И, так как пришедший уходить не собирался, Валиш с неохотой его представил:
— Коллега Тайцнер.
— Не помешаю? — спросил тот, но прежде, чем его пригласили, с шумом пододвинул себе стул (ударив нечаянно по руке Камилла) и сел. — Двести грамм бадачони1! — крикнул он официантке, хотя та принимала заказ у соседнего столика.
Только теперь он снял полотняную защитного цвета шапочку, вроде тех, что носили в деревнях в прошлом веке, но эта была из армейской экипировки неизвестно какого рода войск. Открылись буйные, будто слипшиеся темные кудри.
Камилл поглядел на него с некоторым недоверием, какое он питал ко всем, кто слегка картавил. У Тайнцера были живые, какие-то шныряющие выпуклые глаза и большие руки с короткими ногтями; то ли он сегодня утром не брился, то ли синеватое жнивье на его физиономии вырастало слишком быстро. И без особого грима он вполне подошел бы на роль этакого грубоватого страхового агента, с которым заключают договора исключительно из страха перед ним, подумал Камилл.
— Вы случайно не сын того господина, что в пятом классе гимназии нас мучил стенографией? — подозрительно спросил Тайцнер Камилла.
— Того звали Героут, — отозвался Камилл.
— К счастью, я эту стенографию так и не одолел, — самодовольно засмеялся Тайцнер. — Только и запомнил, что «в» и «ва», да стенографический знак «вино», — толстым указательным пальцем начертал он в воздухе какие-то завитушки. — А у меня сигареты кончились, — хлопнул он Валиша по плечу. Тот молча предложил пачку. — Не бойтесь, времени у меня немного, — посмотрев на часы, как бы извинился за свое вторжение Тайцнер.
— Простите, вы — Радек Тайцнер? — спросил Крчма, Верзила кивнул. — У вас недавно вышла книжка...
— Вторая!—Тайцнер раскрыл рот в широкой улыбке, «р» словно переливалось в его горле. — Повесть. А первая — рассказы. Читали что-нибудь? — Он с удовольствием отпил вина.
— Пока нет, — без тени смущения ответил Крчма. — Но ваша шапочка меня заинтриговала: теперь думаю этот пробел восполнить.
— Рекомендую. Только не берите в библиотеке — это мне ничего не даст. А купите — получу пятнадцать крон и закажу лишнюю рюмочку, — громко пошутил Тайцнер. Камиллу показалось, что Валиш немного стыдится его. Самому же ему этот балагур, как ни странно, становился симпатичным.
Крчма оглядел зал; табачный дым заметно сгустился.
— Сдается мне, твое заведение скоро переплюнет старую славную забегаловку Тумовку, — наклонился он к Камиллу. — Сразу три литератора за одним столом...
— Четыре, — сухо заметил Валиш.
— Пожалуй, эта забегаловка уже давно ее переплюнула,— сказал Тайцнер; Камилла бросило в жар от стыда: он так далек от дел отцовского заведения, что даже не знает, какие компании — и, между прочим, компании его круга — сходятся в их погребке.
— Откуда четыре? — с опозданием спросил Тайцнер.
— Мой друг Валиш великодушно, но незаслуженно в число литераторов включает и меня, — произнес Крчма.
— Почему незаслуженно? Франтишек Крчма: «Отзвуки Робера Десноса в чешской поэзии»! А рецензии, а статьи? Да из них могла бы уже получиться книга!
Но Крчма только рукой махнул.
Тайцнер, сосредоточив взгляд на косматых, ни разу не стриженных бровях Крчмы, ненадолго задумался.
— Если вы четвертый, то кто третий? — спросил он.
— Пан Герольд.
— Извините, я только позвоню и вернусь, — поднялся Валиш.
— Зачем выходить на улицу, можете позвонить из нашей конторы, — Камилл кивнул официантке, чтобы проводила гостя. При этом он опять взглянул на часы, а потом на двери.
Тайцнер отхлебнул изрядный глоток, выкатил на Камилла и без того выпуклые глаза, какие бывают у людей с базедовой болезнью, и ткнул его в грудь толстым пальцем.
— Так это молодой Герольд, черт побери, и дал же я маху! — чему-то радуясь, выпалил он. — Представляясь, собственного имени не слышу, не то что чужого! — Он слегка наклонился, чтобы лучше видеть стихи Камилла, которые лежали перед опустевшим местом Валиша.
— Из творчества Камилла Герольда, — придвинул ему Крчма оба листка.
— Почему вы не пишете что-нибудь стоящее, я имею в виду прозу? — читая, пробормотал Тайцнер.
Официантка, поняв кивок Камилла, поставила перед Тайцнером еще бокал.
— Но я не заказывал... Камилл поднял свою стопочку:
— За ваше здоровье.
— Скуль1, — произнес Тайцнер.
Он читал, громко отфыркивался, пепел с его сигареты падал на стол, на брюки...
— С кого это вы списали? — спросил он с превосходством своих тридцати пяти лет. — Ведь это прямо из «Пятидесяти двух горьких баллад»...
