Но детей у них не появилось…
Джинни внезапно открыла глаза, как бы почувствовав, что мысли Джордана сейчас о ней, и глянула на него. Потом перевесилась через подлокотник:
— Что-нибудь случилось?
Он взял, погладил ее пальцы, ощутив холодок от обручального кольца.
— Ты выглядишь усталой, — это все, что он сказал. Джинни улыбнулась.
— Конечно. А земля — круглая. — Джордан рассмеялся.
— Да, я сказал глупость. Я сейчас думал — и как только ты все это выдерживаешь? Справишься? Ведь график твоей поездки очень жесткий.
У Джинни была намечена своя поездка по нескольким городам. Они хотели охватить как можно больше людей в эти последние дни. Джинни высвободила руку.
— Конечно, справлюсь. А ты как думал?
— Я был против этой твоей поездки, — продолжал Джордан. — Мы — одна команда, я и ты. Но парни полагают, что будет совсем неплохо…
— …Посетить школы, союзы матерей и больницы, чтобы завоевать симпатии избирательниц? Я сделаю это, Джордан.
— Когда мы будем в Белом доме, мы не будем расставаться — я это обещаю.
— Хорошо, — улыбнулась Джинни.
Самолет набирал высоту. Люди за перегородкой разговаривали, спорили, смеялись. Джордан не любил быть не в курсе того, что происходит кругом. Он отодвинул занавес, отделявший их салон. Парни из службы безопасности играли в покер. Может, стоит их как-нибудь в бессонную ночь научить играть в более интеллектуальную игру, что больше подойдет к образу президента, подумал Джордан. Каждый из них в отдельности был неплохим малым, но сама эта порода действовала ему на нервы. Их модные бицепсы и пустой взгляд напомнили ему Арнольда Шварценеггера.
Дисциплина в самолете неудержимо падала. Хоть на бортах самолета красовались американские флаги, в салоне ничего патриотического не было — везде были развешены кинозвезды, персонажи мультфильмов, фотографии и редко — предвыборные лозунги. На полу валялись пустые коробки из-под сигарет, пуговицы и плакаты. Как-то, перешагивая через один плакат, Джордан подумал: «А кто этот Хоуп?». Эта фамилия была так истерта в его сознании, что он уже не воспринимал ее как свою.
В самолете располагался технический центр — дюжина телефонов, принтер, факс, ксерокс. Два парня возились у магнитофона. