«Как в картах возвращения Р. К. имеются Лица, Места, Предметы и т. д., каковые эмблемы или карты служат для памяти или предсказания судьбы, а также для нахождения малых миров». «Р. К.» здесь может означать как римско-католическую церковь, так и — почему бы и нет? — розенкрейцеров. Однако в первую очередь будили отдаленные отголоски в памяти «Лица, Места, Предметы», и звучали эти отголоски там (подумала Хоксквилл), где в незапамятные времена она поместила свое далекое детство.
Осторожно, но все более нетерпеливо она пробиралась мимо всякой всячины: ее собака Спарк, поездка в Рокауэй, первый поцелуй; заинтересовалась содержимым сундуков и углубилась в бесполезные коридоры воспоминаний. В каком-то уголке хранился разбитый коровий колокольчик, но зачем — Ариэл не имела понятия. Она на пробу позвонила. Под знакомый звон ей вдруг пришел на ум ее дед (колокольчик, разумеется, представлял именно его, поскольку он работал на ферме в Англии, пока не переселился в огромный город, где не было коров). Она ясно видела его там, куда прежде положила: в сломанном кресле под каминной полкой, где стояли пивные кружки в виде толстяка, похожего на него. Ариэл покрутила колокольчик в руках, как дед обычно крутил свою трубку.
— Не рассказывал ли ты мне как-то, — спросила она, — о картах с лицами, местами и предметами?
— Возможно.
— В какой связи? Молчание.
— Ладно, тогда малые миры.
На чердаке, освещенном солнцем прошлого, сделалось светлее; Ариэл сидела у ног деда в старой комнате.
— Единственный раз в жизни я нашел ценную вещь, — проговорил он, — и я отдал ее за так глупой девчонке. Такие красивые, старинные карты — любой торговец выложил бы за них двадцать шиллингов, будь уверена. Я нашел их в старом коттедже, который сквайр собирался снести. А эта девчонка говорила, будто видела фейри, и пикси, и всякое такое, и ее папаша тоже. Вайолет ее звали. И я попросил: «Тогда, если можешь, прочитай на этих картах мое будущее». Она вроде как разложила карты — картинки на них изображали лица, места и предметы — и со смехом сказала, что я умру на четвертом этаже, одиноким холостяком. И карты, что я нашел, она мне не захотела вернуть.
Теперь понятно. Хоксквилл положила колокольчик обратно, на место, отведенное воспоминаниям детства (рядом с засаленной колодой Стародевических карт, относившейся к тому же году, — чтобы подчеркнуть их связь) и закрыла дверь комнаты.
Малые миры, думала она, глядя в исчерченное дождем окно гостиной. Находить малые миры. Именно в такой связи эти карты и упоминались. Лица и места перекликались с Искусством Памяти, где определяется место и создается в воображении живой человек, который держит предмет-эмблему. И «возвращение Р. К.»: если это значит «Брат Р. К.» розенкрейцеров, то карты можно отнести к расцвету увлечения розенкрейцерством, что — (она отодвинула поднос с чаем и тостами и вытерла пальцы) — придает известный смысл также и малым мирам. Тогдашнее тайное знание, о котором многие были наслышаны.
Атенор алхимиков, например, Философское Яйцо, внутри которого совершается превращение исходного материала в золото, — разве это не микрокосм, не малый мир? Когда в черных книгах говорится, что делание следует начать под знаком Водолея и закончить под знаком Скорпиона, то речь идет о появлении этих знаков не на небе, а во вселенной Яйца, имеющей форму мира и содержащей в себе мир. Делание было не чем иным, как Творением мира; красный мужчина и белая женщина, когда они, микроскопически-крохотные, появились в Яйце, представляли собой душу самого Философа, как объект его мысли, которая сама была порождена его душой и так далее, regressus ad infinitum , и к тому же в обоих направлениях. И Искусство Памяти: не внесло ли это Искусство в ограниченный круг ее, Хоксквилл, черепа громадные круги небес? А эта космическая машина внутри Хоксквилл — не упорядочила ли она ее память, ее восприятие вещей подлунных, небесных и бесконечных? Громоподобный хохот Бруно, когда он понял, что Коперник вывернул вселенную наизнанку, — чем был вызван этот хохот? Не ликовал ли Бруно от того, что подтвердилось его убеждение: Разум, находящийся в центре всего, содержит в себе все вещи, центром которых он является? Если Земля, старый центр, вращается, согласно новым правильным представлениям, где-то на полпути между центром и наружной границей, а Солнце, ранее помещаемое между центром и наружной границей, ныне сделалось центром, это значит, что в пояс звезд заброшен полуоборот, подобный полуобороту ленты Мебиуса; но как же тогда обстоит дело со старой окружностью? Она становится, строго говоря, непредставимой: Вселенную разносит взрывом в бесконечность, в круг, центр которого, Разум, находится всюду, а окружность — нигде. Лживое зеркало конечности разбито, смеялся Бруно, звездные чертоги превратились в драгоценный браслет, лежащий на ладони.