— ...нашего пана профессора, — с улыбкой ответил польщенный Камилл.
Тайцнер, ничего не понимая, снова отхлебнул из бокала.
— Эти паршивцы в школе прозвали меня Роберт Давид, — объяснил ему Крчма. — Их класс — сборище безбожных нахалов.
— Почему?
— Теперь я могу в этом признаться, — ответил за Крчму Камилл. — В своих увлекательнейших лекциях по чешскому языку пан профессор, о чем бы ни говорил, всякий раз возвращался к вышедшим тогда балладам Роберта Давида... — Камилл выпил виски, и впервые это понравилось ему (по правде говоря, виски он не любил).
Вернулся Валиш.
— Читал? — ткнул Тайцнер в рукописные листы.
— Читал.
— Что скажешь? Валиш промолчал.
Скандинавское застольное пожелание здоровья.
— Это бесподобно! — закричал Тайцнер, словно заполнить возникшую паузу. — Еще один игрок в дурачка! «Мы ведем бой за каждый новый талант!» — передразнил он напыщенный слог газетных статей. — Но если серьезно: ведь именно сейчас, после войны, мы закладываем основы совершенно новой чешской литературы! Жаль, что вы не пишете прозу, стихи мы не печатаем...
Камилл насторожился, а за ним и Крчма. Тайцнер заметил это и снова выпил.
— Изволите ли знать, я поставляю материалы издательству «Кмен». Работаю у них внештатным рецензентом.
— Еще в третьем классе гимназии у Герольда проявился талант к прозе, — Крчма выразительно глянул на Камилла: не вздумай опять из скромности возражать, растяпа!
Тайцнер покосился на часы.
— Мне уже давно пора. Счет!
— И мне, — попросил Валиш.
У столика появилась официантка:
— Все оплачено, господа.
Тайнцер одобрительно кивнул кудрявой головой, Валиш смущенно поблагодарил Камилла. Попрощались. Тайцнер, еще не выйдя за дверь, напялил свою смешную шапчонку, из тех, что некогда защищали солдат от жаркого солнца пустыни. Быть может, он хотел произвести впечатление бывалого партизана, каким на самом деле никогда не был? Теперь, после войны, это в моде.
— Как что напишете — дайте знать, юноша, — снисходительно хлопнул Тайцнер Камилла по спине, словно ему самому за пятьдесят. В дверях он столкнулся с дамой, но в своих высоких шнурованных ботинках двигался как танк— и даме пришлось уступить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32
— Коллега Тайцнер.
— Не помешаю? — спросил тот, но прежде, чем его пригласили, с шумом пододвинул себе стул (ударив нечаянно по руке Камилла) и сел. — Двести грамм бадачони1! — крикнул он официантке, хотя та принимала заказ у соседнего столика.
Только теперь он снял полотняную защитного цвета шапочку, вроде тех, что носили в деревнях в прошлом веке, но эта была из армейской экипировки неизвестно какого рода войск. Открылись буйные, будто слипшиеся темные кудри.
Камилл поглядел на него с некоторым недоверием, какое он питал ко всем, кто слегка картавил. У Тайнцера были живые, какие-то шныряющие выпуклые глаза и большие руки с короткими ногтями; то ли он сегодня утром не брился, то ли синеватое жнивье на его физиономии вырастало слишком быстро. И без особого грима он вполне подошел бы на роль этакого грубоватого страхового агента, с которым заключают договора исключительно из страха перед ним, подумал Камилл.
— Вы случайно не сын того господина, что в пятом классе гимназии нас мучил стенографией? — подозрительно спросил Тайцнер Камилла.
— Того звали Героут, — отозвался Камилл.
— К счастью, я эту стенографию так и не одолел, — самодовольно засмеялся Тайцнер. — Только и запомнил, что «в» и «ва», да стенографический знак «вино», — толстым указательным пальцем начертал он в воздухе какие-то завитушки. — А у меня сигареты кончились, — хлопнул он Валиша по плечу. Тот молча предложил пачку. — Не бойтесь, времени у меня немного, — посмотрев на часы, как бы извинился за свое вторжение Тайцнер.
— Простите, вы — Радек Тайцнер? — спросил Крчма, Верзила кивнул. — У вас недавно вышла книжка...
— Вторая!—Тайцнер раскрыл рот в широкой улыбке, «р» словно переливалось в его горле. — Повесть. А первая — рассказы. Читали что-нибудь? — Он с удовольствием отпил вина.
— Пока нет, — без тени смущения ответил Крчма. — Но ваша шапочка меня заинтриговала: теперь думаю этот пробел восполнить.
— Рекомендую. Только не берите в библиотеке — это мне ничего не даст. А купите — получу пятнадцать крон и закажу лишнюю рюмочку, — громко пошутил Тайцнер. Камиллу показалось, что Валиш немного стыдится его. Самому же ему этот балагур, как ни странно, становился симпатичным.
