Теперь они могут вовсе исчезнуть.
На открытом пространстве между двумя армиями встретились герольды.
Язир ибн Кариф взвесил все возможности, и так как он привык быстро принимать решения, приказал своему герольду сделать предложение. Представитель короля Рамиро, человек явно слишком молодой для своих обязанностей — он весь побелел, когда услышал это предложение, — отвез послание королю Рамиро и его министру.
Через короткое время, мрачный и немногословный, тот же молодой человек вернулся обратно и снова встретился с герольдом противника, чтобы передать ответ.
И ответ этот был таким, какого ожидали.
По правде говоря, не было никакой возможности ответить отказом. Ни из соображений чести, ни из соображений гордости, и ни перед такой битвой, которая предстояла. Гиря веков опустилась.
Проснувшись утром раньше Аммара, Джеана лежала тихо и смотрела на него, стараясь понять, как могли время и боги привести их к этому. Снаружи, сквозь ткань палатки, до нее доносились звуки просыпающегося лагеря; скоро начнется утренняя молитва.
В последнем сне перед тем, как проснуться, она видела Мазура. Князя киндатов. Его уже полгода нет в живых. Она до сих пор не могла избавиться от нарисованной воображением картины: как он выходит из стен Рагозы и идет к лагерю джадитов. Как удается людям найти в себе мужество, чтобы решиться на подобный поступок?
Мувардийцы высадились в Аль-Рассане той же осенью. Позже, зимой, они узнали, как связаны между собой эти два похода: бен Аврена из-за стен города навстречу гибели и ибн Карифа через пролив. Линии перемещения, так далеко отстоящие друг от друга, объединились у их источника. Последний дар Мазура своему правителю и Рагозе.
Рассказывали ужасные истории о том, что королева Фруэла приказала сделать с седовласым визирем, после того как он пришел, безоружный, в ее лагерь. Джеана знала, что даже самые страшные из них — правда. Она также знала, и это наполняло ее горечью и печалью, что мувардийцы поступили бы точно так же, если бы это они стояли у стен Рагозы.
«Кто мои враги?»
Как в такое время подняться над ненавистью?
Аммар все еще спал. Ее поражало, как он мог спать. Ей хотелось провести ладонью по его лицу — по глазам, рту, ушам, прямому носу, — как это делают слепые, чтобы запомнить его. Она покачала головой, отгоняя от себя эту мысль. Дыхание его было тихим и медленным. Одна рука лежала на груди, совсем по-детски.
Он может сегодня погибнуть. А если не он, то Родриго.
Вот чем все кончилось. Неужели смертные — всего лишь игрушки в руках богов, которым они поклоняются, чтобы богам было кого мучить перед смертью?
Существовала договоренность, достигнутая герольдами Ашара и Джада, что командующие обеих армий встретятся на поединке перед боем, чтобы их боги показали свою волю и могущество. Один из старейших воинских обычаев.
Догадывались ли они каким-то образом, что такой день может наступить? Не скрывалось ли это ужасное предвидение за теми последними словами, которые были сказаны во тьме Орвильи? Или оно проявилось еще раньше, в Рагозе, когда они смотрели друг на друга в то первое, солнечное утро в саду эмира, через который струился ручей? Они тогда отказались драться друг с другом. Там они еще могли отказаться. Там они могли биться бок о бок.
В тот момент Джеана, глядя на спящего возлюбленного, слушая звуки просыпающегося лагеря, дала себе обещание: она изо всех сил постарается не заплакать. Слезы — легкое убежище. То, что должно произойти сегодня, требовало от нее большего.
Глаза Аммара раскрылись без предупреждения, яркие и синие, такого же цвета, как ее. Он смотрел на нее. Она наблюдала, как он постепенно вспоминает, что это за день, что это за утро.
Его первыми словами было:
— Джеана, если я погибну, ты должна уйти с Альваром. Он сможет отвести тебя к родителям. Больше идти будет некуда, любимая.
Она молча кивнула головой. Она не доверяла своему голосу. Затем положила голову к нему на грудь, прислушиваясь к биению его сердца. Когда они потом снова заговорили, уже вне палатки, то о каких-то незначительных вещах. Абсурдное притворство, будто этот день — самый обычный, в обычном мире.
«Больше идти будет некуда, любимая».
Джеана стояла на обдуваемой ветром возвышенности рядом с Мирандой Бельмонте д'Альведа, глядя вниз, на равнину между армиями, и ее попеременно бросало то в жар, то в холод, когда заходящее солнце скрывалось в быстро скользящих облаках на западе, а потом снова появлялось из-за них.
