Павла крепко пожала руку Камиллу, многозначительно взглянув на него; в ее улыбке был намек на сожаление, что приходится так скоро расставаться.
— Где этот парнишка раздобыл такую девицу? — спросил Тайцнер, когда за ними закрылась дверь.
Камилл пожал плечами и улыбнулся.
— Цифирная душа Гейниц в восьмом классе положил глаз на самую красивую девушку в гимназии.
— С успехом?
— Увы, — сказал Камилл, отведя глаза. Официантка принесла заказанные колбаски с хреном и
горчицей. Едва заметный жест Камилла Тайцнер уже знал — с этого пана денег не брать.
— Еще один, — допив бокал, он сам протянул его официантке и с аппетитом принялся за еду. — Красотка, — Тайцнеру не давала покоя девица Гонзы. — Свежая по-деревенски и наивно-умная. Наверняка вместо «платье» говорит «туалет», а вместо «духи» — «парфюм». Обратили внимание, как у нее блузка прилипла к груди?
— Обратил. Промокла, наверное.
— А больше вам ничего не приходит в голову?
— А что должно мне прийти в голову?
— Вы же писатель, черт возьми! Прозаик должен быть психологом! Вашему товарищу надо было блеснуть перед девицей вами, а перед вами — девчонкой! Впрочем, чего я сомневаюсь: Камилл Герольд не какой-нибудь недотепа, чтобы этого не понять, просто наигранная скромность не позволяет...
Вдруг у Камилла заблестели глаза, Тайцнер обернулся: по проходу между столиками к ним приближалась девушка Гейница — без Гейница. В ее улыбке проскальзывает не то извинение, не то смущение.
— Кажется, я зонтик забыла...
«Ми-и-лая, да ведь у вас его и не было», — хотелось сказать Тайцнеру, но он промолчал.
Присесть она отказалась. Камилл проводил ее до дверей, с несчастным видом оглянулся на столик с разложенной рукописью, на его оживившемся лице было написано, до чего ему досадна самому себе навязанная роль безумно занятого человека. У дверей они еще постояли, поговорили— «Э, приятель, ты пожимал ей ручку на добрых пять секунд дольше, чем принято...»
— И дело в шляпе! — восторжествовал Тайцнер, когда Камилл вернулся к столику. — Поздравляю!
— С чем?
— Вопрос! Но тут виной колбаски — зачем так долго подогреваются. А то бы я уже испарился и не помешал вашему счастью. Почему вы не предложили ей бокал? Два?
— Она спешила на поезд домой в Рокицаны Гейниц тоже оттуда; говорит, они знакомы с детства, даже какая-то родня.
Тайцпер доел, удовлетворенно вытянул ноги в солдатских башмаках далеко под стол, кажется, даже наступил на жму Камиллу, но забыл извиниться. Глянул на часы,
— Кто бы подумал, как время-то летит: на съезде, поди, отбарабанили уже с полдюжины выступлений. Но на ужин за счет Синдиката я еще успею.
Камилл с отсутствующим видом складывал рукопись.
— Зря я все-таки отказал Гейницу...
Тайцнер, еще не вставая из-за стола, напялил на свою кудрявую голову бесформенную полотняную каскетку.
— Знаете что, молодой человек? У меня правило — я вам его не навязываю, но меня оно не раз выручало: никогда ни о чем не жалеть. Но коль уж вы настроены на сожаление, так пускай оно по крайней мере будет действенным...
В небольшом репродукторе на стене комнаты студенческого общежития прозвучало знакомое:
— Эмма Мнхлова, к телефону!
Наконец-1о Мариан раскачался! Мишь отложила учебник и юропливо вышла в коридор. Только не волноваться: уж больно долго ждала я этого звонка.
— Вот так сюрприз!
— Алло, кто это — ты, Мишь?—спросила Ивонна, едва в трубке стихло.
— Где ты? Откуда звонишь? Из Вашингтона?
— Пока из Праги, и мечтаю увидеть твою большеротую мордашку. Если согласна, поторопись. Куда? Ну, скажем, в «Голландскую мельницу»?
— А что это?
— Заведение для хороших людей. На Индржишской улице.
— Но я без денег. Купила плащ и крем «Ивонн» в надежде, что стану красивее.
— Бог с ней, с бедностью. Что-то в последнее время ты стала больно гордой. Жду тебя там через полчаса. На втором этаже.
Как же это получается: я на самом деле разочарована, что звонил не Мариан,- или просто себя убедила в этом? Скорее всего — второе: мыши, которыми интересуется Мариан, пишутся через «ы».
Мишь вытащила из комода свое единственное полосатое пальтецо, сшитое из старого чехла от соломенного тюфяка. Опять куда-то бегу, как послушная собачонка по первому свистку. Зачем я понадобилась ей на сей раз? Но было бы нечестно притворяться, будто судьба Ивонны мне совсем безразлична. Коль уж нет любимого, должна быть по крайней мере подруга. Оставаться в одиночестве в нашем возрасте — патология.
