Если нельзя от нее отделаться, то получить бы хоть что-нибудь взамен.
Сильвия забралась обратно в постель, преисполнившись мрачной решимости. Натянула на себя одеяла и вперила обвиняющий взгляд в пространство. Она убедилась, что от непонятной, дремлющей, но неотделимой от ее существа Судьбы невозможно избавиться. Но ей надоело ждать. Какой окажется Судьба, она не могла угадать, разве что там будет Оберон (но не в этом убогом окружении, да и как-то Оберон не совсем тот), но сейчас Сильвии все станет известно. Сейчас.
— Bueno , — сказала она, — хорошо. — И, скрестив руки, вытянулась под одеялами.
Больше ждать она не будет. Либо узнает свою Судьбу и начнет ее, либо умрет. Вытащит Судьбу из будущего, где она большей частью прячется.
Тем временем Оберон тяжелой походкой приближался к продовольственному магазину «Полуночная сова» (он был удивлен, когда узнал, что сегодня воскресенье и все другие магазины закрыты: для досужих бедняков уик-энды ничего не значат). Он ступал по девственному, не тронутому пока снегу, начиная его постепенное превращение в раскисшую жижу, скорее черную, чем белую. Он был зол. Собственно, он лопался от злобы, хотя нежно поцеловал Сильвию на прощание и собирался так же нежно поцеловать ее вновь через десять минут, когда вернется. Почему она ни единого раза не дала понять, что ценит уравновешенность его характера и жизнерадостный нрав? Думает, легко ему, подавляя справедливое негодование, вести ласковые речи — и ни разу не дать себе воли? И что он получает за все свои старания? Иногда он готов был ее ударить. Врезать разок, чтобы немного успокоить, чтобы показать, как безбожно она злоупотребляет его терпением. Бог мой, какая жуткая мысль.
Счастье, как убедился Оберон (во всяком случае, его счастье), представляло собой время года, а Сильвия была погодой. Внутри него все говорили о погоде, обсуждали ее между собой, и никто не мог ее изменить, мог только ждать, когда она переменится сама. Его счастливым временем года была весна, долгая и капризная весна, которая то манила надеждой, то отступала, как всякая весна. И все же весна. Оберон был уверен. Он лягнул мокрый снег. Уверен.
Оберон нерешительно осмотрел тот скромный набор дорогих товаров, который предлагался в «Полуночной сове» (магазине особом, открытом в воскресенье и по ночам), выбрал покупки (для Сильвии, в возмещение за то, что хотел ее прибить, два вида тропических соков — пощекотать ее лакомое до экзотики нёбо), открыл бумажник и обнаружил там пустоту. Не хватало только, чтобы, как в стародавней шутке, оттуда вылетел мотылек. Оберон порылся в карманах, вывернул их наизнанку под взглядом приготовившегося к худшему продавца и наконец наскреб несколько пыльных монет, которых хватило на все, кроме одного из соков.
— Ну как? — произнес Оберон, когда, в засыпанной снегом шляпе и со снежными эполетами, открыл дверь Складной Спальни и увидел Сильвию в постели. — Решила чуток подремать?
— Не трогай меня. Я думаю.
— Думаешь. Ну-ну.
Оберон отнес промокший бумажный пакет в кухню и некоторое время возился с супом и крекерами, но когда предложил Сильвии поесть, она отказалась. За весь остаток дня он едва вытянул из нее одно-два слова и с испугом вспомнил о наследственной склонности к душевным болезням в ее семье. Он говорил ласковым, добрым тоном, а ее отгородившаяся душа шарахалась от его слов, как от острого ножа.
Ему оставалось только засесть в воображаемом кабинете (который переместился в кухню, поскольку в комнате стояла занятая кровать) и думать о том, как еще ублажить Сильвию и какая она неблагодарная; а она, временами засыпая, сражалась в постели со своей Судьбой. Зима вела наступление. Черные облака клубились у них над головами, перекликались молнии, дул северный ветер, лились холодные дожди.
Пусть следует за любовью
— Стойте, — проговорила миссис Андерхилл, — стойте. Где-то произошла ошибка, пропущен поворот. Разве вы не чувствуете?
— Да-да, — подтвердили собравшиеся.
— Пришла зима, и это было правильно, — продолжала миссис Андерхилл, — и тогда…
— Весна! — вскричали все.
— Слишком, слишком быстро. — Миссис Андерхилл постучала себя по виску костяшками пальцев. Пропущенную петлю можно закрепить, но для этого ее нужно найти. Распутать нити — в ее власти, но где на долгом-долгом пути сделана ошибка? Или (она окинула взглядом всю нескончаемую Повесть, которая развертывалась от грядущего со спокойной грацией изукрашенной решительной змеи) ей еще предстояло свершиться? — Помогите мне, дети, — попросила она.
