Вам пришлось претерпеть немало испытаний. Позвольте мне предложить вам гостеприимство Джхаара и примите мои извинения за недоверие к вам.
— Я бы не прочь выкушать кружечку пива, — вполголоса пробормотал Ратаган, но его услышали. Несколько гномов прыснули со смеху.
— Вот человек, который умеет ценить радости жизни. Не беспокойся, большой человек, будет тебе пиво. И, раз отведав эль гномов, ты не забудешь его никогда. После такого нектара всякий напиток будет казаться тебе безвкусным.
Ратаган, прижав руки к сердцу, с благодарностью поклонился.
— Хиваль и Тиоф проводят вас в покои, где вы сможете вымыться и отдохнуть. Я присоединюсь к вам немного позже.
Тормод кивнул гномам, стоявшим позади компании Ривена, и, развернувшись, они обнаружили, что толпа вновь расступилась, освобождая проход, а два низеньких гнома жестами приглашают их в глубину зала.
— Тогда до скорого, — отозвался Ривен. Еле передвигая ноги, он направился следом за двумя коротышками-проводниками. Ратаган, Айса, Джиннет и Байклин поспешили за ним. Тормод прав. Ривен буквально валился с ног. Сейчас он мог бы, наверное, проспать целую неделю. Но в то же время кровь его так и кипела от лихорадочного возбуждения.
Отведенные им покои оказались парой просторных комнат, вырубленных в сплошной скале. В очагах ярко горел огонь, и Ривен не удержался от того; чтобы не выказать изумления, как удавалось гномам доставлять топливо на такую высоту. Или глубину, напомнил ему Ратаган, улыбаясь. Они не знали, как глубоко прошли они внутрь горы, однако путь от пещеры, где они разожгли огонь, был неблизким, и четверым гномам, что наткнулись на них и пригласили к себе, приходилось всю дорогу поторапливать их.
Посреди комнаты стояли низкие столы и скамьи, которые, как казалось, были вырезаны из мрамора. Вдоль стен располагались кушетки, на которых лежали вороха мехов. На столах стояли глиняные горшки, из некоторых поднимались струйки пара и исходили запахи, от которых текли слюнки. Путники уже не могли вспомнить, когда в последний раз ели нормальную пищу.
Два провожатых, Хиваль и, Тиоф, накрыли столы и подтащили к ним тяжелые скамьи, безо всяких усилий, словно те были сделаны из фанеры. Они разлили пиво в глубокие чаши и отрезали по ломтю мяса от большого куска, походившего на запеченную оленину. Потом поклонились и без лишних слов вышли, прикрыв за собой каменную дверь.
Первое, что сделал Байклин, так это встал и попробовал открыть ее. Он навалился на камень, пот выступил у него на лбу, но даже когда Айса с Ратаганом пришли ему на помощь, тяжелая дверь так и не поддалась.
— Значит, мы пленники, — Ратаган вытер лоб и с интересом уставился на кувшины с темным пивом. Казалось, он не слишком уж был обеспокоен этой неприятной мыслью.
— В каком-то смысле, да, — отозвался Смуглолицый. — Гномы — народ скрытный. Быть может, им просто не хочется, чтобы мы шлялись по коридорам и совали свой нос во все углы.
Ратаган сделал хороший глоток, и на лице его отразилось блаженство.
— Ради всего святого! — воскликнул он. — Народ, который умеет делать такой славный эль, не может быть плохим. Покуда чаша моя будет наполнена этим элем, они могут держать меня здесь сколько душе угодно. По сравнению с ним эль Кольбана — все равно, что вода из реки, а он знает толк в добром пиве.
Байклин рассмеялся.
— Немногого надо, чтобы угодить простаку, — заметил он, но выражение лица его изменилось, едва он попробовал зля гномов.
На какое-то время все разговоры затихли. Компания налегла на еду и напитки, время от времени делая восторженные замечания относительно поразительного разнообразия и вкуса яств. Были здесь яблоки, груши, свежий сыр, теплый — только из печки — хлеб, солености, лук, помидоры, мед в сотах, горячая похлебка и аппетитные куски свежей свинины и оленины с хрусткой румяной корочкой и розовым сочным мясом внутри. И, разумеется, пиво. Огромный кувшин. Темное и холодное с шапкой пены, похожей на свежие сливки. Джиннет наливала себе одну за другой чаши и опорожняла их так, словно умирала от жажды. Потом отломила большой ломоть хлеба и, присовокупив к нему кусок сыра, уселась у огня спиной к мужчинам.
Ривен поглядел на Байклина. Смуглолицый пожал плечами. Все четверо тихонько перебрались в соседнюю комнату, оставив Джиннет одну. Там они подтащили каменные скамьи поближе к огню и привольно расселись на них. Вязкая усталость опустилась на плечи. Даже Айса выглядел сонным.