Через полчаса, смущаясь, но одновременно сгорая от любопытства, Мишь поднялась по лестнице, крытой ковром, и, едва войдя в зал, увидела золотую копну волос. Ивонна бурно и шумно обняла ее, ладно, будем считать ее дружбу искренней. Они сели за столик, керамические плитки которых изображали старые голландские ветряные мельницы. Мишь вытаращила глаза на тяжелый золотой кулон с большой жемчужиной, висевший на шее Ивонны. Протянула через стол руку, чтобы поближе рассмотреть драгоценность. На обратной стороне было красиво выгравировано: «Andenken an M. S.»1. Стоит ли комментировать эту подробность? Но Ивонна сама спросила:
— Что скажешь?
— Что он раскошелился.
— Кто? — удивленно склонила голову Ивонна.
— Генерал Паттон. Не будешь же ты унижать себя общением с каким-нибудь сержантом?..
Ивонна немного смутилась.
— Слушай, не дерзи!
— А ты не боишься, что жемчуг приносит несчастье? Этого, пожалуй, мне не следовало говорить. Ивонна на
секунду замерла.
— Я не суеверна. А Ник, между прочим, именно сержант. Но какой сержант, подружка! — Она замолчала, испытующе вглядываясь в лицо Мишь, — Послушай, а откуда ты вообще знаешь, где я была?
— Секрет шпионской службы. Перед отъездом могла бы хоть словечко мне шепнуть, куда отправляешься, на случай объяснения с твоими... Ну конечно, они явились ко мне в общежитие, оба, и я стояла перед ними словно обвиняемая: мол, какая же я лучшая подруга, если мне не удается повлиять на тебя, как же это я не знаю, где именно и с кем ты, и так далее и тому подобное. Но они пришли не только ради этого, им надо было узнать, как зовут нашего классного; под именем Роберта Давида они не нашли его адреса.
1 «На память о М. С.» (нем.).
— Что дамам угодно? — подошел официант.
— Что будешь пить? — спросила Ивонна.
— Скажем, малое пиво. Ивонна смиренно подняла глаза к потолку.
— Два раза коктейль «Манхэттен». И две ветчины. Карточек, разумеется, у нас нет.
Официант с подобающей скромной улыбкой слегка поклонился.
— Без карточек, к сожалению...
Ивонна молча поднялась и пошла куда-то в глубь зала, официант за ней.
— Все в порядке, — сказала она, вернувшись.
— Ну ты просто, как это говорится, world woman1, правильно? Пожалуй, теперь твои домашние будут тебе неровней.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32
— Где этот парнишка раздобыл такую девицу? — спросил Тайцнер, когда за ними закрылась дверь.
Камилл пожал плечами и улыбнулся.
— Цифирная душа Гейниц в восьмом классе положил глаз на самую красивую девушку в гимназии.
— С успехом?
— Увы, — сказал Камилл, отведя глаза. Официантка принесла заказанные колбаски с хреном и
горчицей. Едва заметный жест Камилла Тайцнер уже знал — с этого пана денег не брать.
— Еще один, — допив бокал, он сам протянул его официантке и с аппетитом принялся за еду. — Красотка, — Тайцнеру не давала покоя девица Гонзы. — Свежая по-деревенски и наивно-умная. Наверняка вместо «платье» говорит «туалет», а вместо «духи» — «парфюм». Обратили внимание, как у нее блузка прилипла к груди?
— Обратил. Промокла, наверное.
— А больше вам ничего не приходит в голову?
— А что должно мне прийти в голову?
— Вы же писатель, черт возьми! Прозаик должен быть психологом! Вашему товарищу надо было блеснуть перед девицей вами, а перед вами — девчонкой! Впрочем, чего я сомневаюсь: Камилл Герольд не какой-нибудь недотепа, чтобы этого не понять, просто наигранная скромность не позволяет...
Вдруг у Камилла заблестели глаза, Тайцнер обернулся: по проходу между столиками к ним приближалась девушка Гейница — без Гейница. В ее улыбке проскальзывает не то извинение, не то смущение.
— Кажется, я зонтик забыла...
«Ми-и-лая, да ведь у вас его и не было», — хотелось сказать Тайцнеру, но он промолчал.
Присесть она отказалась. Камилл проводил ее до дверей, с несчастным видом оглянулся на столик с разложенной рукописью, на его оживившемся лице было написано, до чего ему досадна самому себе навязанная роль безумно занятого человека. У дверей они еще постояли, поговорили— «Э, приятель, ты пожимал ей ручку на добрых пять секунд дольше, чем принято...»
— И дело в шляпе! — восторжествовал Тайцнер, когда Камилл вернулся к столику. — Поздравляю!
— С чем?
— Вопрос! Но тут виной колбаски — зачем так долго подогреваются. А то бы я уже испарился и не помешал вашему счастью. Почему вы не предложили ей бокал? Два?
— Она спешила на поезд домой в Рокицаны Гейниц тоже оттуда; говорит, они знакомы с детства, даже какая-то родня.
