Еще до того, как полностью осознала, что было под землей, Мериамон услышала, как он говорит, обращаясь к ее тени:
– Ты тоже чувствуешь? Внизу что-то темное. Оно нас совсем не любит.
– «Оно»? – спросила Мериамон, застыв в напряжении.
Арридай пожал плечами и смотрел виновато.
– Ничего, – сказал он.
Больше ей ничего не удалось от него добиться, хотя она устала ругать греков, обучавших его.
– Оно плохое, – только и сказал он.
Мериамон отпустила его. Он перестал говорить с тенью, вообще почти перестал говорить, ходил сгорбившись, как побитая собака.
Мериамон шла все по той же дорожке, бросая взгляды через плечо. За ней шла ее собственная тень, с зеленовато-желтыми глазами, с шакальей улыбкой, которая все больше и больше начинала походить на свирепый оскал. Уши были прижаты к голове, руки, с человеческими пальцами и острыми когтями, сжимались и разжимались, сжимались и разжимались.
Даже дурак разберется, что к чему, если его ткнуть носом. Мериамон встала в один из дней, которым был потерян счет, под медным небом, под солнцем, бьющим, как молот. Армия Александра зарылась в норы, как песчаные крысы, а Газа красовалась на своей скале, как корабль в песчаном море.
Александр был впереди, как всегда, такой же обожженный солнцем и измученный жаждой, как все. Он пребывал в гневе уже почти целый месяц, но гнев не ослабевал, совсем наоборот. Взгляд, которым он встретил Мериамон, был почти белый от боли, такой неожиданный и яростный, что у нее перехватило дыхание. Ее тень рванулась вперед вопреки реальному положению солнца, уши прижаты, зубы оскалены, в горле клокочет призрак рычания.
Александр взглянул на нее так же, как смотрел на Перитаса, который, нежное создание, укрылся в тени палатки механиков. Тень Мериамон не была созданием нежным и земным. Она загородила дорогу между Мериамон и царем.
– Ложись, – сказал царь. – Спокойно. Я не причиню ей вреда.
Тень медленно подчинилась. Царь посмотрел на нее, потом на Мериамон, затем на картину осады и коротко махнул рукой своему трубачу.
– Отбой, – сказал он. – И воды – двойную порцию. Ты, – повернулся он к Мериамон, – иди со мной.
Она пошла с ним. Под навесом было ненамного прохладней, но там был прислужник с кувшином воды, и вино, чтобы развести, и солдатский рацион хлеба и фруктов. Перитас радостно бил хвостом по земле, поднимая столб пыли. Александр присел потрепать его за уши.
Мериамон ждала. Срочность дела кипела в ней, но терпение прощало Александру минутную отсрочку. Она дала ему время успокоиться.
Сверкание Силы, приплывшей из Сидона, теперь потускнело. Его испятнал гнев и придавила долгая осада. То, что было здесь, в земле, само по себе было мало – жалкий остаток древней тьмы, царившей до богов. Но его души были открыты, готовы для того, чтобы зло могло взять их. Оно было тихое, гибкое, оплетало стены его духа, проливало холод на пламя его силы. Оно не сломит его, но разрушит изнутри. Не молния с небес, а змея под ногами, тонкая и смертоносная.
Мериамон внезапно села, подогнув колени. Арридай присел перед ней, карие глаза его смотрели озабоченно.
– Что с тобой, Мери? Тебе плохо?
– Нет, – сумела выговорить она. – Просто жара. Не принесешь ли мне воды?
Арридай торопливо пошел, как она надеялась, чтобы найти чашу и наполнить ее. Она поджала ноги.
Мериамон не была женщиной пустыни, чтобы опасаться хрупких стульев и табуреток, но ближайший стул был слишком высок, чтобы взбираться на него. Она попробует немного погодя. Мериамон прислонилась к ножке стула. Резное золоченое дерево было прохладным, прохладнее, чем ее щека. Она закрыла глаза.
Мериамон знала, когда подошел Александр и остановился рядом. Она всегда знала, где он находится, как бы далеко он ни ушел, как бы ни мала была ее сила. Он присел перед ней, как и. его брат, но легко, без явственно слышного скрипа суставов. – Что-то не в порядке, – сказал Александр. Она открыла глаза. Его лицо занимало все ее поле зрения. Нос у него шелушился, и она сказала ему об этом.
Александр потер нос. Глаза у него были светлосерые, как горный хрусталь; один был заметно темнее, и странно было видеть его с близкого расстояния. Белый свет, казалось, ушел из его глаз, но Мериамон все же чувствовала его где-то внутри.
Такой след оставил Тир, а Газа сделала его глубже. Где яркий свет, там гуще тьма. Там, где проходил верховный бог, за ним вслед шел бог ада. Александру нельзя перечить – его дух такого больше не потерпит.
Мериамон задрожала, хотя воздух был так горяч, как она только могла желать. Она была дочерью царя и знала, что такое царь. Он мог быть обходительным, быть милостивым. Но только благодаря сильной воле и долгому обучению в сильных руках. Если он сбросит путы, ограничивающие его, отдастся всей полноте своей силы, тьме так же, как и свету, он может разрушить все, что успел создать. И страна Кемет получит тирана худшего, чем все персидские.
Сердце ее застыло. Такого не должно случиться. Боги не позволят. Но то, что происходило здесь, то, что пытался делать он, было смертельно опасно.
– Александр, – спросила она, – ты чувствуешь здесь злую волю?
– Едва ли я упущу ее, – ответил он.
– Нет, – возразила она, – не в Газе. Не Батис и его солдаты, хотя они тоже как-то связаны с ней. Они вызвали что-то другое. Разбудили, принесли с собой, неважно как. Оно не сулит тебе ничего хорошего.
– Жрецы Мелькарта тоже хотели мне зла, – ответил Александр. – С ними удалось справиться довольно легко, хотя у них было больше сил, чем здесь. – Он улыбнулся и помог ей подняться. – Вот что. У тебя солнечный удар, только и всего, и, как все мы, ты немного не в себе из-за долгой осады, оказавшейся такой тяжелой. Но скоро все кончится, и мы доставим тебя домой, в Египет. Ты знаешь, что у меня были послы от сатрапа Мазаса? Он намеревается впустить меня без боя. Мазас мудрый человек.
– Не все персы глупцы и не все трусы, – сказала она.
Александр усадил ее на стул, торжественно, как будто она была царицей, и улыбнулся, глядя на нее сверху. У него была ясная, ничем не замутненная мальчишеская улыбка.
– Верно. Из тех, с кем я встречался, многие мне нравились. Некоторые очень. Царица Сизигамбис мужественней многих мужчин, которых мне приходилось видеть, а Артабаз – философ. Аристотель обыкновенно приходил в бешенство, когда я говорил такое, но я так говорил и буду говорить.
Мериамон его не слушала. Его голос просто звучал вокруг нее, и он понимал это так же хорошо, как и она. Когда Александр закончил, она сказала:
– Думаю, тебе лучше отказаться от осады и идти дальше. Она плохо кончится для тебя. Она замыкает твой разум в самом себе и разрушает его. Лучше оставить Газу позади и обрести силы в Египте.
– Я не могу так поступить, – вполне рассудительно ответил Александр.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99