из моей Семерки станет моим Sorgenkind'oM к следующей встрече через пять лет?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32