ТВОРЧЕСТВО

ПОЗНАНИЕ

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

Он просил довольно дорого, но Мериамон удалось уговорить его сбавить немного цену и нанять носильщика за один обол и фляжку вина.
Таис в шатре не было. Она редко бывала здесь. В отсутствие Птолемея она не развлекала других мужчин, но у нее были подруги среди гетер, которые любили проводить время в обществе друг друга.
Мериамон пообедала в одиночестве. Даже Сехмет покинула ее, чтобы поохотиться в сумерках. Ее собственная тень была далеко, охотясь среди кедров, и на мгновение Мериамон ощутила сильный аромат зелени, почувствовала мягкость хвои под ногами.
Она не скучала по Нико. Конечно, нет. Его обиды и дурное настроение. Его вечное стремление ходить за ней повсюду. Зачем ей нужен охранник? Если бы она хотела, чтобы кто-то спал у ее дверей, Клеомен с радостью сделал бы это для нее. Он не раз уже предлагал, но она не видела в этом необходимости.
Тихо светили лампы. Все слуги ушли спать, кроме Филинны, которая была с хозяйкой.
Царило молчание. Шумы лагеря приглушенно доносились сквозь стены шатра. Входное полотнище было поднято, вход завешен сеткой от орд жалящих и кусающих созданий, но не чувствовалось ни ветерка. Воздух вообще не двигался.
Днем было проще. Дни можно было заполнить светом и работой, сделать вид, что есть еще что-то, кроме звенящей пустоты.
Дело было не в отсутствии Нико. Или не только в этом. Без охраняющей ее тени, без Сехмет, описывающей круги у ее ног, Мериамон чувствовала себя беззащитной перед ночью.
Она встала с ложа. Одежда на ней была легкая, но в неподвижной жаре даже и ее вес был слишком велик. И все же Мериамон дрожала. Она завернулась в вуаль, вроде той, что висела от мух, и подумала с неодобрением, что похожа в ней на персидскую женщину или на духа в саване.
Она пошла по лагерю. Что гнало ее, она не могла бы сказать точно. Пустота. Пустота, отдающаяся гулким звоном. Там, где были люди, они почти заполняли ее, но и они казались какими-то бесплотными.
Осада, вот в чем дело. Уже пять месяцев, скоро полгода, и только Александру виден конец. За такое надо платить. Душами людей, мужеством людей, их силой противостоять врагу. Тир страдал несильно, поскольку его снабжал флот. Армия Александра была только небольшой помехой, мальчишеской бравадой, хвастовством и больше ничем.
Руки у Мериамон были холодные, но они были теплее, чем ее сердце.
Какая польза ей и стране Кемет от бесконечной, бессмысленной осады? Александр никогда не возьмет Тир. Он будет стоять здесь лагерем до самой своей смерти, и умрет здесь, умрет безумным, из-за города, который он не смог завоевать.
Холодные волны лизнули ей ноги. Мериамон отпрянула. Даже не заметив, она дошла до моря. Под светом звезд на воде темнела дамба. На дамбе мерцали факелы, шагала стража – то под светом, то в темноте. Башни на конце дамбы были темны. Только вчера они наконец добрались до стен, и Тир никак не мешал этому. Зачем беспокоиться? Ни в башнях, ни на дамбе не было ничего, что могло бы сокрушить стены Тира.
В городе было темно. Лишь кое-где на стенах и в башнях мелькали огоньки. Дома в Тире были высокие: люди жили в башнях, одни над другими, как пчелы в гигантском улье.
Мериамон опустилась на песок. Здесь, между небом и водой, пустота достигала размеров Вселенной. Под ногами ничего, кроме пустоты. Над головой ничего, кроме небес. Ничего. Ничего. Ничего.
– О Мать Изида!
Ее голос был ничтожен в бесконечности, и все же он с чем-то связал ее. Он и имя, вышедшее из нее. Она была жрицей Амона, но присутствие Матери оказалось сильнее – теплое дыхание, нежный голос, стена, ограждающая от пустоты.
– Магия, – прошептала Мериамон. Маги.
Значит…
Она обошла лагерь. В персидских шатрах все было тихо, никакого зла, никакой ненависти, даже враждебности не чувствовалось над ними. Александр завоевал их своей милостью и улыбкой. Их жрецы боготворили Истину в мире. Они не совершали никакого волшебства против царя.
По крайней мере сейчас, здесь не было врагов. Хотя это и горько, так же горько, как их Истина.
Мериамон взглянула в сторону Тира. Его враждебность служила Персии. Его сопротивление служило ему самому. Он принял бы верховного владыку, но не в своих стенах.
– Значит, – сказала она, – твои жрецы – тоже маги.
Она чувствовала, смутно, как животное чувствует овода на своей шкуре. Как же долго он присоединял свою силу к силе остальных? С самого ли начала, или ждал, когда уедет Александр? Без его светлого и мощного присутствия осаду вести было невозможно. Только его волей совершалось дело, люди не уставали от работы, но теперь все начало клониться к упадку.
От него у нее болело сердце. Он захватил ее, когда она была больна, и пытался столкнуть в объятия смерти. За ним охотилась ее тень и ушла так далеко, что не могла снова найти ее, пока солнце, присутствие царя и ее собственная зовущая сила не указали ей путь.
Она зашаталась и чуть не упала, вдруг осознав, насколько она лишена всего – и своей тени, и своей Баст на земле, и своей силы – только лишь тело и воспаленный ум. Она не воин. Она певица, провидица, голос богов. У нее есть глаза и язык, но не меч.
Она понимала, в чем дело. Жрецы Александра, его предсказатели, его мудрецы, его философы не имели магии. Они изгнали ее из своего мира. Она скрывалась в тайных местах, среди женщин и мистерий. Вино освобождало ее. Ее воплощением был Александр. Но не здесь.
Магия прибыла на брандере. Она слилась в единое целое с каждым мужчиной, с каждой женщиной, с каждым ребенком в Тире, направив волю всего города против того, кто хотел покорить его. Что же поддерживало и кормило ее?
Мериамон предстало видение. Хотя вокруг, как и раньше, катились волны, вода у ее ног утихла, разгладилась и образовала как бы круглый бассейн. В нем был свет от факелов и костра. Голоса пели на языке таком же древнем, как язык страны Кемет, таком древнем, что уже никто не понимал значение слов и их произносили просто как звуки. Явственно звучала сила – то в низких голосах жрецов, то в высоких голосах жриц. Двигались тени: фигуры в длинных одеждах, в капюшонах, лица в тени. Вокруг поднимались высокие колонны, в воздухе колебалась завеса, лампы и факелы мерцали. Обрисовалась фигура – сияние золота, темный блеск бронзы, сверкающие резные глаза.
– Мелькарт, – выдохнула Мериамон. Назвала его. Он был огромный и тяжелый, с фигурой человека, в три человеческих роста; как и греческий Геракл, он был вооружен палицей и одет в львиную шкуру. Но ни один греческий бог никогда не имел такого лица, широкого и тяжелого, с огромной бородой, заплетенной в косы, с носом, как таран корабля; ни один не стоял в такой позе, припав на колени, скрючившись, протянув вперед руки.
Один из жрецов отделился от остальных и направился к ногам бога. Руки его были подняты.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99