После его звонка директор школы умыл руки в деле «этих вздорных канюков».
Мнения Дени, разумеется, никто не спрашивал.
Устав от этой свары, я отправился на выходные в горы. Обычно, лазая по горам, я восстанавливаю душевное равновесие. (Теперь мне известно, что подобным образом поступают многие «мета». Должно быть, это чисто инстинктивное стремление подняться над стенами и другими преградами, что держат ум точно в тисках, стремление приблизиться к свету, к небу, где бренные заботы уходят, покрываются голубоватой дымкой. Нет, я и не думал молиться на горе — я не столь набожен и, скорее, стану вопить из глубин!) А к солнцу карабкаюсь, чтобы согреться, его энергия вливается в меня, пронзает каким-то магическим жезлом, когда я стою на вершине; с гор я всегда спускаюсь другим человеком, и даже Земля, по которой ступаю, странным образом преображается.
В тот августовский день я забрался на Гусиный Глаз — гору высотой в тысячу сто семьдесят метров, висящую прямо на границе Нью-Гемпшира и Мэна. Едва достиг вершины, послал телепатический привет моему Дени, дабы разделить с ним свой восторг. Уже два года он просился со мной в горы, но Солнышко говорила, что ему еще рано ходить в такие походы — слишком мал и хрупок. Я с неохотой соглашался и брал с собой Дени мысленно; он мне потом говорил, что это почти так же здорово.
Насытив его своими ощущениями, я спросил: Что делаешь?
Пеку ТОРТ. Да, сам, под маминым присмотром, папы нет, смеяться некому, он пошел покупать себе подарок ко дню рождения, подвесной мотор для лодки, и Виктора взял с собой, а мы с мамой печем торт с сюрпризом, только папе не говори.
Ох, совсем забыл, завтра же двенадцатое августа, мне двадцать восемь, как твоему папе.
(Отчаяние.) И ТЕБЕ ТОРТ?!
Смех. Ну, мне в походе только торта не хватало! Завтра на мою долю свечку зажжешь и пропоешь: «С днем рожденья тебя».
Ой, надо торт вынимать! Пока, дядя Роги!
Пока, Дени, вечером поговорим.
Он бросил меня и вернулся к своему кулинарному опусу, по-видимому торопясь закончить его до прихода отца. Дон непременно поднял бы его на смех за такую «бабскую работу». А как типично для моего брата взять трехлетнего любимца Виктора и пойти покупать себе дорогой подарок! Нет, чтобы отложить деньги на образование Дени!
Я тихо выругался. Если б только плата за обучение в Нортфилде не была так чертовски высока! Если б великий штат Нью-Гемпшир не вычеркнул из бюджета субсидии на обучение одаренных детей! Если б местная католическая школа не была так ортодоксальна! Сестра директора обещала подумать относительно специальных курсов для Дени, но осталась непреклонна в том, что его надо посадить в первый класс, как всех прочих шестилеток, «дабы привить ему общественные и трудовые навыки».
Дени уже знает гораздо больше меня, а каково было бы мне теперь сесть за парту с первоклашками! Боже правый!
Я буквально скатился с Гусиного Глаза и стал выбирать себе новый маршрут. Нынешняя вылазка в горы предполагалась как щадящая, успокаивающая, но перед лицом очередной подлости Дона и моего собственного бессилия гнев опять ударил мне в голову и захотелось измотать себя до предела. Я взглянул на часы. Еще нет и полудня. Солнце зайдет не раньше восьми. До темноты, если идти бодрым шагом, успею отмахать четырнадцать километров по крутым перевалам и заночую в знакомом альпийском приюте.
И я тронулся в путь.
Погода стояла на диво, хотя и было немного жарко. Я передохнул и освежился в небыстром ручье; потом меня отвлек резкий крик, похожий на вороний — прежде ворон был редкой птицей в Новой Англии, а теперь понемногу возвращается. Вспомнив прежнее пристрастие к наблюдению за повадками птиц, я пошел еще быстрее. К намеченному времени достиг горы Карло и двинулся вверх по шероховатому северному отрогу. Пейзаж мрачен, как в лабрадорской тундре, зато отсюда хорошо просматривались Гусиный Глаз и Успех. Я попробовал вызвать Дени, но ответа не получил. Видно, Дон вернулся домой, и ребенку пришлось срочно укрыться за умственным барьером, который он часто воздвигал против отцовских насмешек и придирок.
Черт бы тебя побрал, Дон! Зная, что не может и пальцем тронуть малыша, он еще больше усердствует в том, чтобы задеть его чувства. Интернат стал бы блестящим выходом: на девять месяцев в году убрать ребенка с глаз Дона, обеспечить ему свободу, общение с другими одаренными детьми и понимающими взрослыми — что может быть лучше! Теперь эта возможность рухнула, и я не видел иного способа решить проблему Дени, как сделать его метапсихический дар достоянием гласности.