Внезапно Ратаган рассмеялся. Ривен посмотрел на него.
— Что такое?
— Вспомнил лица наших хозяев, когда ты произнес название этого места. Бьюсь об заклад, немногие из живущих на этом свете видели такое: растерянных старейшин Совета гномов.
— Хорошая это была история, — заметил Байклин, — даже для Сказителя.
Айса потряс головой, отгоняя дрему.
— Во всех историях гномы любят спорить и что-нибудь обсуждать, их медом не корми — дай распутать какую-нибудь проблему. Они терпеть не могут сражаться. Говорят, это одна из причин, почему они помогли воспитать мирканов: чтобы те защищали Мингниш вместо них. Мой народ называют еще Молотом людей Камня и говорят, что в жилах наших течет кровь гномов, отсюда наши выносливость и долголетие. Знаете, я чувствую себя здесь как дома, как если бы я сейчас был в Дан Меркадоле. Уверен, они помогут нам. — Он сделал еще несколько глотков.
Ратаган ткнул его локтем.
— И в самом деле, эль гномов — крепкая штука, Айса. Это самая длинная речь, которую я когда-либо слышал из твоих уст.
Усталость их все-таки сморила. Они разлеглись на покрытых шкурами кушетках, что стояли вдоль стен, и тут же провалились в сон. Только Ривен не мог заснуть и все спорил с собой. В конце концов, досадуя на себя, он встал и пошел в соседнюю комнату. Догорающие угольки едва рассеивали сумрак. Джиннет спала в неловкой позе у затухающего очага. Рядом валялась пустая чашка.
Ривен опустился на колени на каменную плиту перед очагом и принялся пристально рассматривать спящую женщину. Рот ее чуть приоткрылся во сне. Темные смеженные ресницы едва заметно подрагивали, щеки пылали от тепла очага. Языки пламени отбрасывали пляшущие тени на ее лицо, на разметавшиеся ее волосы цвета воронова крыла.
— Дженни, — прошептал он, убирая волосы с ее лица. Он отдал бы душу, чтобы только увидеть, как она просыпается и оказывается вдруг той женщиной, которую он знал когда-то. Но, как однажды сказал Гвилламон, смерть — это конец всему, даже в стране мечты и волшебных историй.
И он, наконец, принял это. И помогла ему Мадра. Признаться себе, что он любит эту хмурую юную женщину, было для Ривена все равно, что отбросить последнюю — неосознанную, безумную, быть может, — надежду. Его жена мертва, а эта спящая женщина — не она и никогда не была ею.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120
— Я бы не прочь выкушать кружечку пива, — вполголоса пробормотал Ратаган, но его услышали. Несколько гномов прыснули со смеху.
— Вот человек, который умеет ценить радости жизни. Не беспокойся, большой человек, будет тебе пиво. И, раз отведав эль гномов, ты не забудешь его никогда. После такого нектара всякий напиток будет казаться тебе безвкусным.
Ратаган, прижав руки к сердцу, с благодарностью поклонился.
— Хиваль и Тиоф проводят вас в покои, где вы сможете вымыться и отдохнуть. Я присоединюсь к вам немного позже.
Тормод кивнул гномам, стоявшим позади компании Ривена, и, развернувшись, они обнаружили, что толпа вновь расступилась, освобождая проход, а два низеньких гнома жестами приглашают их в глубину зала.
— Тогда до скорого, — отозвался Ривен. Еле передвигая ноги, он направился следом за двумя коротышками-проводниками. Ратаган, Айса, Джиннет и Байклин поспешили за ним. Тормод прав. Ривен буквально валился с ног. Сейчас он мог бы, наверное, проспать целую неделю. Но в то же время кровь его так и кипела от лихорадочного возбуждения.
Отведенные им покои оказались парой просторных комнат, вырубленных в сплошной скале. В очагах ярко горел огонь, и Ривен не удержался от того; чтобы не выказать изумления, как удавалось гномам доставлять топливо на такую высоту. Или глубину, напомнил ему Ратаган, улыбаясь. Они не знали, как глубоко прошли они внутрь горы, однако путь от пещеры, где они разожгли огонь, был неблизким, и четверым гномам, что наткнулись на них и пригласили к себе, приходилось всю дорогу поторапливать их.
Посреди комнаты стояли низкие столы и скамьи, которые, как казалось, были вырезаны из мрамора. Вдоль стен располагались кушетки, на которых лежали вороха мехов. На столах стояли глиняные горшки, из некоторых поднимались струйки пара и исходили запахи, от которых текли слюнки. Путники уже не могли вспомнить, когда в последний раз ели нормальную пищу.
Два провожатых, Хиваль и, Тиоф, накрыли столы и подтащили к ним тяжелые скамьи, безо всяких усилий, словно те были сделаны из фанеры. Они разлили пиво в глубокие чаши и отрезали по ломтю мяса от большого куска, походившего на запеченную оленину. Потом поклонились и без лишних слов вышли, прикрыв за собой каменную дверь.
