— То, что ты делала и кем ты была, все это в прошлом. Сейчас же ты совсем другая. Сам Хоруль простил тебя, а кто я по сравнению с богом? Дера, даже Брахт признал свою ошибку, даже он понимает, что ты теперь с нами.
Каландрилл не стал говорить о ещё оставшихся сомнениях кернийца. Он понимал: со временем и они развеются. Сейчас самое главное — успокоить Ценнайру. Слезы, блестевшие у неё на щеках, причиняли ему боль. Каждая капелька как иголка вонзалась в душу.
— Катя говорила мне о том же, — пробормотала она, всхлипывая. — Я надеялась…
Она не договорила. Плечи её поникли, и вся она затряслась в рыданиях. По щекам потоком лились слезы. Каландрилл смутно помнил, что было потом. Им овладела сила, не подчинявшаяся логике и вытеснившая память и всякие сомнения. Он видел перед собой только прекрасную плачущую женщину, которую любил, а не творение колдуна. Каландрилл не помнил, как поцеловал её, и она ответила ему взаимностью, и губы её были мягкими и тёплыми и слегка солоноватыми от слез. Та же непреодолимая сила понудила их опуститься на подушку; руки и пальцы Каландрилла жили сами по себе. Как он остался без одежды, как без одежды оказалась она — он не помнил. Но уже ничто не стояло у него на пути, и ему стало безразлично, кто она. Сейчас она была просто любимой женщиной, первой женщиной в его жизни, а он — по-настоящему первым любимым мужчиной, несмотря на её бурное прошлое. Она чувствовала себя девочкой, обнимая и направляя его в себя, и когда он взял её, слезы мгновенно высохли.
Ценнайру наполнил один бесконечный восторг. Она словно родилась заново. Все мерзкое, что было раньше, забыто. Рядом лежал её первый и единственный мужчина.
А Каландрилл никогда и не подозревал, что испытает такое счастье, что ему будет так хорошо оттого, что хорошо ей, что на его пробуждающееся желание она ответит таким же и что любовь вознесёт желание до высот неимоверных.
Они лежали обнявшись; ночь почернела и смолкла, и вдруг наступил жемчужный рассвет. Пропел петух, пролаяла собака. Ахгра-те начал пробуждаться. Каландрилл шевельнулся и, открыв глаза, не сразу сообразил, где находится. Он наслаждался согревавшим его мягким теплом и сладким запахом, наполнявшим его ноздри. Солнце ещё не поднялось над горизонтом. В полумраке комнаты он смотрел на Ценнайру. Девушка спала, и лицо её было прекрасно в обрамлении иссиня-чёрных рассыпанных по подушке волос; под смятыми простынями угадывалось прекрасное тело. В Каландрилле вновь шевельнулось желание, и она, словно почувствовав на себе его взгляд, открыла глаза. Каландриллу даже показалось — и он устыдился своих мыслей, — что она почуяла его взгляд своими сверхчеловеческими способностями.
Но вот Ценнайра открыла объятия и пробормотала:
— Я люблю тебя, — и угрызения совести и чувство вины отступили.
— Я тебя тоже, — ответил Каландрилл и вновь взял её.
Когда они, обнявшись, томно отдыхали, он вдруг подумал, что скажут об этом Брахт и Катя, и тут же на него обрушились заботы дня. Он очень осторожно высвободился из её объятий и откинул простыни, смущаясь мысли о своих товарищах. Что они подумают, когда узнают что они любили друг друга?
— Мы отправляемся на рассвете. Пойду к себе.
— Я утомила тебя?
В вопросе сём было немного кокетства, но он, не имея никакого опыта, не распознал его и честно ответил:
— Нет, что ты! Но…
Ценнайра приподнялась на локте, не обращая внимания на то, что простыня оголила ей грудь. Он повернулся, увидел её наготу, и желание вновь захватило его.
— Ты не хочешь, чтобы другие знали про эту ночь? Про то, что мы любили друг друга? — спросила Ценнайра, понимая причину его смущения.
— Мне кажется… — пробормотал он, теребя одежду и боясь обидеть её, — если они…
Ценнайра рассмеялась, встала на колени, подползла к нему, обняла, прижавшись губами к его шее и гладя золотистые волосы.
— Если они нас осудят? А я так готова кричать об этом на весь свет.
— Но… они могут не так… Я сомневаюсь…
Она поцеловала его в губы, заставив замолчать, и тут же с улыбкой отстранилась.
— Я промолчу, если ты считаешь, что так лучше. Хотя мне будет трудно скрыть свою любовь. Но я все сохраню в тайне, если ты этого желаешь.
Каландрилл коснулся её щеки и вновь принялся зашнуровывать рубашку.
— Они могут не понять. — Он неуверенно пожал плечами. — Я не хочу новых разногласий.
— Я тоже. — Ценнайра посерьёзнела, быстро соскользнула с кровати и тоже начала одеваться. — Ради нас обоих. С меня хватает и того, что ты меня понимаешь и любишь.
Каландрилл натянул сапоги и пристегнул пояс с мечом.
— Это будет очень нелегко, — заявил он задумчиво.
— Да, мне тоже будет трудно спать одной по пути, — согласилась Ценнайра.
— Мне тоже, — ответил он. — Дера, как я тебя люблю!
Она с улыбкой посмотрела на него, все ещё удивляясь своим чувствам, но не подошла, Дабы не распалять его вновь.
— Пусть это будет нашей тайной, — предложила Ценнайра. — Мы заявили о своей любви. Но, кроме нас, о ней знать никому не обязательно. — Она махнула рукой в сторону смятой постели. — И по дороге до Памур-тенга, и дальше мы будем спать порознь.
— Тяжкое испытание, — серьёзно проговорил он. — Но я с тобой согласен. Это самое мудрое. Да, пожалуй, до Памур-тенга.
— А что изменится после Памур-тенга? — спросила она.
— В Памур-тенге гиджана-прорицательница подтвердит твою роль, — без тени сомнения заявил он, — и тогда все поймут, что ты с нами. Тогда никто не будет возражать против нашей любви.
— Кроме… — Она коснулась своей груди и тут же перепугалась, что напоминание об этом вновь воздвигнет между ними стену.
— …того, что ты зомби? — с удивительной для себя лёгкостью произнёс Каландрилл. Неужели только из-за этого он столько времени не подходил к ней? Теперь отсутствие у неё живого сердца потеряло для него всякое значение: она та, кто есть. И независимо от того, что заставляло течь кровь по жилам Ценнайры — сердце или колдовство, — щеки её были розовыми, а губы горячими. Между ними не было больше барьера; Каландрилл видел её слезы, и они были солёными и совершенно естественными. Именно эти слезы растворили его сомнения и страхи. Он больше не мог думать о ней как о существе, возрождённом из смерти. Точно так же, как не мог думать о себе как об убийце. Когда она плакала, то была просто Ценнайрой, просто его любовью.
— Станешь ли ты другой, когда мы вернём тебе сердце? Станешь ты лучше или хуже? Я люблю тебя сейчас и буду любить тебя тогда. Если кому-то это не нравится, значит, ему не нравлюсь я, и все свои возражения они должны направлять мне.
В слабом утреннем свете Ценнайра радостно улыбнулась, подошла, положила ему руки на щеки и мягко и нежно поцеловала, а потом на мгновение прижала его голову к груди.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115