Вот только думать о том, что принесет с собой утро, было невыносимо. Лишь отчаянным усилием воли Сине удалось прогнать мысли о казни. Она вспомнила те золотые деньки, которые они вместе провели летом. Она вспоминала то, о чем они вместе мечтали вдвоем, и возводила из этих воспоминаний прочную стену, не допускающую внутрь себя смерть. Она заставляла себя видеть Ньяла смеющимся от удовольствия над шалостями жеребят. Снова и снова она окликала Ньяла и желала себе увидеть, как он поворачивается к ней — радостно и удивленно.
Но как она ни старалась отдалить утро, оно все-таки пришло.
— Доверься Закону, — еще раз сказала она себе, ища утешения в неподатливых словах.
Ньял долго пытался освободиться от веревок. Терпя страшную боль, он выворачивал руки и ослаблял путы, раздирая в кровь кожу на запястьях. Наконец его старания увенчались успехом. Немного отдышавшись, он встал.
Выходящее на Гаркинский лес окно было слишком узким — взрослому человеку не пролезть. Дверь, сделанная из толстого дуба, оказалась прочной, под стать воротам конюшни. Дерево было недостаточно сухим, — вероятно, дверь смастерили из тех полузасохших деревьев, которые великаны нашли поблизости, — но Ньяла это не обрадовало. Сырое дерево ссохнется и растрескается, но к тому времени Ньяла из Кровелла уже давно не будет в живых. Он исследовал каждую трещину, попробовал расшатать каждый камень, до которого смог дотянуться, но башня оказалась прочной. Она простояла бесчисленные годы и простоит еще столько же.
Ньял завернулся в плащ и сел, прислонясь к стене. Интересно, как его казнят. Если бы можно было попросить, чтобы его закололи! Это не так противно… Но лорды не дураки, так что скорее всего будет ритуальная казнь через удушение. Ньял содрогнулся и принялся сматывать веревку, которой только что был связан. Так себе оружие, но он все равно не сдастся без боя.
В комнате было темно и холодно. Вдруг Ньял услышал звон, будто бы металл волокли по камню. Он вскочил на ноги и приложил ухо к двери. Звон приближался, медленно, мучительно и оттого зловеще. Ньял прижался к стене, его сердце бешено колотилось. Последний скрежещущий удар, и звон прекратился. Кто-то начал царапаться у двери. Непонятно кто: ни на человека, ни на Других это не было похоже. Царапанье усилилось, сопровождаемое странным мычанием — похоже, от натуги. Странное существо пыталось войти. Ньял затаил дыхание.
Поток свежего воздуха пронесся по комнате — дверь со скрипом отворилась. Ньял ничего не увидел: в башне было темно, как в пещере. Он поднял свернутую веревку, готовый к бегству или к бою. Металл скребнул по полу, и кто-то коснулся его ноги. Ньял отпрыгнул, но и существо тут же отступило, сопя и квакая. Ньял осторожно наклонился и нащупал лежащую у ног тяжесть. Это был Огненный Удар. Вытащив меч из ножен, Ньял снова ощутил радость от того, как легко и ровно лежит в ладони его теплая рукоять. В непроницаемой темноте раздался шорох: существо начало спускаться вниз. Оно снова квакнуло, впрочем, с ноткой настойчивости, и Ньял пошел за ним.
На нижнем этаже башни было пусто. Гвардейцы расположились снаружи и тихо похрапывали у тлеющего костра. С мечом наготове Ньял перешагнул через спящих. Существо быстро двигалось впереди странными прыжками. В лунном свете Ньял увидел, что это обнаженная девочка. Она припала к земле возле тропы, изо всех сил замахала руками. Вслед за ней Ньял спустился по каменным ступеням в черноту ущелья, где шумела река. Вдоль берега стояли шатры и горели костры. Ньял поскользнулся на мокрых камнях и остановился, оглушенный ревом реки.
Девочка бросилась в воду. Ньял привязал веревку к поясу, чтобы руки были свободны, и нырнул за ней. Вода холодом сковала тело. Он переплыл на другой берег. Возбужденно квакая, девочка прыгала впереди, поднимаясь по крутому берегу. Ньял ощутил под ногами траву и услышал испуганное фырканье Авелаэра. Радость и благодарность охватили Ньяла. Жеребец, казавшийся совершенно черным в лунном свете, вскинул голову и ударил копытом землю. Ньял обвязал один конец веревки вокруг шеи Авелаэра и сделал петлю вокруг его морды.
— Сударыня, — прошептал Ньял, — возможно, мы никогда не встретимся снова, но позвольте сказать вам спасибо. — Ньял протянул руку в темноту. Девочка испустила резкий вздох, и Ньял почувствовал прикосновение холодной, грубой кожи. В невольном отвращении он отдернул руку. — Спасибо, — пробормотал он и прыгнул на спину Авелаэра.
Небо светлело у него за спиной, когда он огибал озеро, направляясь к западу. Авелаэр отдохнул и рвался вперед, и сам Ньял едва сдерживал ярость. Ночь перешла в утро, и день сменился вечером, а он все ехал и ехал. У него отняли все, чем он дорожил. Кровелл, Морбихан, даже Сина были потеряны для него. Он был мертв: судим и приговорен к смерти. У него остался только конь, меч да немного времени. Но эта короткая отсрочка в исполнении приговора только и была нужна ему теперь, ибо мысль о мщении гнала его на юг, как ураганный ветер.
Глава 36
Руф с грохотом скатился по тропе, его щеки раскраснелись.
— Ньял сбежал!
— О, Руф! — Сина бросилась ему навстречу, и они закружились в обнимку в пляске радости. — Но как?
— Знаю только, что, когда луна скрылась, я пошел вытащить его оттуда. Я собирался освободить его, решив, что таково предназначение моей жизни. Но его уже не было! Лорды только что узнали!
С утеса неслись проклятия.
— Я должна рассказать Фаллону!
Фаллон лежал на берегу, будто отдыхая после трудного подъема к шатру. Его голова была повернута. Казалось, он всматривается в омут, в котором Сина едва не утонула. Легкий, холодно мерцающий туман вставал от темной воды. На лице и волосах чародея блестели бисеринки влаги.
— Мастер, — тихо сказала Сина. Ей показалось, что чародей спит. — Ньял свободен! Он сбежал ночью!
Старик не пошевелился, Сина тронула его за плечо. Чародей был мертв. Убирая его волосы с глаз, Сина увидела на лбу рану: глубокий посиневший порез. В окоченевшей руке чародей сжимал большое золотое кольцо. Слезы залили глаза Сины, ее голос дрогнул.
— Учитель мой, а я-то только начала понимать…
Она замолчала. Неподвижное тело Фаллона было холодным и пустым.
Возле тропы Сине встретился Финн. Девушка сказала ему, что Фаллон убит, и он привел пикси, чтобы те отнесли тело чародея к башне. Когда печальная весть разлетелась, собрались Племена. На скальном уступе, где проходил суд над Ньялом, сложили погребальный костер. Сина одела чародея в его лучший небесно-голубой балахон, заботливо расчесала его волосы и бороду. Фаллона положили на костер, и он лежал там, худой и какой-то ненастоящий, словно это была кукла, хитроумно сделанная эльфами.
Все Племена собрались. Возле Ур Логги Почетная Стража обменивалась ритуальным расчесыванием, гортанным шепотом произнося сакральные слова.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103