Крчма оглядел зал; табачный дым заметно сгустился.
— Сдается мне, твое заведение скоро переплюнет старую славную забегаловку Тумовку, — наклонился он к Камиллу. — Сразу три литератора за одним столом...
— Четыре, — сухо заметил Валиш.
— Пожалуй, эта забегаловка уже давно ее переплюнула,— сказал Тайцнер; Камилла бросило в жар от стыда: он так далек от дел отцовского заведения, что даже не знает, какие компании — и, между прочим, компании его круга — сходятся в их погребке.
— Откуда четыре? — с опозданием спросил Тайцнер.
— Мой друг Валиш великодушно, но незаслуженно в число литераторов включает и меня, — произнес Крчма.
— Почему незаслуженно? Франтишек Крчма: «Отзвуки Робера Десноса в чешской поэзии»! А рецензии, а статьи? Да из них могла бы уже получиться книга!
Но Крчма только рукой махнул.
Тайцнер, сосредоточив взгляд на косматых, ни разу не стриженных бровях Крчмы, ненадолго задумался.
— Если вы четвертый, то кто третий? — спросил он.
— Пан Герольд.
— Извините, я только позвоню и вернусь, — поднялся Валиш.
— Зачем выходить на улицу, можете позвонить из нашей конторы, — Камилл кивнул официантке, чтобы проводила гостя. При этом он опять взглянул на часы, а потом на двери.
Тайцнер отхлебнул изрядный глоток, выкатил на Камилла и без того выпуклые глаза, какие бывают у людей с базедовой болезнью, и ткнул его в грудь толстым пальцем.
— Так это молодой Герольд, черт побери, и дал же я маху! — чему-то радуясь, выпалил он. — Представляясь, собственного имени не слышу, не то что чужого! — Он слегка наклонился, чтобы лучше видеть стихи Камилла, которые лежали перед опустевшим местом Валиша.
— Из творчества Камилла Герольда, — придвинул ему Крчма оба листка.
— Почему вы не пишете что-нибудь стоящее, я имею в виду прозу? — читая, пробормотал Тайцнер.
Официантка, поняв кивок Камилла, поставила перед Тайцнером еще бокал.
— Но я не заказывал... Камилл поднял свою стопочку:
— За ваше здоровье.
— Скуль1, — произнес Тайцнер.
Он читал, громко отфыркивался, пепел с его сигареты падал на стол, на брюки...
— С кого это вы списали? — спросил он с превосходством своих тридцати пяти лет. — Ведь это прямо из «Пятидесяти двух горьких баллад»...
— ...нашего пана профессора, — с улыбкой ответил польщенный Камилл.
Тайцнер, ничего не понимая, снова отхлебнул из бокала.
— Эти паршивцы в школе прозвали меня Роберт Давид, — объяснил ему Крчма. — Их класс — сборище безбожных нахалов.
— Почему?
— Теперь я могу в этом признаться, — ответил за Крчму Камилл. — В своих увлекательнейших лекциях по чешскому языку пан профессор, о чем бы ни говорил, всякий раз возвращался к вышедшим тогда балладам Роберта Давида... — Камилл выпил виски, и впервые это понравилось ему (по правде говоря, виски он не любил).
Вернулся Валиш.
— Читал? — ткнул Тайцнер в рукописные листы.
— Читал.
— Что скажешь? Валиш промолчал.
Скандинавское застольное пожелание здоровья.
— Это бесподобно! — закричал Тайцнер, словно заполнить возникшую паузу. — Еще один игрок в дурачка! «Мы ведем бой за каждый новый талант!» — передразнил он напыщенный слог газетных статей. — Но если серьезно: ведь именно сейчас, после войны, мы закладываем основы совершенно новой чешской литературы! Жаль, что вы не пишете прозу, стихи мы не печатаем...
Камилл насторожился, а за ним и Крчма. Тайцнер заметил это и снова выпил.
— Изволите ли знать, я поставляю материалы издательству «Кмен». Работаю у них внештатным рецензентом.
— Еще в третьем классе гимназии у Герольда проявился талант к прозе, — Крчма выразительно глянул на Камилла: не вздумай опять из скромности возражать, растяпа!
Тайцнер покосился на часы.
— Мне уже давно пора. Счет!
— И мне, — попросил Валиш.
У столика появилась официантка:
— Все оплачено, господа.
Тайнцер одобрительно кивнул кудрявой головой, Валиш смущенно поблагодарил Камилла. Попрощались. Тайцнер, еще не выйдя за дверь, напялил свою смешную шапчонку, из тех, что некогда защищали солдат от жаркого солнца пустыни. Быть может, он хотел произвести впечатление бывалого партизана, каким на самом деле никогда не был? Теперь, после войны, это в моде.
— Как что напишете — дайте знать, юноша, — снисходительно хлопнул Тайцнер Камилла по спине, словно ему самому за пятьдесят. В дверях он столкнулся с дамой, но в своих высоких шнурованных ботинках двигался как танк— и даме пришлось уступить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32