На её иссиня-чёрных волосах играли отблески костра, смуглая кожа отливала красным. Огромные глаза её внимательно смотрели на него.
— Я думаю о том, насколько мы разнимся с нашими новыми друзьями, — пробормотал он, — насколько разные у нас обычаи и как легко их оскорбить.
Ценнайра кивнула, а про себя подумала, что когда он хмурится, то выглядит совсем молодым и очень привлекательным. Вслух она сказала:
— Они странные люди, но они помогают нам идти вперёд.
— Пока да, — согласился Каландрилл. — Но что будет, когда мы доберёмся до Памур-тенга? Город — не степь.
Ценнайра беспечно пожала плечами: куртизанка легко приспосабливается ко всему. Она должна быть гибкой, иначе ей долго не протянуть.
— Постараемся познакомиться с их обычаями в пути, — предложила она. — А в Памур-тенге станем вести себя осторожнее: будем сдерживать себя и подстраиваться под них.
Каландрилл кивнул, а затем с ухмылкой указал на Брахта.
— Боюсь, Брахт не согласится, — сказал он.
— Брахту тоже придётся учиться, — ответила Ценнайра.
Каландрилл осторожно пожал плечами.
— Нам всем надо учиться, но … — Он нахмурился и с сожалением покачал головой. — Вряд ли я смогу заставить себя пользоваться человеком как табуреткой. А для джессеритов это само собой разумеется.
Ценнайра не видела ничего зазорного в том, чтобы наступить на котуджи; если таков обычай хозяев, то надо ему следовать. Она не сделала этого только потому, что так не поступили другие. Сейчас же она тактично и мягко сказала:
— Если таковы их нравы…
На лице Каландрилла проступило недовольство, и она тут же замолчала. Он сказал:
— Нет, я никогда не смогу, я никогда этого не приму.
— Тогда в Памур-тенге надо быть настороже, — сказала она.
— Истинно, — согласился он. — Надеюсь, мы там долго не задержимся.
Ценнайра не поняла, о ком он говорит: о себе, Брахте и Кате или обо всех них, и это сомнение беспокоило её. Она не позволит похоронить себя в городе. Однако на данный момент у неё нет ни одного весомого аргумента в пользу того, чтобы они взяли её с собой. Но она что-нибудь придумает, чтобы быть с ними, когда — и если — они получат «Заветную книгу». Вот только что — она пока и сама не знала. Даже если она соблазнит юношу, он может оставить её в Памур-тенге. Скорее всего, если она вскружит ему голову, так он и поступит для её вящей безопасности, а это никак не входит в её планы. И тут только она сообразила, что помочь ей может Очен. У загадочного вазиря, похоже, есть свои соображения, и он хочет, чтобы она оставалась с ними. Она решила не торопить события: до города ещё далеко, и пока они доберутся до тенга, она что-нибудь придумает.
Вслух же она сказала:
— Нас ещё ждёт много испытаний впереди.
— Ты про тенсаев? — Каландрилл улыбнулся и обвёл рукой вооружённых людей, сидевших вокруг костров. — Они просто перестраховываются. Мы хорошо защищены.
«Да мне бандиты нипочём», — про себя сказала Ценнайра, манерно передёрнув плечами и бросив на него наигранно боязливый взгляд.
— Я с ними уже встречалась. Помнишь?
Каландрилл, не подозревая, что его водят за нос, галантно улыбнулся.
— Пока я жив, тебе ничто не угрожает, — пообещал он. — К тому же между нами и тенсаями, если они настолько глупы, что отважатся на нас напасть, стоят воины Чазали.
Слова эти, как ни странно, тронули Ценнайру. Как все-таки он отличается от тех, с кем до сих пор её сводила судьба! Она постаралась отогнать от себя мысли о том, что однажды ей придётся его предать. Ей очень не хотелось об этом думать. До того как она его встретила, все было просто: тогда он был для неё лишь целью, добычей.
Теперь же, узнав его, она и сама не могла бы сказать, в чем состоит её цель. Она потерялась, закружилась на месте, как лодка без руля. Единственное, в чем она ещё была уверена, так это в том, что надо идти вперёд, продолжать играть свою роль и дождаться, когда кто-то из них возьмёт верх. Такое положение ей вовсе не нравилось, и она нахмурилась, глядя на весёлое пламя костра.
Каландрилл, не поняв причину её недовольства, сказал:
— Нас много. Вряд ли бандиты отважатся на нас напасть. Скорее всего, нас они не тронут и предпочтут более лёгкую добычу.
— Истинно. — Ценнайра улыбнулась — Я под хорошей защитой, — пробормотала она. — Я благодарна судьбе за то, что она послала мне таких друзей.