Но все во мне противилось этому. Как только истина выйдет наружу, в него вцепятся парапсихологические лаборатории, станут рвать на части, вытягивать все жилы, третировать… Вот, недавно возник еще один центр парапсихологических исследований под эгидой ВВС США…
Нет. Должна быть какая-то альтернатива!
Я лез вверх, обдумывая и отбрасывая один план за другим. Выкрасть Дени. Подсыпать в виски Дону какого-нибудь зелья и оказать на него принудительное воздействие. Открыть тайну Дени монахиням и заручиться их поддержкой. Сдурел совсем! Разве этим гусыням справиться с таким делом? Написать самому Раину. Губернатору штата Нью-Гемпшир. Президенту Никсону. В «Нью-Йорк тайме»!
Занятый мыслями о племяннике, я начал восхождение на гору Успех — так иронически именуется центральный пик невысокой гряды. Добраться до вершины не так уж трудно, только на пути попадаются болотистые трясины: один неверный шаг — и провалишься по колено в черную жижу. Раз оступившись, я мигом опомнился, но при этом чуть не ухнул вниз с обрыва, умудрился вывихнуть колено и по шею забрызгался липкой вонючей грязью.
Я выполз из болота, проклиная свою тупость и топографию родного штата, где трясины бывают даже на вершинах гор. Это следствие местного климата, когда влажные воздушные массы, нагоняемые ветрами, оседают на склонах невысоких гор. Летом над ними постоянно висят туманы, или моросит, или бушуют грозы, в то время как внизу тепло и сухо.
Проклиная странности здешнего климата, я сидел на валуне, менял штаны и носки и чувствовал, как западный ветер усиливается, а из-за двух лысых вершин выползают черные тучи. Так вот почему на пути мне встретилось лишь несколько человек, причем все двигались в противоположном направлении, к ближайшему укрытию. Мне теперь до него часа четыре ходьбы — это нормальным шагом, а за сколько дохромаю со своим коленом, одному Богу ведомо.
И я на черепашьей скорости потащился вперед, высматривая по дороге место для привала, поскольку тучи грозно сгущались, кругом одни голые уступы да низкорослые деревца (даже посох вырезать не из чего). Облака уже скрыли солнце;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176
Мнения Дени, разумеется, никто не спрашивал.
Устав от этой свары, я отправился на выходные в горы. Обычно, лазая по горам, я восстанавливаю душевное равновесие. (Теперь мне известно, что подобным образом поступают многие «мета». Должно быть, это чисто инстинктивное стремление подняться над стенами и другими преградами, что держат ум точно в тисках, стремление приблизиться к свету, к небу, где бренные заботы уходят, покрываются голубоватой дымкой. Нет, я и не думал молиться на горе — я не столь набожен и, скорее, стану вопить из глубин!) А к солнцу карабкаюсь, чтобы согреться, его энергия вливается в меня, пронзает каким-то магическим жезлом, когда я стою на вершине; с гор я всегда спускаюсь другим человеком, и даже Земля, по которой ступаю, странным образом преображается.
В тот августовский день я забрался на Гусиный Глаз — гору высотой в тысячу сто семьдесят метров, висящую прямо на границе Нью-Гемпшира и Мэна. Едва достиг вершины, послал телепатический привет моему Дени, дабы разделить с ним свой восторг. Уже два года он просился со мной в горы, но Солнышко говорила, что ему еще рано ходить в такие походы — слишком мал и хрупок. Я с неохотой соглашался и брал с собой Дени мысленно; он мне потом говорил, что это почти так же здорово.
Насытив его своими ощущениями, я спросил: Что делаешь?
Пеку ТОРТ. Да, сам, под маминым присмотром, папы нет, смеяться некому, он пошел покупать себе подарок ко дню рождения, подвесной мотор для лодки, и Виктора взял с собой, а мы с мамой печем торт с сюрпризом, только папе не говори.
Ох, совсем забыл, завтра же двенадцатое августа, мне двадцать восемь, как твоему папе.
(Отчаяние.) И ТЕБЕ ТОРТ?!
Смех. Ну, мне в походе только торта не хватало! Завтра на мою долю свечку зажжешь и пропоешь: «С днем рожденья тебя».
Ой, надо торт вынимать! Пока, дядя Роги!
Пока, Дени, вечером поговорим.
Он бросил меня и вернулся к своему кулинарному опусу, по-видимому торопясь закончить его до прихода отца. Дон непременно поднял бы его на смех за такую «бабскую работу». А как типично для моего брата взять трехлетнего любимца Виктора и пойти покупать себе дорогой подарок! Нет, чтобы отложить деньги на образование Дени!
