Мериамон ощутила это всеми фибрами души. Как собирается сила. Как нарастает мощь. Как земля сознает, что вот, наконец, спустя такое долгое время, настоящий царь снова стоит здесь, в сердце Двух Царств. Мериамон бросилась на колени, не замечая ничего, кроме земли под ногами. Она прижала ладони к камням. Их добывали, обтесывали и укладывали люди, но они тоже были частью страны Кемет, под небом Кемет, перед лицом царя страны Кемет.
Он стоял так же спокойно, как прежде, только слегка расставил ноги, словно противостоял корабельной качке. Когда соединенные короны коснулись его лба, он замер, глаза его расширились.
Он почувствовал это, по крайней мере, так же сильно, как она: белый жар, чистая первозданная сила, концентрирующаяся в нем. Начиная с этого момента, он стал частью страны Кемет. Его сердце было ее сердцем, его жизнь была ее жизнью. Если он будет процветать, будет процветать и она. Если он потерпит поражение, потерпит поражение и она, разве только найдется преемник, способный воскресить силу.
Через всю залитую солнцем мощеную площадь он встретился взглядом с Мериамон. Свет его глаз был ужасен, но все же ее не ослепил. Так ли все было, спросила она его голосом души, усиленным мощью, которой было пропитано все, когда он стал царем Македонии?
Он ответил ей, душа ответила душе. «Похоже, – сказал он, – но все же по-другому». Темнее земля, моложе сила, мягче, слабее, но с огромными возможностями. Он показал это ей. Она представила себе воду, низвергающуюся со скал, и барана на алтаре, охотно подставляющего горло под жертвенный нож.
Здесь не было ничего подобного. Здесь был глаз солнца, древний и страшный. И все же Александр был здесь властелином. Все подчинилось ему так же охотно, как жертвенный баран.
Он принял это. Взял так же, как посох и плеть – посох пастуха и плеть хозяина, убеждение и сила в связи и равновесии.
«Для тебя, – сказал он голосом сердца. – Я сделал это для тебя. Потому что ты этого так страстно желала».
«Я? – спросила она его без слов. – Разве не ты?»
Он стоял неподвижно в центре площади, как статуя царя. Но внутри себя она слышала его смех, и в этом был весь Александр.
«Ладно. Я тоже. Но я бы сделал это на греческий манер, а об остальном бы не волновался».
«Тогда ты был бы чужеземным царем, – сказала она. – Не лучше Кира и Камбиза, а вовсе не настоящим царем Египта. Теперь ты будешь нашим, а мы твоими».
«На некоторое время», – сказал он.
«Навсегда», – возразила Мериамон.
Александр отдал себя стране Кемет и принял ее взамен, и Два Царства были рады ему. Часом позже он надел хитон, украсил голову венком из нильских лилий и отправился на свои греческие игры; и все это было для его эллинов.
Мериамон никоим образом не могла пойти на эти игры, поскольку она была там чужестранкой и, хуже того, женщиной; но она не пропустила их. Она никогда не могла понять, какое удовольствие можно находить в том, чтобы час за часом наблюдать, как обнаженные мужчины бегают, прыгают и борются. Конные соревнования были немного интересней, а также состязания в музыке и танцах, хотя она не стала бы судить выступления и давать за них призы. Разве каждый не показывал все лучшее, на что только был способен?
Все это она высказала Нико. Она сидела вместе с Таис в одном из дворов Великого Дома, слушая флейтиста, который занял в состязании второе место, – египтянина, чья игра звучала бы еще более прочувствованно, если бы греки по глупости не напоили его, чтобы сгладить ему горечь поражения. Нико, который заглянул сюда в поисках брата, взял чашу с вином из рук слуги и был, по-видимому, склонен поболтать.
– Зачем нужно выбирать лучшего? – спросила у него Мериамон. – Неужели каждый не может быть доволен тем, что он есть?
– Нет, – сказал Нико и добавил, прежде чем она набросилась на него: – Каждый должен стремиться быть лучшим, иначе к чему тогда жить?
– А если он не может быть лучшим? Что тогда?
Он молча укоряет себя или начинает мечтать о смерти?
– Он стремится еще больше, – отвечал Нико. Она сердито взглянула на него.
– Ты снова выиграл гонку. Птолемей говорил нам. Тебе еще не надоело выигрывать?
Он засмеялся, отчего она нахмурилась еще более.
– Никогда! Я обожаю выигрывать. Тифон живет для этого. Разве ты не гордишься нами?
– Я не понимаю тебя, – отвечала она.
– Как, разве в нас есть какая-нибудь тайна? Ты же египтянка.
– Мы вовсе не таинственны.
– Нет? – Он обвел рукой все вокруг: двор с деревьями и фонтанами, стены, которые эллины называли созданием богов или гигантов, небо глубокого, чистого цвета лазури и дальше, видимые если не глазами, то умом, Черную Землю, Красную Землю и загадочные гробницы фараонов древности. – Эта страна не похожа ни на что, бывшее до сих пор. Ее размеры больше, чем у любой другой в мире, такая древняя, такая странная, с тысячами богов. И ты не можешь понять, зачем мы ищем лучшего и после этого награждаем его?
– Нам не нужно искать лучшего. Мы и есть лучшие.
Тут вернулся Птолемей, по мнению Мериамон, не слишком-то скоро. Нико ухмылялся, неисправимый.
Вскоре после этого она ушла. Ее раздражение несколько остыло. Мериамон могла бы – и должна – быть в храме Амона вместе со своими людьми. Господин Аи был там. Но ей почему-то не хотелось встречаться с ними. Она ушла. Она говорила с богами; она стала чужестранкой.
– Я дома, – сказала она себе. – Дома.
И так было до тех пор, пока она не увидела выражение благоговения на лице Аи. Пока она не узнала, как она изменилась.
Страна все еще была прежней, ее. Но люди стали какими-то чужестранными. Узкие темные лица, длинные черные глаза; легкие, маленькие и быстрые, и речь их, как звон систра.
Она могла ходить среди них, и никто не глазел на нее, никто не считал ее чужестранкой. Все они заглядывались на другого, кто поспешал за ней большими шагами – на высокого светловолосого македонца с неправдоподобно светлыми глазами.
Она не была здесь такой чужой, как он. Но она не была одной из них. Она шла между двумя мирами.
Так было всегда. Вот что значит родиться в царской семье и получить магический дар.
На улицах было тесно. Они не смогли бы идти рядом, если бы Нико не был настолько больше всех встречных и не был бы так полон решимости противостоять толпе. Она шла под его защитой, и никто ее не толкал.
Подозрительная выпуклость на его плаще зашевелилась и оказалась Сехмет, которая пробежала легко по всей ширине его плеч и спрыгнула на руки Мериамон. Кошка выглядела очень довольной собой. Конечно, она была довольна, что ей удалось избежать необходимости караулить пустые комнаты Мериамон.
Позади Великого Дома, когда были пройдены храмовые дороги, обширные залы под открытым небом с рядами сфинксов, город гигантов стал уменьшаться. Улицы сузились до соизмеримого человеку размера.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99