— Поможем, — зазвучало на все лады.
Проблема заключалась вот в чем: если искать нужно среди будущих событий, то поиск будет нетрудным. Что сложно — это держать в памяти прошедшие события. Так обстоит дело с существами бессмертными или близкими к бессмертию: они знают будущее, но прошлое для них тайна; за текущим годом находится дверь в седую древность, темный промежуток, озаренный торжественными огнями. Как Софи с ее картами исследовала неизвестное будущее, нажимая на тонкую мембрану, их разделявшую, нажимая тут и там, чтобы нащупать выпуклости грядущих событий, — так и миссис Андерхилл слепо тыкалась в события прошлого, разыскивая среди непонятных форм то из них, которое было неправильным.
— Был как-то единственный сын, — произнесла она.
— Единственный сын, — напрягая мысли, откликнулись слушатели.
— И он явился в Город.
— И он явился в Город.
— И там он обитает, — вставил мистер Вудз.
— Верно-верно, — кивнула миссис Андерхилл, — там он обитает.
— Не хочет двигаться с места, не хочет выполнять свой долг, желает вместо этого умереть от любви. — Длинные руки мистера Вудза сжали его костлявое колено. — Эта зима может длиться и длиться, и никогда не кончится.
— Никогда не кончится. — На глазах миссис Андерхилл выступили слезы. — Да-да, именно так все и выглядит.
— Нет-нет, — сказали все, убеждаясь. Ледяной дождь стучал со скорбным плачем в глубокие маленькие окошки; ветви бешено метались под неумолимым ветром; Луговой Мышонок бился в челюстях Рыжей Лисы. — Думайте-думайте, — сказали все.
Миссис Андерхилл снова постучала себя по виску, но все молчали. Она встала, и они отступили.
— Мне нужен будет совет, вот и все.
Черная вода в горном озерце только что растаяла, но острые льдины, как обломки камней, торчали по его краям. На одном из этих обломков стояла миссис Андерхилл, посылая сверху призыв.
Оцепеневший и отупелый, слишком равнодушный, чтобы даже разозлиться, поднялся из темной глубины Дедушка Форель.
— Оставьте меня в покое, — проговорил он.
— Отвечай на вопрос, а то получишь по первое число, — рявкнула миссис Андерхилл.
— Что такое?
— Это дитя в Городе, твой правнук.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205
Сильвия забралась обратно в постель, преисполнившись мрачной решимости. Натянула на себя одеяла и вперила обвиняющий взгляд в пространство. Она убедилась, что от непонятной, дремлющей, но неотделимой от ее существа Судьбы невозможно избавиться. Но ей надоело ждать. Какой окажется Судьба, она не могла угадать, разве что там будет Оберон (но не в этом убогом окружении, да и как-то Оберон не совсем тот), но сейчас Сильвии все станет известно. Сейчас.
— Bueno , — сказала она, — хорошо. — И, скрестив руки, вытянулась под одеялами.
Больше ждать она не будет. Либо узнает свою Судьбу и начнет ее, либо умрет. Вытащит Судьбу из будущего, где она большей частью прячется.
Тем временем Оберон тяжелой походкой приближался к продовольственному магазину «Полуночная сова» (он был удивлен, когда узнал, что сегодня воскресенье и все другие магазины закрыты: для досужих бедняков уик-энды ничего не значат). Он ступал по девственному, не тронутому пока снегу, начиная его постепенное превращение в раскисшую жижу, скорее черную, чем белую. Он был зол. Собственно, он лопался от злобы, хотя нежно поцеловал Сильвию на прощание и собирался так же нежно поцеловать ее вновь через десять минут, когда вернется. Почему она ни единого раза не дала понять, что ценит уравновешенность его характера и жизнерадостный нрав? Думает, легко ему, подавляя справедливое негодование, вести ласковые речи — и ни разу не дать себе воли? И что он получает за все свои старания? Иногда он готов был ее ударить. Врезать разок, чтобы немного успокоить, чтобы показать, как безбожно она злоупотребляет его терпением. Бог мой, какая жуткая мысль.
Счастье, как убедился Оберон (во всяком случае, его счастье), представляло собой время года, а Сильвия была погодой. Внутри него все говорили о погоде, обсуждали ее между собой, и никто не мог ее изменить, мог только ждать, когда она переменится сама. Его счастливым временем года была весна, долгая и капризная весна, которая то манила надеждой, то отступала, как всякая весна. И все же весна. Оберон был уверен. Он лягнул мокрый снег. Уверен.
