Второе еще менее вероятно, чем первое. Я мог бы вернуть свое жалованье, я, конечно, не успел его потратить. Но подумай вот о чем, Джеана. Более важно вот что. Если Вальедо двинется на юг через тагру и осадит Фезану, каким людям, по-твоему, Рамиро отдаст земли в случае успеха кампании? — Он посмотрел на нее. — Понимаешь?
Будучи сообразительной и дочерью своего отца, она поняла.
— Ты будешь скакать вокруг Рагозы, преследуя бандитов за жалованье, когда можно завоевать целые королевства.
— Не совсем целые королевства, но нечто существенное, несомненно. Гораздо больше, чем жалованье, каким бы щедрым оно ни было. Так что скажите, доктор, должен ли я дать моим мальчикам шанс стать наследниками, скажем, наместника короля в Фезане? Или наследниками только что завоеванных земель между здешними местами и Карказией, с разрешением на строительство замка?
— На это я не могу ответить. Я не знаю твоих мальчиков.
— Это не важно. Они — мальчики. Вопрос в том, к чему должен стремиться мужчина, Джеана? Не поступаясь честью? — теперь его взгляд бы прямым и даже немного пугающим. Сэр Реццони имел обыкновение так смотреть. Она все время забывала, до тех пор, пока ей не напоминали, как сейчас, что Родриго был учителем, а не только одним из тех воинов полуострова, которых опасались больше всех.
— Все равно не могу ответить, — сказала она.
Он покачал головой, впервые проявляя нетерпение.
— Ты думаешь, я иду на войну и убиваю, отдаю приказы убивать сдавшихся в плен противников, заживо сжигать женщин — а я это делал, Джеана! — просто из глупого боевого задора?
— Тебе лучше знать.
Она немного продрогла здесь, в тени. Не этого она ожидала от утренней прогулки по городу.
— Война иногда доставляет удовольствие, это правда. — Он выбирал слова. — Я не стану этого отрицать. Плохо это или хорошо, но я острее всего чувствую себя живым в присутствии смерти. Мне необходимы опасность, чувство локтя, гордость власти. Шанс завоевать почет, славу, даже состояние — это все имеет значение в нашем мире, если не в раю для душ Джада. Но это уводит меня прочь от тех, кого я люблю, и оставляет их беззащитными перед опасностью в мое отсутствие. И конечно, конечно, если мы не просто животные, которые живут, чтобы драться, для кровопролития должна существовать причина.
— И какая же это причина? Для тебя?
— Власть, Джеана. Бастион. Способ добиться такой безопасности, какой можно добиться в этом непрочном мире, и шанс построить для сыновей что-то такое, что останется после моей смерти.
— И вы все этого хотите? Это именно то, что вами движет?
Он задумался.
— Я бы не стал говорить за всех. Некоторым достаточно сладостного возбуждения. Крови. Некоторые действительно убивают из любви к убийству. Ты видела таких в Орвилье. Но готов побиться об заклад… готов побиться об заклад, что, если ты спросишь Аммара ибн Хайрана, он ответит тебе, что находится здесь, в этом городе, потому, что еще до конца лета надеется править Картадой от имени эмира Бадира.
Джеана внезапно вскочила. Она пошла дальше, напряженно размышляя. Родриго подхватил свой сверток, догнал ее и зашагал рядом. Они шли молча мимо складов, пока не достигли конца длинного пирса, и остановились над синей водой. Рыбацкие лодки украшали к карнавалу. На снастях и мачтах появились фонарики и флажки. Солнце стояло уже над головой; в полдень на улицах осталось мало народу.
— Вы не можете оба добиться своего, правда? — в конце концов произнесла Джеана. — Ты и Аммар. Или можете, но не надолго. Рамиро не может завоевать Фезану и удержать ее, если Бадир возьмет Картаду и удержит ее.
— Они могли бы, полагаю. Но нет, не думаю, чтобы произошло и то, и другое. И конечно, это не получится, если я останусь здесь.
Он не был тщеславным, но знал себе цену. Она взглянула на него снизу вверх. Он смотрел вдаль, на воду.
— Ты действительно в затруднении, правда?
— Как я уже тебе говорил, — тихо ответил он. — Скоро армии двинутся в поход, и я не знаю, чем это закончится. Возможно, ты забыла, но есть и другие игроки.
— Нет, не забыла, — возразила Джеана. — Я о них никогда не забываю. — Сейчас на озере разворачивалась запоздавшая лодка, ее белые паруса ярко сверкали на солнце, она направлялась в гавань с утренним уловом. — Позволят ли мувардийцы твоему народу завоевать Аль-Рассан?
— Не завоевать, а вернуть. Нет, в этом я сомневаюсь, — ответил Родриго Бельмонте.
— Значит, они тоже придут? Этим летом?