Да, все это старая история. Ныне в школах (тех, где училась Хоксквилл) каждому учащемуся известно, как велики малые миры. Если бы эти карты попали ей в руки, она бы, конечно, в два счета определила, какие малые миры можно открыть с их помощью. Хоксквилл почти не сомневалась в том, что уже успела эти миры посетить. Являлись ли эти карты теми самыми, которые нашел и потерял ее дед? И их ли имел в виду Рассел Айгенблик, когда говорил, что он есть в картах? Такое чудесное совпадение не казалось Хоксквилл совсем уж невероятным; в ее вселенной не существовало случайностей. Но как их найти и все это выяснить? Хоксквилл не видела к тому возможностей. Собственно, эта темная аллея пока представлялась тупиковой, и Хоксквилл решила дальше по ней не следовать. Айгенблик не принадлежал к католикам, а также к розенкрейцерам, каковые, как всем известно, невидимы, а он — в чем бы ни заключалась его загадка — был, во всяком случае, вполне доступен зрению. «Ну и черт с ним», — произнесла она про себя, и тут же в дверь позвонили.
Хоксквилл взглянула на свои наручные часы. Каменная Дева все еще спала, хотя за окном успело стемнеть. Хоксквилл пошла в холл, взяла со стойки для зонтиков тяжелую трость и распахнула дверь.
Возникшая на пороге черная фигура, в пальто и широкополой шляпе, битая ветром и дождем, заставила ее вздрогнуть.
— Служба доставки «Крылатый гонец», — произнес посетитель. — Привет, леди.
— Привет, Фред. Вы меня напугали. — В первый раз она поняла, что означает несолидное слово «призрак». — Входите, входите.
С посетителя текло, поэтому он согласился пройти не дальше вестибюля. Роняя капли, он стоял и ждал, пока Хоксквилл вынесет ему стаканчик виски.
— Темные деньки, — заметил он, принимая стакан.
— Святая Люсия. Самый темный день в году.
Фред усмехнулся, не сомневаясь в том, что хозяйка дома поняла:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205
Осторожно, но все более нетерпеливо она пробиралась мимо всякой всячины: ее собака Спарк, поездка в Рокауэй, первый поцелуй; заинтересовалась содержимым сундуков и углубилась в бесполезные коридоры воспоминаний. В каком-то уголке хранился разбитый коровий колокольчик, но зачем — Ариэл не имела понятия. Она на пробу позвонила. Под знакомый звон ей вдруг пришел на ум ее дед (колокольчик, разумеется, представлял именно его, поскольку он работал на ферме в Англии, пока не переселился в огромный город, где не было коров). Она ясно видела его там, куда прежде положила: в сломанном кресле под каминной полкой, где стояли пивные кружки в виде толстяка, похожего на него. Ариэл покрутила колокольчик в руках, как дед обычно крутил свою трубку.
— Не рассказывал ли ты мне как-то, — спросила она, — о картах с лицами, местами и предметами?
— Возможно.
— В какой связи? Молчание.
— Ладно, тогда малые миры.
На чердаке, освещенном солнцем прошлого, сделалось светлее; Ариэл сидела у ног деда в старой комнате.
— Единственный раз в жизни я нашел ценную вещь, — проговорил он, — и я отдал ее за так глупой девчонке. Такие красивые, старинные карты — любой торговец выложил бы за них двадцать шиллингов, будь уверена. Я нашел их в старом коттедже, который сквайр собирался снести. А эта девчонка говорила, будто видела фейри, и пикси, и всякое такое, и ее папаша тоже. Вайолет ее звали. И я попросил: «Тогда, если можешь, прочитай на этих картах мое будущее». Она вроде как разложила карты — картинки на них изображали лица, места и предметы — и со смехом сказала, что я умру на четвертом этаже, одиноким холостяком. И карты, что я нашел, она мне не захотела вернуть.
Теперь понятно. Хоксквилл положила колокольчик обратно, на место, отведенное воспоминаниям детства (рядом с засаленной колодой Стародевических карт, относившейся к тому же году, — чтобы подчеркнуть их связь) и закрыла дверь комнаты.