Оберон нерешительно осмотрел тот скромный набор дорогих товаров, который предлагался в «Полуночной сове» (магазине особом, открытом в воскресенье и по ночам), выбрал покупки (для Сильвии, в возмещение за то, что хотел ее прибить, два вида тропических соков — пощекотать ее лакомое до экзотики нёбо), открыл бумажник и обнаружил там пустоту. Не хватало только, чтобы, как в стародавней шутке, оттуда вылетел мотылек. Оберон порылся в карманах, вывернул их наизнанку под взглядом приготовившегося к худшему продавца и наконец наскреб несколько пыльных монет, которых хватило на все, кроме одного из соков.
— Ну как? — произнес Оберон, когда, в засыпанной снегом шляпе и со снежными эполетами, открыл дверь Складной Спальни и увидел Сильвию в постели. — Решила чуток подремать?
— Не трогай меня. Я думаю.
— Думаешь. Ну-ну.
Оберон отнес промокший бумажный пакет в кухню и некоторое время возился с супом и крекерами, но когда предложил Сильвии поесть, она отказалась. За весь остаток дня он едва вытянул из нее одно-два слова и с испугом вспомнил о наследственной склонности к душевным болезням в ее семье. Он говорил ласковым, добрым тоном, а ее отгородившаяся душа шарахалась от его слов, как от острого ножа.
Ему оставалось только засесть в воображаемом кабинете (который переместился в кухню, поскольку в комнате стояла занятая кровать) и думать о том, как еще ублажить Сильвию и какая она неблагодарная; а она, временами засыпая, сражалась в постели со своей Судьбой. Зима вела наступление. Черные облака клубились у них над головами, перекликались молнии, дул северный ветер, лились холодные дожди.
Пусть следует за любовью
— Стойте, — проговорила миссис Андерхилл, — стойте. Где-то произошла ошибка, пропущен поворот. Разве вы не чувствуете?
— Да-да, — подтвердили собравшиеся.
— Пришла зима, и это было правильно, — продолжала миссис Андерхилл, — и тогда…
— Весна! — вскричали все.
— Слишком, слишком быстро. — Миссис Андерхилл постучала себя по виску костяшками пальцев. Пропущенную петлю можно закрепить, но для этого ее нужно найти. Распутать нити — в ее власти, но где на долгом-долгом пути сделана ошибка? Или (она окинула взглядом всю нескончаемую Повесть, которая развертывалась от грядущего со спокойной грацией изукрашенной решительной змеи) ей еще предстояло свершиться? — Помогите мне, дети, — попросила она.
— Поможем, — зазвучало на все лады.
Проблема заключалась вот в чем: если искать нужно среди будущих событий, то поиск будет нетрудным. Что сложно — это держать в памяти прошедшие события. Так обстоит дело с существами бессмертными или близкими к бессмертию: они знают будущее, но прошлое для них тайна; за текущим годом находится дверь в седую древность, темный промежуток, озаренный торжественными огнями. Как Софи с ее картами исследовала неизвестное будущее, нажимая на тонкую мембрану, их разделявшую, нажимая тут и там, чтобы нащупать выпуклости грядущих событий, — так и миссис Андерхилл слепо тыкалась в события прошлого, разыскивая среди непонятных форм то из них, которое было неправильным.
— Был как-то единственный сын, — произнесла она.
— Единственный сын, — напрягая мысли, откликнулись слушатели.
— И он явился в Город.
— И он явился в Город.
— И там он обитает, — вставил мистер Вудз.
— Верно-верно, — кивнула миссис Андерхилл, — там он обитает.
— Не хочет двигаться с места, не хочет выполнять свой долг, желает вместо этого умереть от любви. — Длинные руки мистера Вудза сжали его костлявое колено. — Эта зима может длиться и длиться, и никогда не кончится.
— Никогда не кончится. — На глазах миссис Андерхилл выступили слезы. — Да-да, именно так все и выглядит.
— Нет-нет, — сказали все, убеждаясь. Ледяной дождь стучал со скорбным плачем в глубокие маленькие окошки; ветви бешено метались под неумолимым ветром; Луговой Мышонок бился в челюстях Рыжей Лисы. — Думайте-думайте, — сказали все.
Миссис Андерхилл снова постучала себя по виску, но все молчали. Она встала, и они отступили.
— Мне нужен будет совет, вот и все.
Черная вода в горном озерце только что растаяла, но острые льдины, как обломки камней, торчали по его краям. На одном из этих обломков стояла миссис Андерхилл, посылая сверху призыв.
Оцепеневший и отупелый, слишком равнодушный, чтобы даже разозлиться, поднялся из темной глубины Дедушка Форель.
— Оставьте меня в покое, — проговорил он.
— Отвечай на вопрос, а то получишь по первое число, — рявкнула миссис Андерхилл.
— Что такое?
— Это дитя в Городе, твой правнук.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205