— Возможно, если это сделают северные правители.
Они наблюдали, как чайки кружат и пикируют над водой.
Белые облака, быстрые, как птицы, мчались над головой.
Джеана посмотрела на стоящего рядом человека.
— Значит, это лето станет концом чего-то.
— Можно сказать, что каждое время каждого года является концом чего-то.
— Да, можно сказать. Ты так считаешь?
Он покачал головой.
— Нет. Я уже давно ощущаю приближение перемен. Не знаю, какими они будут. Но думаю, они надвигаются. — Он помолчал. — Конечно, мне случалось ошибаться насчет подобных вещей.
— Часто?
Он ухмыльнулся.
— Не очень, Джеана.
— Спасибо тебе за откровенность.
Он продолжал смотреть ей прямо в глаза.
— Чистая самозащита, доктор. Я не смею лукавить с тобой. Возможно, тебе когда-нибудь придется делать мне кровопускание. Или отрезать ногу.
Джеана поняла, что ей неприятно об этом думать.
— У тебя есть маска для карнавала? — спросила она неожиданно.
Он снова улыбнулся, кривой улыбкой.
— Собственно говоря, да. Лудус и Мартин, которым нравится считать себя остроумными, купили мне нечто причудливое. Возможно, я ее надену, чтобы сделать им приятное, и немного похожу в начале праздника, но не думаю, что останусь там надолго.
— Почему? Что ты будешь делать? Сидеть, завернувшись в одеяло, у очага?
Он приподнял маленький сверток, который нес.
— Писать письма. Домой. — Он поколебался. — Жене.
— А! — сказала Джеана. — Суровое веление долга. Даже во время карнавала?
Родриго слегка покраснел, впервые за все время их знакомства, и отвел глаза. Последняя рыбацкая лодка уже вошла в гавань. Рыбаки выгружали свой улов.
— Долг тут ни при чем, — сказал он.
И в этот миг Джеана с опозданием поняла о нем нечто важное.
Он проводил ее домой. Она пригласила его зайти и перекусить, но он вежливо отказался. Она поела в одиночестве, рыбу и фрукты, приготовленные поваром, которого нанял для них Велас.
Потом сходила взглянуть на своих пациентов и в задумчивости вернулась домой, чтобы искупаться и переодеться перед пиром во дворце.
Мазур прислал ей украшения, еще одно проявление щедрости. Ей сказали, что пир у эмира накануне карнавала славится своей элегантностью. Хусари подарил ей платье, ярко-красного цвета с черной каймой. Он наотрез отказался от денег — этот спор она проиграла с треском.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160
Будучи сообразительной и дочерью своего отца, она поняла.
— Ты будешь скакать вокруг Рагозы, преследуя бандитов за жалованье, когда можно завоевать целые королевства.
— Не совсем целые королевства, но нечто существенное, несомненно. Гораздо больше, чем жалованье, каким бы щедрым оно ни было. Так что скажите, доктор, должен ли я дать моим мальчикам шанс стать наследниками, скажем, наместника короля в Фезане? Или наследниками только что завоеванных земель между здешними местами и Карказией, с разрешением на строительство замка?
— На это я не могу ответить. Я не знаю твоих мальчиков.
— Это не важно. Они — мальчики. Вопрос в том, к чему должен стремиться мужчина, Джеана? Не поступаясь честью? — теперь его взгляд бы прямым и даже немного пугающим. Сэр Реццони имел обыкновение так смотреть. Она все время забывала, до тех пор, пока ей не напоминали, как сейчас, что Родриго был учителем, а не только одним из тех воинов полуострова, которых опасались больше всех.
— Все равно не могу ответить, — сказала она.
Он покачал головой, впервые проявляя нетерпение.
— Ты думаешь, я иду на войну и убиваю, отдаю приказы убивать сдавшихся в плен противников, заживо сжигать женщин — а я это делал, Джеана! — просто из глупого боевого задора?
— Тебе лучше знать.
Она немного продрогла здесь, в тени. Не этого она ожидала от утренней прогулки по городу.
— Война иногда доставляет удовольствие, это правда. — Он выбирал слова. — Я не стану этого отрицать. Плохо это или хорошо, но я острее всего чувствую себя живым в присутствии смерти. Мне необходимы опасность, чувство локтя, гордость власти. Шанс завоевать почет, славу, даже состояние — это все имеет значение в нашем мире, если не в раю для душ Джада. Но это уводит меня прочь от тех, кого я люблю, и оставляет их беззащитными перед опасностью в мое отсутствие. И конечно, конечно, если мы не просто животные, которые живут, чтобы драться, для кровопролития должна существовать причина.
— И какая же это причина? Для тебя?
— Власть, Джеана. Бастион. Способ добиться такой безопасности, какой можно добиться в этом непрочном мире, и шанс построить для сыновей что-то такое, что останется после моей смерти.