Альвар де Пеллино, герольд Вальедо, в белой с золотом одежде, находился рядом с ними в качестве эскорта Миранды. Как и Хусари, отпущенный королем Рамиро сопровождать его герольда.
Хусари теперь стал наместником короля Вальедо в Фезане. Джеана не ставила ему это в вину. Он предпочел Рамиро мувардийцам, сделав свой выбор из двух зол в такое время, когда все они были вынуждены его делать. Зири решил иначе. Он не покинул Рагозу вместе с людьми Родриго. Джеана это понимала. Он не пожелал сражаться под знаменами бога, почитатели которого убили его родителей. Она понятия не имела, что с ним стало. На войне теряешь людей из виду.
Джеана посмотрела вниз. Армии были примерно одинаковыми по численности. Местоположение их тоже было равноценным. Если бы дело обстояло иначе, ни одного из двух командиров здесь бы не было.
Временно объединившиеся войска джадитов не могли прожить в полевых условиях еще одну зиму, а племена пустыни не имели желания вести осаду и брать города измором так далеко от своих песков. Завтра произойдет битва на открытой местности. Большая редкость. Она даже может стать решающей, или все будет продолжаться до бесконечности. Медленные, горькие годы огня и меча, болезней, голода и холода на переломе мира.
Но, прежде чем наступит завтра и армии сойдутся на этой равнине под бело-голубыми и черно-серебряными знаменами, сначала будет сегодняшний закат солнца. Джеана напомнила себе, что поклялась не плакать.
Церемониальные сражения между Ашаром и Джадом происходили на рассвете или в конце дня, в момент равновесия между солнцем и звездами. На восточном небосклоне стояла одна луна — белая, почти полная. Джеана с горечью подумала, что это нарушает столь гармонично задуманную и созданную двойственность.
По нескольку солдат от каждой армии стояли на противоположных сторонах склона под ними. Она знала джадитов, людей Родриго: Лайн, Мартин, Лудус. В действительности в качестве охранников они были не нужны, так как Альвар стоял на холме, а традиции герольдов в этой кампании соблюдались.
«Таковы мужчины», — подумала Джеана, не в силах сдержать вновь подступившую горечь. Война велась со всей жестокостью, какую только можно себе представить, но солдаты — даже мувардийцы — склонялись перед знаменем и жезлом герольда.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160
На открытом пространстве между двумя армиями встретились герольды.
Язир ибн Кариф взвесил все возможности, и так как он привык быстро принимать решения, приказал своему герольду сделать предложение. Представитель короля Рамиро, человек явно слишком молодой для своих обязанностей — он весь побелел, когда услышал это предложение, — отвез послание королю Рамиро и его министру.
Через короткое время, мрачный и немногословный, тот же молодой человек вернулся обратно и снова встретился с герольдом противника, чтобы передать ответ.
И ответ этот был таким, какого ожидали.
По правде говоря, не было никакой возможности ответить отказом. Ни из соображений чести, ни из соображений гордости, и ни перед такой битвой, которая предстояла. Гиря веков опустилась.
Проснувшись утром раньше Аммара, Джеана лежала тихо и смотрела на него, стараясь понять, как могли время и боги привести их к этому. Снаружи, сквозь ткань палатки, до нее доносились звуки просыпающегося лагеря; скоро начнется утренняя молитва.
В последнем сне перед тем, как проснуться, она видела Мазура. Князя киндатов. Его уже полгода нет в живых. Она до сих пор не могла избавиться от нарисованной воображением картины: как он выходит из стен Рагозы и идет к лагерю джадитов. Как удается людям найти в себе мужество, чтобы решиться на подобный поступок?
Мувардийцы высадились в Аль-Рассане той же осенью. Позже, зимой, они узнали, как связаны между собой эти два похода: бен Аврена из-за стен города навстречу гибели и ибн Карифа через пролив. Линии перемещения, так далеко отстоящие друг от друга, объединились у их источника. Последний дар Мазура своему правителю и Рагозе.
Рассказывали ужасные истории о том, что королева Фруэла приказала сделать с седовласым визирем, после того как он пришел, безоружный, в ее лагерь. Джеана знала, что даже самые страшные из них — правда. Она также знала, и это наполняло ее горечью и печалью, что мувардийцы поступили бы точно так же, если бы это они стояли у стен Рагозы.
«Кто мои враги?»
Как в такое время подняться над ненавистью?
Аммар все еще спал. Ее поражало, как он мог спать. Ей хотелось провести ладонью по его лицу — по глазам, рту, ушам, прямому носу, — как это делают слепые, чтобы запомнить его. Она покачала головой, отгоняя от себя эту мысль. Дыхание его было тихим и медленным. Одна рука лежала на груди, совсем по-детски.