Щеки Каландрилла зарделись, и ему оставалось надеяться только на то, что она спишет это на отблески от костра. От смущения он никак не мог найти нужного ответа. Ценнайра видела его замешательство — оно придавало ему особое очарование. Насколько же он ещё невинен и наивен… Чтобы не мучить его, она зевнула, очаровательно извинилась и сказала, что хочет спать.
Каландрилл кивнул; она натянула до подбородка ненужное ей одеяло, подложив под голову седло, и закрыла глаза. Каландрилл ничуть не сомневался, что более прелестной женщины ему видеть не приходилось. Да ещё столь мужественной. Он сердился на себя за замешательство, за то, что язык его не вовремя прилип к небу и он не смог выразить своих чувств. Он ещё какое-то время смотрел на неё, полагая, что она уже спит, а затем сам укрылся одеялом.
Тишину ночи нарушало лишь потрескивание костров и мягкое всхрапывание лошадей. Ночные птицы молчали, насекомые не жужжали; хищники, если они и рыскали в темноте, не издавали ни звука. Луна, поднимаясь к зениту, серебрила лёгкие облака, плывшие по разрисованному звёздами небу цвета индиго. Ощущение, что за Каландриллом кто-то наблюдает, спало — видимо, благодаря заклятиям Очена. И хотя он ещё чувствовал некоторый дискомфорт, усталость взяла своё: веки его отяжелели, глаза закрылись, и он уснул.
Проснулся Каландрилл как от толчка, словно кто-то громко позвал его в тиши. Он оглянулся — вокруг все тихо и спокойно, но всем его существом овладел ужас, когда он вдруг увидел на земле неподвижного светловолосого юношу, в котором узнал себя. Он глубоко спал рядом с Ценнайрой, с другой от Брахта и Кати стороны костра. Он видел спящих котузенов, Очена и Чазали. Вазирь зашевелился, словно почувствовал на себе его взгляд. Часовые и лошади отбрасывали тёмные тени. Он поднялся, как призрак-дух, и отделился от тела, не в силах противиться тому, что с ним происходит: как ни желал вернуться в свою физическую форму, он продолжал подниматься над землёй, словно подчиняясь некоей стоявшей выше его понимания силе. Он в отчаянии забился и тут увидел — если ещё был в состоянии что-то видеть, что он, выйдя из материального тела, стал бесформенным.
Им овладела паника; он начал звать на помощь Брахта Катю, Очена, но все спокойно спали, и только вазирь вновь пошевелился во сне.
Каландрилл понимал, что это не сон, он инстинктивно почувствовал, что суть его покинула телесную форму.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115
— Я думаю о том, насколько мы разнимся с нашими новыми друзьями, — пробормотал он, — насколько разные у нас обычаи и как легко их оскорбить.
Ценнайра кивнула, а про себя подумала, что когда он хмурится, то выглядит совсем молодым и очень привлекательным. Вслух она сказала:
— Они странные люди, но они помогают нам идти вперёд.
— Пока да, — согласился Каландрилл. — Но что будет, когда мы доберёмся до Памур-тенга? Город — не степь.
Ценнайра беспечно пожала плечами: куртизанка легко приспосабливается ко всему. Она должна быть гибкой, иначе ей долго не протянуть.
— Постараемся познакомиться с их обычаями в пути, — предложила она. — А в Памур-тенге станем вести себя осторожнее: будем сдерживать себя и подстраиваться под них.
Каландрилл кивнул, а затем с ухмылкой указал на Брахта.
— Боюсь, Брахт не согласится, — сказал он.
— Брахту тоже придётся учиться, — ответила Ценнайра.
Каландрилл осторожно пожал плечами.
— Нам всем надо учиться, но … — Он нахмурился и с сожалением покачал головой. — Вряд ли я смогу заставить себя пользоваться человеком как табуреткой. А для джессеритов это само собой разумеется.
Ценнайра не видела ничего зазорного в том, чтобы наступить на котуджи; если таков обычай хозяев, то надо ему следовать. Она не сделала этого только потому, что так не поступили другие. Сейчас же она тактично и мягко сказала:
— Если таковы их нравы…
На лице Каландрилла проступило недовольство, и она тут же замолчала. Он сказал:
— Нет, я никогда не смогу, я никогда этого не приму.
— Тогда в Памур-тенге надо быть настороже, — сказала она.
— Истинно, — согласился он. — Надеюсь, мы там долго не задержимся.
Ценнайра не поняла, о ком он говорит: о себе, Брахте и Кате или обо всех них, и это сомнение беспокоило её. Она не позволит похоронить себя в городе. Однако на данный момент у неё нет ни одного весомого аргумента в пользу того, чтобы они взяли её с собой. Но она что-нибудь придумает, чтобы быть с ними, когда — и если — они получат «Заветную книгу». Вот только что — она пока и сама не знала. Даже если она соблазнит юношу, он может оставить её в Памур-тенге. Скорее всего, если она вскружит ему голову, так он и поступит для её вящей безопасности, а это никак не входит в её планы. И тут только она сообразила, что помочь ей может Очен. У загадочного вазиря, похоже, есть свои соображения, и он хочет, чтобы она оставалась с ними. Она решила не торопить события: до города ещё далеко, и пока они доберутся до тенга, она что-нибудь придумает.