— И вы все этого хотите? Это именно то, что вами движет?
Он задумался.
— Я бы не стал говорить за всех. Некоторым достаточно сладостного возбуждения. Крови. Некоторые действительно убивают из любви к убийству. Ты видела таких в Орвилье. Но готов побиться об заклад… готов побиться об заклад, что, если ты спросишь Аммара ибн Хайрана, он ответит тебе, что находится здесь, в этом городе, потому, что еще до конца лета надеется править Картадой от имени эмира Бадира.
Джеана внезапно вскочила. Она пошла дальше, напряженно размышляя. Родриго подхватил свой сверток, догнал ее и зашагал рядом. Они шли молча мимо складов, пока не достигли конца длинного пирса, и остановились над синей водой. Рыбацкие лодки украшали к карнавалу. На снастях и мачтах появились фонарики и флажки. Солнце стояло уже над головой; в полдень на улицах осталось мало народу.
— Вы не можете оба добиться своего, правда? — в конце концов произнесла Джеана. — Ты и Аммар. Или можете, но не надолго. Рамиро не может завоевать Фезану и удержать ее, если Бадир возьмет Картаду и удержит ее.
— Они могли бы, полагаю. Но нет, не думаю, чтобы произошло и то, и другое. И конечно, это не получится, если я останусь здесь.
Он не был тщеславным, но знал себе цену. Она взглянула на него снизу вверх. Он смотрел вдаль, на воду.
— Ты действительно в затруднении, правда?
— Как я уже тебе говорил, — тихо ответил он. — Скоро армии двинутся в поход, и я не знаю, чем это закончится. Возможно, ты забыла, но есть и другие игроки.
— Нет, не забыла, — возразила Джеана. — Я о них никогда не забываю. — Сейчас на озере разворачивалась запоздавшая лодка, ее белые паруса ярко сверкали на солнце, она направлялась в гавань с утренним уловом. — Позволят ли мувардийцы твоему народу завоевать Аль-Рассан?
— Не завоевать, а вернуть. Нет, в этом я сомневаюсь, — ответил Родриго Бельмонте.
— Значит, они тоже придут? Этим летом?
— Возможно, если это сделают северные правители.
Они наблюдали, как чайки кружат и пикируют над водой.
Белые облака, быстрые, как птицы, мчались над головой.
Джеана посмотрела на стоящего рядом человека.
— Значит, это лето станет концом чего-то.
— Можно сказать, что каждое время каждого года является концом чего-то.
— Да, можно сказать. Ты так считаешь?
Он покачал головой.
— Нет. Я уже давно ощущаю приближение перемен. Не знаю, какими они будут. Но думаю, они надвигаются. — Он помолчал. — Конечно, мне случалось ошибаться насчет подобных вещей.
— Часто?
Он ухмыльнулся.
— Не очень, Джеана.
— Спасибо тебе за откровенность.
Он продолжал смотреть ей прямо в глаза.
— Чистая самозащита, доктор. Я не смею лукавить с тобой. Возможно, тебе когда-нибудь придется делать мне кровопускание. Или отрезать ногу.
Джеана поняла, что ей неприятно об этом думать.
— У тебя есть маска для карнавала? — спросила она неожиданно.
Он снова улыбнулся, кривой улыбкой.
— Собственно говоря, да. Лудус и Мартин, которым нравится считать себя остроумными, купили мне нечто причудливое. Возможно, я ее надену, чтобы сделать им приятное, и немного похожу в начале праздника, но не думаю, что останусь там надолго.
— Почему? Что ты будешь делать? Сидеть, завернувшись в одеяло, у очага?
Он приподнял маленький сверток, который нес.
— Писать письма. Домой. — Он поколебался. — Жене.
— А! — сказала Джеана. — Суровое веление долга. Даже во время карнавала?
Родриго слегка покраснел, впервые за все время их знакомства, и отвел глаза. Последняя рыбацкая лодка уже вошла в гавань. Рыбаки выгружали свой улов.
— Долг тут ни при чем, — сказал он.
И в этот миг Джеана с опозданием поняла о нем нечто важное.
Он проводил ее домой. Она пригласила его зайти и перекусить, но он вежливо отказался. Она поела в одиночестве, рыбу и фрукты, приготовленные поваром, которого нанял для них Велас.
Потом сходила взглянуть на своих пациентов и в задумчивости вернулась домой, чтобы искупаться и переодеться перед пиром во дворце.
Мазур прислал ей украшения, еще одно проявление щедрости. Ей сказали, что пир у эмира накануне карнавала славится своей элегантностью. Хусари подарил ей платье, ярко-красного цвета с черной каймой. Он наотрез отказался от денег — этот спор она проиграла с треском.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160