Он может сегодня погибнуть. А если не он, то Родриго.
Вот чем все кончилось. Неужели смертные — всего лишь игрушки в руках богов, которым они поклоняются, чтобы богам было кого мучить перед смертью?
Существовала договоренность, достигнутая герольдами Ашара и Джада, что командующие обеих армий встретятся на поединке перед боем, чтобы их боги показали свою волю и могущество. Один из старейших воинских обычаев.
Догадывались ли они каким-то образом, что такой день может наступить? Не скрывалось ли это ужасное предвидение за теми последними словами, которые были сказаны во тьме Орвильи? Или оно проявилось еще раньше, в Рагозе, когда они смотрели друг на друга в то первое, солнечное утро в саду эмира, через который струился ручей? Они тогда отказались драться друг с другом. Там они еще могли отказаться. Там они могли биться бок о бок.
В тот момент Джеана, глядя на спящего возлюбленного, слушая звуки просыпающегося лагеря, дала себе обещание: она изо всех сил постарается не заплакать. Слезы — легкое убежище. То, что должно произойти сегодня, требовало от нее большего.
Глаза Аммара раскрылись без предупреждения, яркие и синие, такого же цвета, как ее. Он смотрел на нее. Она наблюдала, как он постепенно вспоминает, что это за день, что это за утро.
Его первыми словами было:
— Джеана, если я погибну, ты должна уйти с Альваром. Он сможет отвести тебя к родителям. Больше идти будет некуда, любимая.
Она молча кивнула головой. Она не доверяла своему голосу. Затем положила голову к нему на грудь, прислушиваясь к биению его сердца. Когда они потом снова заговорили, уже вне палатки, то о каких-то незначительных вещах. Абсурдное притворство, будто этот день — самый обычный, в обычном мире.
«Больше идти будет некуда, любимая».
Джеана стояла на обдуваемой ветром возвышенности рядом с Мирандой Бельмонте д'Альведа, глядя вниз, на равнину между армиями, и ее попеременно бросало то в жар, то в холод, когда заходящее солнце скрывалось в быстро скользящих облаках на западе, а потом снова появлялось из-за них.
Альвар де Пеллино, герольд Вальедо, в белой с золотом одежде, находился рядом с ними в качестве эскорта Миранды. Как и Хусари, отпущенный королем Рамиро сопровождать его герольда.
Хусари теперь стал наместником короля Вальедо в Фезане. Джеана не ставила ему это в вину. Он предпочел Рамиро мувардийцам, сделав свой выбор из двух зол в такое время, когда все они были вынуждены его делать. Зири решил иначе. Он не покинул Рагозу вместе с людьми Родриго. Джеана это понимала. Он не пожелал сражаться под знаменами бога, почитатели которого убили его родителей. Она понятия не имела, что с ним стало. На войне теряешь людей из виду.
Джеана посмотрела вниз. Армии были примерно одинаковыми по численности. Местоположение их тоже было равноценным. Если бы дело обстояло иначе, ни одного из двух командиров здесь бы не было.
Временно объединившиеся войска джадитов не могли прожить в полевых условиях еще одну зиму, а племена пустыни не имели желания вести осаду и брать города измором так далеко от своих песков. Завтра произойдет битва на открытой местности. Большая редкость. Она даже может стать решающей, или все будет продолжаться до бесконечности. Медленные, горькие годы огня и меча, болезней, голода и холода на переломе мира.
Но, прежде чем наступит завтра и армии сойдутся на этой равнине под бело-голубыми и черно-серебряными знаменами, сначала будет сегодняшний закат солнца. Джеана напомнила себе, что поклялась не плакать.
Церемониальные сражения между Ашаром и Джадом происходили на рассвете или в конце дня, в момент равновесия между солнцем и звездами. На восточном небосклоне стояла одна луна — белая, почти полная. Джеана с горечью подумала, что это нарушает столь гармонично задуманную и созданную двойственность.
По нескольку солдат от каждой армии стояли на противоположных сторонах склона под ними. Она знала джадитов, людей Родриго: Лайн, Мартин, Лудус. В действительности в качестве охранников они были не нужны, так как Альвар стоял на холме, а традиции герольдов в этой кампании соблюдались.
«Таковы мужчины», — подумала Джеана, не в силах сдержать вновь подступившую горечь. Война велась со всей жестокостью, какую только можно себе представить, но солдаты — даже мувардийцы — склонялись перед знаменем и жезлом герольда.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160