Он вновь ощутил горечь этой земли, её несчастье, досаждавшие ему, как пот, остывающий на ветру. Куда бы он ни кинул взгляд, везде ему чудились угрожающие тени. Солнце совсем недавно выплыло над горизонтом, лучи его ещё не пробились сквозь чащу, и в темноте постоянно мелькали странные тени.
Каландрилл заметил какое-то движение и крикнул, предупреждая остальных; рука его сжалась на эфесе меча. В мгновение ока котузены, ехавшие справа, выдернули из ножен мечи, кое-кто даже успел натянуть тетиву на лук. Но тут из подлеска вышел олень. Кто-то коротко рассмеялся, Каландрилл перевёл дух и усмехнулся собственному испугу. Олень в сопровождении самок быстро скрылся в лесу.
Больше никто их не беспокоил, и в полдень они остановились у реки, быстро перекусили под охраной лучников, дали передохнуть лошадям и отправились дальше.
Всадники скакали весь день под ярким, чистым безоблачным небом. Пронизанный солнечными лучами лес, освободившись от монстров, созданных их воображением, казался менее угрожающим. В листве деревьев раздавался успокаивающий хор птиц.
Но передышка эта оказалась недолгой.
День состарился, тени удлинились, солнце скатилось к западу. Склоны холмов, по которым бежала дорога, стали более пологими, широкая тропа лишь изредка изгибалась вдоль длинного, поросшего лесом холма.
На разведчиков они натолкнулись сразу за одним из таких холмов.
Чазали в окружении котузенов скакал впереди на большой скорости. Неожиданно конь его громко заржал и откинул назад голову. Киривашен поднял руку, и колонна встала. Каландрилл мгновенно выхватил меч.
— Что случилось? — крикнул он.
Лошади впереди скакавших воинов вставали на дыбы и били копытом.
Спереди до них долетел голос Чазали, он звал Очена.
Вазирь пришпорил лошадь, Каландрилл, бросив Ценнайре: «Жди здесь», — помчался за колдуном. Брахт и Катя — следом, внимательно осматриваясь по сторонам.
Ни стрел, ни боевого клича не последовало, и выдрессированные лошади джессеритов быстро успокоились Наступила угрожающая тишина.
Первым её нарушил мерин Каландрилла. Он громко, свистом задышал, прижимая уши и стуча копытами по земле. И дрожь его передалась наезднику.
— Он чует кровь, — пробормотал Брахт.
Крови было много. Она растеклась по всей тропе, и туча мух с неудовольствием прервала пиршество и взмыла в воздух, но тут же вернулась, поскольку всадники словно приросли к земле. Вороны с окровавленными клювами расселись по ветвям деревьев, протестующе каркая. Каландрилл был ослеплён открывшейся жуткой картиной.
Один из разведчиков лежал подле дороги, и его доспехи из чёрных стали красными из-за крови, хлеставшей из зияющей раны на груди. Голова его со шлемом и вуалью на лице висела в отдалении на сломанной ветке клёна. Второй валялся в скользкой красной траве, поднимавшейся по склону холма, правая рука его, вырванная с мясом из плеча, все ещё сжимала меч, торчавший у него в груди. Голова была свёрнута набок и упиралась лицом в забрызганную кровью траву. Лошади валялись мёртвыми чуть дальше по дороге: головы их, водружённые поверх груды мяса, состоявшей из оторванных конечностей и окровавленных внутренностей, с непристойной ухмылкой смотрели на поражённых ужасом людей.
Внутри у Каландрилла все перевернулось, он сплюнул.
— Ахрд! — едва слышно пробормотал Брахт, а Чазали, выругавшись, повернулся к Очену.
— Что это могло быть? — Голос у киривашена был стальным, с нотками едва сдерживаемой ярости. — Смертный на такое не способен.
— Если только не обладает дьявольской силой, — возразил Очен, сосредоточенно осматривавший побоище. — Это, без сомнения, дело рук Рхыфамуна.
Каландрилл внимательно оглядел холм и окружающий его песок, в надежде заметить хоть какое-то движение, хоть какой-то намёк на засаду. По спине у него вдруг пробежал холодок, как если бы за ним следили. Лес словно шевельнулся, ожил, и в ушах у Каландрилла раздался свист стрел, хотя глаза его не видели ничего, кроме деревьев и чёрных наслаждающихся падалью птиц.
— Зачем? — спросил Брахт, тоже внимательно осматривая окрестности суженными голубыми глазами. — Зачем такая жестокость? Почему не напасть на нас?
— Их, скорее всего, здесь уже нет. Правда, они могли оставить наблюдателей. — Очен как-то сразу обмяк и постарел на несколько лет. — Боюсь, они играют с нами в кошки-мышки в надежде запугать нас и измотать.
