Разве он не одолел человека, которого не мог одолеть никто? Разве не обеспечил им победу при Силвенесе, когда убил Родриго Бельмонте, Бич Аль-Рассана?
И более того: разве не он — прежде всего остального — таким образом отомстил за кровь Галиба? Язир ибн Кариф, который двадцать последних лет странствовал по пескам бок о бок с братом, не захотел уничтожить человека, который сделал это для него. Ибн Хайрану позволили уехать, вместе с его наложницей из киндатов.
— Мы получили письмо от Миранды, — сказал Альвар, прочищая горло.
Джеана взглянула на ибн Хайрана и, успокоившись, отпустила его.
— Ты его прочел? — спросила она Альвара.
— Я только начал. Читай. — Он вручил ей конверт.
Джеана взяла его, развернула и начала читать. Альвар подошел к буфету и налил себе стакан вина. Он взглянул на Маризу, которая отрицательно покачала головой, и на Аммара, который кивнул. Он налил неразбавленного вина своему самому близкому другу на свете и принес ему бокал.
Джеана читала вслух:
— "… события этим летом происходили бурные. Фернан и король взяли последние три города Аль-Рассана. Не знаю подробностей, я никогда ни о чем не спрашиваю, но в двух из них, кажется, произошла кровавая резня. Я знаю, что это не доставит вам радости, даже Альвару, и знаю, что для Аммара это станет большим горем. Он поверит, что я не желаю ему зла, даже сейчас? Поверит ли он, что я понимаю его печаль и что Родриго понял бы ее тоже?
Не думаю, что Фернан на это способен, а вот Диего — возможно. Я не знаю наверняка. Теперь я, конечно, не так часто с ними вижусь. У Диего и его жены родился мальчик, по милости Джада, мой первый внук, и мать чувствует себя хорошо. Его назвали Родриго, как вы и сами могли догадаться. Король наградил Диего новым титулом, созданным специально для него: он теперь — первый министр объединенной Эспераньи. Люди говорят, что Фернан выиграет для нас все сражения, а Диего будет руководить нами в мирное время. Я горжусь ими обоими, конечно, хотя, как мать, могла бы пожелать Фернану больше доброты. Полагаю, все мы знаем, где он потерял свою доброту, но я, наверное, единственная, кто помнит то время, когда он еще был добрым.
Я говорю как старуха, да? У меня есть внук. Я старая. В общем, я не считаю, что так уж сильно изменилась, но, наверное, изменилась. Между прочим, вы бы не узнали короля, — он стал чудовищно толстым, как его отец.
Этой весной перевезли прах Родриго, перед началом весенней кампании. Я не хотела, чтобы он покидал ранчо, но мальчики и король считают, что ему должны оказывать почести в Эстерене, и у меня не хватило духу противостоять им всем. Раньше я проявляла больше мужества в бою. Я все же настояла на одном, и, к моему удивлению, и Диего, и король Рамиро согласились. Слова на его надгробии взяты из стихов, которые когда-то прислал мне Аммар.
Я думала, что окажусь единственной, кто считает их уместными, но это не так. Я поехала туда на церемонию. Эстерен сильно изменился, конечно. Альвар, ты бы его совсем не узнал. Родриго теперь лежит в нише сбоку от диска бога в королевской часовне. Там стоит статуя из мрамора, созданная одним из новых скульпторов Рамиро. Это не Родриго, конечно, этот человек его никогда не видел. Они надели на него отцовский шлем с орлом, дали в руки хлыст и меч. Он выглядит ужасно суровым. У основания статуи высекли стихи Аммара. Боюсь, они на языке Эспераньи, но король сам сделал перевод, так что, я полагаю, это чего-нибудь стоит.
Они звучат так:
Все знайте, кто увидит,
Здесь почил
Тот человек, кто свято верен был
Своей земле, страну свою любил
И мужеством, и стойкостью, и честью
Господним чудом на земле прослыл.
Джеана прервала чтение, ей было трудно говорить. Иногда Альвару казалось, что ей было бы легче, если бы она позволила себе заплакать. Мариза не раз говорила то же самое. Джеана плакала, когда умер ее отец, и когда ее третий ребенок — дочь — родилась мертвой, но Альвар не мог вспомнить ни одного другого случая, после того боя у холма, в сумерках, возле Силвенеса.
И сейчас она взяла себя в руки, отложила письмо и тонким голоском произнесла:
— Может быть, мы дочитаем его после праздника? Словно в подкрепление ее слов, со двора донесся нетерпеливый девичий голос:
— Идите же сюда! Мы все ждем!
— Пойдем, — сказал Альвар, беря на себя руководство. — Мне достанется от Дины, если мы заставим ее ждать еще дольше.