Малые миры, думала она, глядя в исчерченное дождем окно гостиной. Находить малые миры. Именно в такой связи эти карты и упоминались. Лица и места перекликались с Искусством Памяти, где определяется место и создается в воображении живой человек, который держит предмет-эмблему. И «возвращение Р. К.»: если это значит «Брат Р. К.» розенкрейцеров, то карты можно отнести к расцвету увлечения розенкрейцерством, что — (она отодвинула поднос с чаем и тостами и вытерла пальцы) — придает известный смысл также и малым мирам. Тогдашнее тайное знание, о котором многие были наслышаны.
Атенор алхимиков, например, Философское Яйцо, внутри которого совершается превращение исходного материала в золото, — разве это не микрокосм, не малый мир? Когда в черных книгах говорится, что делание следует начать под знаком Водолея и закончить под знаком Скорпиона, то речь идет о появлении этих знаков не на небе, а во вселенной Яйца, имеющей форму мира и содержащей в себе мир. Делание было не чем иным, как Творением мира; красный мужчина и белая женщина, когда они, микроскопически-крохотные, появились в Яйце, представляли собой душу самого Философа, как объект его мысли, которая сама была порождена его душой и так далее, regressus ad infinitum , и к тому же в обоих направлениях. И Искусство Памяти: не внесло ли это Искусство в ограниченный круг ее, Хоксквилл, черепа громадные круги небес? А эта космическая машина внутри Хоксквилл — не упорядочила ли она ее память, ее восприятие вещей подлунных, небесных и бесконечных? Громоподобный хохот Бруно, когда он понял, что Коперник вывернул вселенную наизнанку, — чем был вызван этот хохот? Не ликовал ли Бруно от того, что подтвердилось его убеждение: Разум, находящийся в центре всего, содержит в себе все вещи, центром которых он является? Если Земля, старый центр, вращается, согласно новым правильным представлениям, где-то на полпути между центром и наружной границей, а Солнце, ранее помещаемое между центром и наружной границей, ныне сделалось центром, это значит, что в пояс звезд заброшен полуоборот, подобный полуобороту ленты Мебиуса; но как же тогда обстоит дело со старой окружностью? Она становится, строго говоря, непредставимой: Вселенную разносит взрывом в бесконечность, в круг, центр которого, Разум, находится всюду, а окружность — нигде. Лживое зеркало конечности разбито, смеялся Бруно, звездные чертоги превратились в драгоценный браслет, лежащий на ладони.
Да, все это старая история. Ныне в школах (тех, где училась Хоксквилл) каждому учащемуся известно, как велики малые миры. Если бы эти карты попали ей в руки, она бы, конечно, в два счета определила, какие малые миры можно открыть с их помощью. Хоксквилл почти не сомневалась в том, что уже успела эти миры посетить. Являлись ли эти карты теми самыми, которые нашел и потерял ее дед? И их ли имел в виду Рассел Айгенблик, когда говорил, что он есть в картах? Такое чудесное совпадение не казалось Хоксквилл совсем уж невероятным; в ее вселенной не существовало случайностей. Но как их найти и все это выяснить? Хоксквилл не видела к тому возможностей. Собственно, эта темная аллея пока представлялась тупиковой, и Хоксквилл решила дальше по ней не следовать. Айгенблик не принадлежал к католикам, а также к розенкрейцерам, каковые, как всем известно, невидимы, а он — в чем бы ни заключалась его загадка — был, во всяком случае, вполне доступен зрению. «Ну и черт с ним», — произнесла она про себя, и тут же в дверь позвонили.
Хоксквилл взглянула на свои наручные часы. Каменная Дева все еще спала, хотя за окном успело стемнеть. Хоксквилл пошла в холл, взяла со стойки для зонтиков тяжелую трость и распахнула дверь.
Возникшая на пороге черная фигура, в пальто и широкополой шляпе, битая ветром и дождем, заставила ее вздрогнуть.
— Служба доставки «Крылатый гонец», — произнес посетитель. — Привет, леди.
— Привет, Фред. Вы меня напугали. — В первый раз она поняла, что означает несолидное слово «призрак». — Входите, входите.
С посетителя текло, поэтому он согласился пройти не дальше вестибюля. Роняя капли, он стоял и ждал, пока Хоксквилл вынесет ему стаканчик виски.
— Темные деньки, — заметил он, принимая стакан.
— Святая Люсия. Самый темный день в году.
Фред усмехнулся, не сомневаясь в том, что хозяйка дома поняла:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205