Я тихо выругался. Если б только плата за обучение в Нортфилде не была так чертовски высока! Если б великий штат Нью-Гемпшир не вычеркнул из бюджета субсидии на обучение одаренных детей! Если б местная католическая школа не была так ортодоксальна! Сестра директора обещала подумать относительно специальных курсов для Дени, но осталась непреклонна в том, что его надо посадить в первый класс, как всех прочих шестилеток, «дабы привить ему общественные и трудовые навыки».
Дени уже знает гораздо больше меня, а каково было бы мне теперь сесть за парту с первоклашками! Боже правый!
Я буквально скатился с Гусиного Глаза и стал выбирать себе новый маршрут. Нынешняя вылазка в горы предполагалась как щадящая, успокаивающая, но перед лицом очередной подлости Дона и моего собственного бессилия гнев опять ударил мне в голову и захотелось измотать себя до предела. Я взглянул на часы. Еще нет и полудня. Солнце зайдет не раньше восьми. До темноты, если идти бодрым шагом, успею отмахать четырнадцать километров по крутым перевалам и заночую в знакомом альпийском приюте.
И я тронулся в путь.
Погода стояла на диво, хотя и было немного жарко. Я передохнул и освежился в небыстром ручье; потом меня отвлек резкий крик, похожий на вороний — прежде ворон был редкой птицей в Новой Англии, а теперь понемногу возвращается. Вспомнив прежнее пристрастие к наблюдению за повадками птиц, я пошел еще быстрее. К намеченному времени достиг горы Карло и двинулся вверх по шероховатому северному отрогу. Пейзаж мрачен, как в лабрадорской тундре, зато отсюда хорошо просматривались Гусиный Глаз и Успех. Я попробовал вызвать Дени, но ответа не получил. Видно, Дон вернулся домой, и ребенку пришлось срочно укрыться за умственным барьером, который он часто воздвигал против отцовских насмешек и придирок.
Черт бы тебя побрал, Дон! Зная, что не может и пальцем тронуть малыша, он еще больше усердствует в том, чтобы задеть его чувства. Интернат стал бы блестящим выходом: на девять месяцев в году убрать ребенка с глаз Дона, обеспечить ему свободу, общение с другими одаренными детьми и понимающими взрослыми — что может быть лучше! Теперь эта возможность рухнула, и я не видел иного способа решить проблему Дени, как сделать его метапсихический дар достоянием гласности.
Но все во мне противилось этому. Как только истина выйдет наружу, в него вцепятся парапсихологические лаборатории, станут рвать на части, вытягивать все жилы, третировать… Вот, недавно возник еще один центр парапсихологических исследований под эгидой ВВС США…
Нет. Должна быть какая-то альтернатива!
Я лез вверх, обдумывая и отбрасывая один план за другим. Выкрасть Дени. Подсыпать в виски Дону какого-нибудь зелья и оказать на него принудительное воздействие. Открыть тайну Дени монахиням и заручиться их поддержкой. Сдурел совсем! Разве этим гусыням справиться с таким делом? Написать самому Раину. Губернатору штата Нью-Гемпшир. Президенту Никсону. В «Нью-Йорк тайме»!
Занятый мыслями о племяннике, я начал восхождение на гору Успех — так иронически именуется центральный пик невысокой гряды. Добраться до вершины не так уж трудно, только на пути попадаются болотистые трясины: один неверный шаг — и провалишься по колено в черную жижу. Раз оступившись, я мигом опомнился, но при этом чуть не ухнул вниз с обрыва, умудрился вывихнуть колено и по шею забрызгался липкой вонючей грязью.
Я выполз из болота, проклиная свою тупость и топографию родного штата, где трясины бывают даже на вершинах гор. Это следствие местного климата, когда влажные воздушные массы, нагоняемые ветрами, оседают на склонах невысоких гор. Летом над ними постоянно висят туманы, или моросит, или бушуют грозы, в то время как внизу тепло и сухо.
Проклиная странности здешнего климата, я сидел на валуне, менял штаны и носки и чувствовал, как западный ветер усиливается, а из-за двух лысых вершин выползают черные тучи. Так вот почему на пути мне встретилось лишь несколько человек, причем все двигались в противоположном направлении, к ближайшему укрытию. Мне теперь до него часа четыре ходьбы — это нормальным шагом, а за сколько дохромаю со своим коленом, одному Богу ведомо.
И я на черепашьей скорости потащился вперед, высматривая по дороге место для привала, поскольку тучи грозно сгущались, кругом одни голые уступы да низкорослые деревца (даже посох вырезать не из чего). Облака уже скрыли солнце;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176