Они вышли во двор. Его друзья собрались там — довольно много народа. Элиана бет Данил, мать Джеаны, пришла поздравить его, и он поздоровался с ней первой. Его дочери сновали вокруг, словно пара длинноногих жеребят, рассаживая всех на подобающие места, а потом унеслись на кухню, хихикая.
— Поклянитесь, — сказала Мариза, как только девушки оказались далеко и не могли слышать, — что даже не заикнетесь о том, что пирожные подгорели.
Раздался смех. Альвар поискал взглядом ибн Хайрана. Тот сел в кресло в углу сада, там он мог вытянуть ногу.
Дина и Разель вернулись, торжественно неся свои произведения на серебряных подносах. Никто не сказал ни слова по поводу пирожных. Альвар, по мнению которого дочери служили доказательством милости к нему обеих лун, счел пирожные восхитительно вкусными. Он так и сказал. Мариза следила за тем, чтобы его бокал все время был полон вина.
За него поднимали тосты несколько раз, потом потребовали ответной речи. Он отпустил несколько кислых шуток насчет того, что уже готов устроиться на отдых у очага, но не может себе этого позволить, до тех пор пока не сбросит с плеч это бремя и благополучно не выдаст дочерей замуж. Девочки недовольно хмурились.
Аммар из своего угла заявил, что они с Элианой никак не готовы уступить свое место у очага. Альвару придется подождать своей очереди.
Торжество закончилось. Когда друзья собрались уходить, Альвара тронула и немного удивила та сердечность, с которой они его обнимали. Его все еще изумляло, что он — мужчина, у которого почти взрослые дочери и любящая жена, и что так много людей относятся к нему с любовью. В собственном представлении он, в большинстве случаев, оставался все тем же юношей, едва достигшим мужественности, который давным-давно выехал однажды утром верхом из Карказии, со смехотворно высоко поднятыми стременами, вместе с Родриго Бельмонте.
Кажется, он много выпил, гораздо больше обычного. Это дело рук Маризы. Она, очевидно, решила, что сегодня ему это полезно. Он помнил, как целовал на прощание Элиану, нежно ее обнимая, и как погладила она его по щеке. Это тоже вызвало у него удивление еще много лет назад, когда он понял, что она его одобряет. Он огляделся. — Девочки исчезли, и близнецы Аммара и Джеаны тоже. Где-то наверху почти наверняка устраивают какую-нибудь шалость. Вероятно, скоро раздастся крик.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160
И более того: разве не он — прежде всего остального — таким образом отомстил за кровь Галиба? Язир ибн Кариф, который двадцать последних лет странствовал по пескам бок о бок с братом, не захотел уничтожить человека, который сделал это для него. Ибн Хайрану позволили уехать, вместе с его наложницей из киндатов.
— Мы получили письмо от Миранды, — сказал Альвар, прочищая горло.
Джеана взглянула на ибн Хайрана и, успокоившись, отпустила его.
— Ты его прочел? — спросила она Альвара.
— Я только начал. Читай. — Он вручил ей конверт.
Джеана взяла его, развернула и начала читать. Альвар подошел к буфету и налил себе стакан вина. Он взглянул на Маризу, которая отрицательно покачала головой, и на Аммара, который кивнул. Он налил неразбавленного вина своему самому близкому другу на свете и принес ему бокал.
Джеана читала вслух:
— "… события этим летом происходили бурные. Фернан и король взяли последние три города Аль-Рассана. Не знаю подробностей, я никогда ни о чем не спрашиваю, но в двух из них, кажется, произошла кровавая резня. Я знаю, что это не доставит вам радости, даже Альвару, и знаю, что для Аммара это станет большим горем. Он поверит, что я не желаю ему зла, даже сейчас? Поверит ли он, что я понимаю его печаль и что Родриго понял бы ее тоже?
Не думаю, что Фернан на это способен, а вот Диего — возможно. Я не знаю наверняка. Теперь я, конечно, не так часто с ними вижусь. У Диего и его жены родился мальчик, по милости Джада, мой первый внук, и мать чувствует себя хорошо. Его назвали Родриго, как вы и сами могли догадаться. Король наградил Диего новым титулом, созданным специально для него: он теперь — первый министр объединенной Эспераньи. Люди говорят, что Фернан выиграет для нас все сражения, а Диего будет руководить нами в мирное время. Я горжусь ими обоими, конечно, хотя, как мать, могла бы пожелать Фернану больше доброты. Полагаю, все мы знаем, где он потерял свою доброту, но я, наверное, единственная, кто помнит то время, когда он еще был добрым.
Я говорю как старуха, да? У меня есть внук. Я старая. В общем, я не считаю, что так уж сильно изменилась, но, наверное, изменилась. Между прочим, вы бы не узнали короля, — он стал чудовищно толстым, как его отец.