Вслух же она сказала:
— Нас ещё ждёт много испытаний впереди.
— Ты про тенсаев? — Каландрилл улыбнулся и обвёл рукой вооружённых людей, сидевших вокруг костров. — Они просто перестраховываются. Мы хорошо защищены.
«Да мне бандиты нипочём», — про себя сказала Ценнайра, манерно передёрнув плечами и бросив на него наигранно боязливый взгляд.
— Я с ними уже встречалась. Помнишь?
Каландрилл, не подозревая, что его водят за нос, галантно улыбнулся.
— Пока я жив, тебе ничто не угрожает, — пообещал он. — К тому же между нами и тенсаями, если они настолько глупы, что отважатся на нас напасть, стоят воины Чазали.
Слова эти, как ни странно, тронули Ценнайру. Как все-таки он отличается от тех, с кем до сих пор её сводила судьба! Она постаралась отогнать от себя мысли о том, что однажды ей придётся его предать. Ей очень не хотелось об этом думать. До того как она его встретила, все было просто: тогда он был для неё лишь целью, добычей.
Теперь же, узнав его, она и сама не могла бы сказать, в чем состоит её цель. Она потерялась, закружилась на месте, как лодка без руля. Единственное, в чем она ещё была уверена, так это в том, что надо идти вперёд, продолжать играть свою роль и дождаться, когда кто-то из них возьмёт верх. Такое положение ей вовсе не нравилось, и она нахмурилась, глядя на весёлое пламя костра.
Каландрилл, не поняв причину её недовольства, сказал:
— Нас много. Вряд ли бандиты отважатся на нас напасть. Скорее всего, нас они не тронут и предпочтут более лёгкую добычу.
— Истинно. — Ценнайра улыбнулась — Я под хорошей защитой, — пробормотала она. — Я благодарна судьбе за то, что она послала мне таких друзей.
Щеки Каландрилла зарделись, и ему оставалось надеяться только на то, что она спишет это на отблески от костра. От смущения он никак не мог найти нужного ответа. Ценнайра видела его замешательство — оно придавало ему особое очарование. Насколько же он ещё невинен и наивен… Чтобы не мучить его, она зевнула, очаровательно извинилась и сказала, что хочет спать.
Каландрилл кивнул; она натянула до подбородка ненужное ей одеяло, подложив под голову седло, и закрыла глаза. Каландрилл ничуть не сомневался, что более прелестной женщины ему видеть не приходилось. Да ещё столь мужественной. Он сердился на себя за замешательство, за то, что язык его не вовремя прилип к небу и он не смог выразить своих чувств. Он ещё какое-то время смотрел на неё, полагая, что она уже спит, а затем сам укрылся одеялом.
Тишину ночи нарушало лишь потрескивание костров и мягкое всхрапывание лошадей. Ночные птицы молчали, насекомые не жужжали; хищники, если они и рыскали в темноте, не издавали ни звука. Луна, поднимаясь к зениту, серебрила лёгкие облака, плывшие по разрисованному звёздами небу цвета индиго. Ощущение, что за Каландриллом кто-то наблюдает, спало — видимо, благодаря заклятиям Очена. И хотя он ещё чувствовал некоторый дискомфорт, усталость взяла своё: веки его отяжелели, глаза закрылись, и он уснул.
Проснулся Каландрилл как от толчка, словно кто-то громко позвал его в тиши. Он оглянулся — вокруг все тихо и спокойно, но всем его существом овладел ужас, когда он вдруг увидел на земле неподвижного светловолосого юношу, в котором узнал себя. Он глубоко спал рядом с Ценнайрой, с другой от Брахта и Кати стороны костра. Он видел спящих котузенов, Очена и Чазали. Вазирь зашевелился, словно почувствовал на себе его взгляд. Часовые и лошади отбрасывали тёмные тени. Он поднялся, как призрак-дух, и отделился от тела, не в силах противиться тому, что с ним происходит: как ни желал вернуться в свою физическую форму, он продолжал подниматься над землёй, словно подчиняясь некоей стоявшей выше его понимания силе. Он в отчаянии забился и тут увидел — если ещё был в состоянии что-то видеть, что он, выйдя из материального тела, стал бесформенным.
Им овладела паника; он начал звать на помощь Брахта Катю, Очена, но все спокойно спали, и только вазирь вновь пошевелился во сне.
Каландрилл понимал, что это не сон, он инстинктивно почувствовал, что суть его покинула телесную форму.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115