Первое, что сделал Байклин, так это встал и попробовал открыть ее. Он навалился на камень, пот выступил у него на лбу, но даже когда Айса с Ратаганом пришли ему на помощь, тяжелая дверь так и не поддалась.
— Значит, мы пленники, — Ратаган вытер лоб и с интересом уставился на кувшины с темным пивом. Казалось, он не слишком уж был обеспокоен этой неприятной мыслью.
— В каком-то смысле, да, — отозвался Смуглолицый. — Гномы — народ скрытный. Быть может, им просто не хочется, чтобы мы шлялись по коридорам и совали свой нос во все углы.
Ратаган сделал хороший глоток, и на лице его отразилось блаженство.
— Ради всего святого! — воскликнул он. — Народ, который умеет делать такой славный эль, не может быть плохим. Покуда чаша моя будет наполнена этим элем, они могут держать меня здесь сколько душе угодно. По сравнению с ним эль Кольбана — все равно, что вода из реки, а он знает толк в добром пиве.
Байклин рассмеялся.
— Немногого надо, чтобы угодить простаку, — заметил он, но выражение лица его изменилось, едва он попробовал зля гномов.
На какое-то время все разговоры затихли. Компания налегла на еду и напитки, время от времени делая восторженные замечания относительно поразительного разнообразия и вкуса яств. Были здесь яблоки, груши, свежий сыр, теплый — только из печки — хлеб, солености, лук, помидоры, мед в сотах, горячая похлебка и аппетитные куски свежей свинины и оленины с хрусткой румяной корочкой и розовым сочным мясом внутри. И, разумеется, пиво. Огромный кувшин. Темное и холодное с шапкой пены, похожей на свежие сливки. Джиннет наливала себе одну за другой чаши и опорожняла их так, словно умирала от жажды. Потом отломила большой ломоть хлеба и, присовокупив к нему кусок сыра, уселась у огня спиной к мужчинам.
Ривен поглядел на Байклина. Смуглолицый пожал плечами. Все четверо тихонько перебрались в соседнюю комнату, оставив Джиннет одну. Там они подтащили каменные скамьи поближе к огню и привольно расселись на них. Вязкая усталость опустилась на плечи. Даже Айса выглядел сонным.
Внезапно Ратаган рассмеялся. Ривен посмотрел на него.
— Что такое?
— Вспомнил лица наших хозяев, когда ты произнес название этого места. Бьюсь об заклад, немногие из живущих на этом свете видели такое: растерянных старейшин Совета гномов.
— Хорошая это была история, — заметил Байклин, — даже для Сказителя.
Айса потряс головой, отгоняя дрему.
— Во всех историях гномы любят спорить и что-нибудь обсуждать, их медом не корми — дай распутать какую-нибудь проблему. Они терпеть не могут сражаться. Говорят, это одна из причин, почему они помогли воспитать мирканов: чтобы те защищали Мингниш вместо них. Мой народ называют еще Молотом людей Камня и говорят, что в жилах наших течет кровь гномов, отсюда наши выносливость и долголетие. Знаете, я чувствую себя здесь как дома, как если бы я сейчас был в Дан Меркадоле. Уверен, они помогут нам. — Он сделал еще несколько глотков.
Ратаган ткнул его локтем.
— И в самом деле, эль гномов — крепкая штука, Айса. Это самая длинная речь, которую я когда-либо слышал из твоих уст.
Усталость их все-таки сморила. Они разлеглись на покрытых шкурами кушетках, что стояли вдоль стен, и тут же провалились в сон. Только Ривен не мог заснуть и все спорил с собой. В конце концов, досадуя на себя, он встал и пошел в соседнюю комнату. Догорающие угольки едва рассеивали сумрак. Джиннет спала в неловкой позе у затухающего очага. Рядом валялась пустая чашка.
Ривен опустился на колени на каменную плиту перед очагом и принялся пристально рассматривать спящую женщину. Рот ее чуть приоткрылся во сне. Темные смеженные ресницы едва заметно подрагивали, щеки пылали от тепла очага. Языки пламени отбрасывали пляшущие тени на ее лицо, на разметавшиеся ее волосы цвета воронова крыла.
— Дженни, — прошептал он, убирая волосы с ее лица. Он отдал бы душу, чтобы только увидеть, как она просыпается и оказывается вдруг той женщиной, которую он знал когда-то. Но, как однажды сказал Гвилламон, смерть — это конец всему, даже в стране мечты и волшебных историй.
И он, наконец, принял это. И помогла ему Мадра. Признаться себе, что он любит эту хмурую юную женщину, было для Ривена все равно, что отбросить последнюю — неосознанную, безумную, быть может, — надежду. Его жена мертва, а эта спящая женщина — не она и никогда не была ею.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120