Этой весной перевезли прах Родриго, перед началом весенней кампании. Я не хотела, чтобы он покидал ранчо, но мальчики и король считают, что ему должны оказывать почести в Эстерене, и у меня не хватило духу противостоять им всем. Раньше я проявляла больше мужества в бою. Я все же настояла на одном, и, к моему удивлению, и Диего, и король Рамиро согласились. Слова на его надгробии взяты из стихов, которые когда-то прислал мне Аммар.
Я думала, что окажусь единственной, кто считает их уместными, но это не так. Я поехала туда на церемонию. Эстерен сильно изменился, конечно. Альвар, ты бы его совсем не узнал. Родриго теперь лежит в нише сбоку от диска бога в королевской часовне. Там стоит статуя из мрамора, созданная одним из новых скульпторов Рамиро. Это не Родриго, конечно, этот человек его никогда не видел. Они надели на него отцовский шлем с орлом, дали в руки хлыст и меч. Он выглядит ужасно суровым. У основания статуи высекли стихи Аммара. Боюсь, они на языке Эспераньи, но король сам сделал перевод, так что, я полагаю, это чего-нибудь стоит.
Они звучат так:
Все знайте, кто увидит,
Здесь почил
Тот человек, кто свято верен был
Своей земле, страну свою любил
И мужеством, и стойкостью, и честью
Господним чудом на земле прослыл.
Джеана прервала чтение, ей было трудно говорить. Иногда Альвару казалось, что ей было бы легче, если бы она позволила себе заплакать. Мариза не раз говорила то же самое. Джеана плакала, когда умер ее отец, и когда ее третий ребенок — дочь — родилась мертвой, но Альвар не мог вспомнить ни одного другого случая, после того боя у холма, в сумерках, возле Силвенеса.
И сейчас она взяла себя в руки, отложила письмо и тонким голоском произнесла:
— Может быть, мы дочитаем его после праздника? Словно в подкрепление ее слов, со двора донесся нетерпеливый девичий голос:
— Идите же сюда! Мы все ждем!
— Пойдем, — сказал Альвар, беря на себя руководство. — Мне достанется от Дины, если мы заставим ее ждать еще дольше.
Они вышли во двор. Его друзья собрались там — довольно много народа. Элиана бет Данил, мать Джеаны, пришла поздравить его, и он поздоровался с ней первой. Его дочери сновали вокруг, словно пара длинноногих жеребят, рассаживая всех на подобающие места, а потом унеслись на кухню, хихикая.
— Поклянитесь, — сказала Мариза, как только девушки оказались далеко и не могли слышать, — что даже не заикнетесь о том, что пирожные подгорели.
Раздался смех. Альвар поискал взглядом ибн Хайрана. Тот сел в кресло в углу сада, там он мог вытянуть ногу.
Дина и Разель вернулись, торжественно неся свои произведения на серебряных подносах. Никто не сказал ни слова по поводу пирожных. Альвар, по мнению которого дочери служили доказательством милости к нему обеих лун, счел пирожные восхитительно вкусными. Он так и сказал. Мариза следила за тем, чтобы его бокал все время был полон вина.
За него поднимали тосты несколько раз, потом потребовали ответной речи. Он отпустил несколько кислых шуток насчет того, что уже готов устроиться на отдых у очага, но не может себе этого позволить, до тех пор пока не сбросит с плеч это бремя и благополучно не выдаст дочерей замуж. Девочки недовольно хмурились.
Аммар из своего угла заявил, что они с Элианой никак не готовы уступить свое место у очага. Альвару придется подождать своей очереди.
Торжество закончилось. Когда друзья собрались уходить, Альвара тронула и немного удивила та сердечность, с которой они его обнимали. Его все еще изумляло, что он — мужчина, у которого почти взрослые дочери и любящая жена, и что так много людей относятся к нему с любовью. В собственном представлении он, в большинстве случаев, оставался все тем же юношей, едва достигшим мужественности, который давным-давно выехал однажды утром верхом из Карказии, со смехотворно высоко поднятыми стременами, вместе с Родриго Бельмонте.
Кажется, он много выпил, гораздо больше обычного. Это дело рук Маризы. Она, очевидно, решила, что сегодня ему это полезно. Он помнил, как целовал на прощание Элиану, нежно ее обнимая, и как погладила она его по щеке. Это тоже вызвало у него удивление еще много лет назад, когда он понял, что она его одобряет. Он огляделся. — Девочки исчезли, и близнецы Аммара и Джеаны тоже. Где-то наверху почти наверняка устраивают какую-нибудь шалость. Вероятно, скоро раздастся крик.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160