Тайцпер доел, удовлетворенно вытянул ноги в солдатских башмаках далеко под стол, кажется, даже наступил на жму Камиллу, но забыл извиниться. Глянул на часы,
— Кто бы подумал, как время-то летит: на съезде, поди, отбарабанили уже с полдюжины выступлений. Но на ужин за счет Синдиката я еще успею.
Камилл с отсутствующим видом складывал рукопись.
— Зря я все-таки отказал Гейницу...
Тайцнер, еще не вставая из-за стола, напялил на свою кудрявую голову бесформенную полотняную каскетку.
— Знаете что, молодой человек? У меня правило — я вам его не навязываю, но меня оно не раз выручало: никогда ни о чем не жалеть. Но коль уж вы настроены на сожаление, так пускай оно по крайней мере будет действенным...
В небольшом репродукторе на стене комнаты студенческого общежития прозвучало знакомое:
— Эмма Мнхлова, к телефону!
Наконец-1о Мариан раскачался! Мишь отложила учебник и юропливо вышла в коридор. Только не волноваться: уж больно долго ждала я этого звонка.
— Вот так сюрприз!
— Алло, кто это — ты, Мишь?—спросила Ивонна, едва в трубке стихло.
— Где ты? Откуда звонишь? Из Вашингтона?
— Пока из Праги, и мечтаю увидеть твою большеротую мордашку. Если согласна, поторопись. Куда? Ну, скажем, в «Голландскую мельницу»?
— А что это?
— Заведение для хороших людей. На Индржишской улице.
— Но я без денег. Купила плащ и крем «Ивонн» в надежде, что стану красивее.
— Бог с ней, с бедностью. Что-то в последнее время ты стала больно гордой. Жду тебя там через полчаса. На втором этаже.
Как же это получается: я на самом деле разочарована, что звонил не Мариан,- или просто себя убедила в этом? Скорее всего — второе: мыши, которыми интересуется Мариан, пишутся через «ы».
Мишь вытащила из комода свое единственное полосатое пальтецо, сшитое из старого чехла от соломенного тюфяка. Опять куда-то бегу, как послушная собачонка по первому свистку. Зачем я понадобилась ей на сей раз? Но было бы нечестно притворяться, будто судьба Ивонны мне совсем безразлична. Коль уж нет любимого, должна быть по крайней мере подруга. Оставаться в одиночестве в нашем возрасте — патология.
Через полчаса, смущаясь, но одновременно сгорая от любопытства, Мишь поднялась по лестнице, крытой ковром, и, едва войдя в зал, увидела золотую копну волос. Ивонна бурно и шумно обняла ее, ладно, будем считать ее дружбу искренней. Они сели за столик, керамические плитки которых изображали старые голландские ветряные мельницы. Мишь вытаращила глаза на тяжелый золотой кулон с большой жемчужиной, висевший на шее Ивонны. Протянула через стол руку, чтобы поближе рассмотреть драгоценность. На обратной стороне было красиво выгравировано: «Andenken an M. S.»1. Стоит ли комментировать эту подробность? Но Ивонна сама спросила:
— Что скажешь?
— Что он раскошелился.
— Кто? — удивленно склонила голову Ивонна.
— Генерал Паттон. Не будешь же ты унижать себя общением с каким-нибудь сержантом?..
Ивонна немного смутилась.
— Слушай, не дерзи!
— А ты не боишься, что жемчуг приносит несчастье? Этого, пожалуй, мне не следовало говорить. Ивонна на
секунду замерла.
— Я не суеверна. А Ник, между прочим, именно сержант. Но какой сержант, подружка! — Она замолчала, испытующе вглядываясь в лицо Мишь, — Послушай, а откуда ты вообще знаешь, где я была?
— Секрет шпионской службы. Перед отъездом могла бы хоть словечко мне шепнуть, куда отправляешься, на случай объяснения с твоими... Ну конечно, они явились ко мне в общежитие, оба, и я стояла перед ними словно обвиняемая: мол, какая же я лучшая подруга, если мне не удается повлиять на тебя, как же это я не знаю, где именно и с кем ты, и так далее и тому подобное. Но они пришли не только ради этого, им надо было узнать, как зовут нашего классного; под именем Роберта Давида они не нашли его адреса.
1 «На память о М. С.» (нем.).
— Что дамам угодно? — подошел официант.
— Что будешь пить? — спросила Ивонна.
— Скажем, малое пиво. Ивонна смиренно подняла глаза к потолку.
— Два раза коктейль «Манхэттен». И две ветчины. Карточек, разумеется, у нас нет.
Официант с подобающей скромной улыбкой слегка поклонился.
— Без карточек, к сожалению...
Ивонна молча поднялась и пошла куда-то в глубь зала, официант за ней.
— Все в порядке, — сказала она, вернувшись.
— Ну ты просто, как это говорится, world woman1, правильно? Пожалуй, теперь твои домашние будут тебе неровней.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32