— Именем Хоруля, клянусь отомстить! — произнёс Чазали сквозь стиснутые зубы, и в обещании его звенела ярость. — Если у нас будет такая возможность, они за все ответят.
— Да, и ты можешь рассчитывать на меня, — пообещал Очен. — Но сейчас похороним наших братьев. Они этого заслуживают.
Чазали кивнул, громким голосом отдал несколько приказаний, воины быстро собрали погребальные костры, и Очен поджёг их своей магией. Слабый аромат миндаля быстро отступил под натиском запахов горящих деревьев и плоти. Котузены повторили за Оченом молитву, а затем в мёртвой тишине смотрели на поднимающийся к небу столб чёрного дыма.
Ритуал не занял много времени, однако, когда они вновь тронулись в путь, уже стемнело. На голубую, пробивающуюся среди ветвей полоску неба у них над головами начали набегать красные тени. Мгла упала на лес, и он вновь стал угрожающим. Когда Чазали наконец позвал Очена и они объявили привал, вся колонна, даже невозмутимые котузены, вздохнула с облегчением.
Путники разбили бивак на полянке подле дороги, где росла сочная трава и бил источник, вода из коего собиралась в небольшом прудике. На лужайке, обрамлённой поросшими мхом скалами, хватило места и для лошадей, и для всадников. Тут же по всему периметру выставили часовых, лошадей стреножили и пустили пастись, и все, кто не был назначен в дозор, собрались вокруг костров. Очен медленно ходил среди окружавших поляну деревьев едва слышно бормотал заклинания, и за ним тянулся сладкий запах миндаля, Но, несмотря на все меры предосторожности, никто не позволил себе расслабиться. Котузены и не думали снимать доспехи; Каландрилл, Катя Брахт и Ценнайра тоже были настороже и не спускали рук с мечей. А сев поужинать, положили зачехлёнными мечи на ноги.
Каландрилл устроился рядом с Ценнайрой, и она инстинктивно подвинулась ближе — так спокойнее. То, что они недавно видели, не оставило равнодушной даже её. Она уже вовсе не была уверена в том, что доживёт до конца путешествия, ибо тот, кто вспорол доспехи разведчиков, словно тряпичные куклы, запросто мог вспороть и её. Она представила, как будет обречена жить вечно со вспоротым животом, и её передёрнуло — это даже страшнее, чем честная смерть. Каландрилл собрался её подбодрить, но не успел.
Леденящий душу вопль наполнил собой ночь, и Ценнайра в испуге прижалась к Каландриллу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115
Каландрилл заметил какое-то движение и крикнул, предупреждая остальных; рука его сжалась на эфесе меча. В мгновение ока котузены, ехавшие справа, выдернули из ножен мечи, кое-кто даже успел натянуть тетиву на лук. Но тут из подлеска вышел олень. Кто-то коротко рассмеялся, Каландрилл перевёл дух и усмехнулся собственному испугу. Олень в сопровождении самок быстро скрылся в лесу.
Больше никто их не беспокоил, и в полдень они остановились у реки, быстро перекусили под охраной лучников, дали передохнуть лошадям и отправились дальше.
Всадники скакали весь день под ярким, чистым безоблачным небом. Пронизанный солнечными лучами лес, освободившись от монстров, созданных их воображением, казался менее угрожающим. В листве деревьев раздавался успокаивающий хор птиц.
Но передышка эта оказалась недолгой.
День состарился, тени удлинились, солнце скатилось к западу. Склоны холмов, по которым бежала дорога, стали более пологими, широкая тропа лишь изредка изгибалась вдоль длинного, поросшего лесом холма.
На разведчиков они натолкнулись сразу за одним из таких холмов.
Чазали в окружении котузенов скакал впереди на большой скорости. Неожиданно конь его громко заржал и откинул назад голову. Киривашен поднял руку, и колонна встала. Каландрилл мгновенно выхватил меч.
— Что случилось? — крикнул он.
Лошади впереди скакавших воинов вставали на дыбы и били копытом.
Спереди до них долетел голос Чазали, он звал Очена.
Вазирь пришпорил лошадь, Каландрилл, бросив Ценнайре: «Жди здесь», — помчался за колдуном. Брахт и Катя — следом, внимательно осматриваясь по сторонам.
Ни стрел, ни боевого клича не последовало, и выдрессированные лошади джессеритов быстро успокоились Наступила угрожающая тишина.
Первым её нарушил мерин Каландрилла. Он громко, свистом задышал, прижимая уши и стуча копытами по земле. И дрожь его передалась наезднику.
— Он чует кровь, — пробормотал Брахт.
Крови было много. Она растеклась по всей тропе, и туча мух с неудовольствием прервала пиршество и взмыла в воздух, но тут же вернулась, поскольку всадники словно приросли к земле. Вороны с окровавленными клювами расселись по ветвям деревьев, протестующе каркая. Каландрилл был ослеплён открывшейся жуткой картиной.
Один из разведчиков лежал подле дороги, и его доспехи из чёрных стали красными из-за крови, хлеставшей из зияющей раны на груди. Голова его со шлемом и вуалью на лице висела в отдалении на сломанной ветке клёна. Второй валялся в скользкой красной траве, поднимавшейся по склону холма, правая рука его, вырванная с мясом из плеча, все ещё сжимала меч, торчавший у него в груди. Голова была свёрнута набок и упиралась лицом в забрызганную кровью траву. Лошади валялись мёртвыми чуть дальше по дороге: головы их, водружённые поверх груды мяса, состоявшей из оторванных конечностей и окровавленных внутренностей, с непристойной ухмылкой смотрели на поражённых ужасом людей.
Внутри у Каландрилла все перевернулось, он сплюнул.
— Ахрд! — едва слышно пробормотал Брахт, а Чазали, выругавшись, повернулся к Очену.
— Что это могло быть? — Голос у киривашена был стальным, с нотками едва сдерживаемой ярости. — Смертный на такое не способен.
— Если только не обладает дьявольской силой, — возразил Очен, сосредоточенно осматривавший побоище. — Это, без сомнения, дело рук Рхыфамуна.
Каландрилл внимательно оглядел холм и окружающий его песок, в надежде заметить хоть какое-то движение, хоть какой-то намёк на засаду. По спине у него вдруг пробежал холодок, как если бы за ним следили. Лес словно шевельнулся, ожил, и в ушах у Каландрилла раздался свист стрел, хотя глаза его не видели ничего, кроме деревьев и чёрных наслаждающихся падалью птиц.
— Зачем? — спросил Брахт, тоже внимательно осматривая окрестности суженными голубыми глазами. — Зачем такая жестокость? Почему не напасть на нас?
— Их, скорее всего, здесь уже нет. Правда, они могли оставить наблюдателей. — Очен как-то сразу обмяк и постарел на несколько лет. — Боюсь, они играют с нами в кошки-мышки в надежде запугать нас и измотать.
— Именем Хоруля, клянусь отомстить! — произнёс Чазали сквозь стиснутые зубы, и в обещании его звенела ярость. — Если у нас будет такая возможность, они за все ответят.
— Да, и ты можешь рассчитывать на меня, — пообещал Очен. — Но сейчас похороним наших братьев. Они этого заслуживают.
Чазали кивнул, громким голосом отдал несколько приказаний, воины быстро собрали погребальные костры, и Очен поджёг их своей магией. Слабый аромат миндаля быстро отступил под натиском запахов горящих деревьев и плоти. Котузены повторили за Оченом молитву, а затем в мёртвой тишине смотрели на поднимающийся к небу столб чёрного дыма.
Ритуал не занял много времени, однако, когда они вновь тронулись в путь, уже стемнело. На голубую, пробивающуюся среди ветвей полоску неба у них над головами начали набегать красные тени. Мгла упала на лес, и он вновь стал угрожающим. Когда Чазали наконец позвал Очена и они объявили привал, вся колонна, даже невозмутимые котузены, вздохнула с облегчением.
Путники разбили бивак на полянке подле дороги, где росла сочная трава и бил источник, вода из коего собиралась в небольшом прудике. На лужайке, обрамлённой поросшими мхом скалами, хватило места и для лошадей, и для всадников. Тут же по всему периметру выставили часовых, лошадей стреножили и пустили пастись, и все, кто не был назначен в дозор, собрались вокруг костров. Очен медленно ходил среди окружавших поляну деревьев едва слышно бормотал заклинания, и за ним тянулся сладкий запах миндаля, Но, несмотря на все меры предосторожности, никто не позволил себе расслабиться. Котузены и не думали снимать доспехи; Каландрилл, Катя Брахт и Ценнайра тоже были настороже и не спускали рук с мечей. А сев поужинать, положили зачехлёнными мечи на ноги.
Каландрилл устроился рядом с Ценнайрой, и она инстинктивно подвинулась ближе — так спокойнее. То, что они недавно видели, не оставило равнодушной даже её. Она уже вовсе не была уверена в том, что доживёт до конца путешествия, ибо тот, кто вспорол доспехи разведчиков, словно тряпичные куклы, запросто мог вспороть и её. Она представила, как будет обречена жить вечно со вспоротым животом, и её передёрнуло — это даже страшнее, чем честная смерть. Каландрилл собрался её подбодрить, но не успел.
Леденящий душу вопль наполнил собой ночь, и Ценнайра в испуге прижалась к Каландриллу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115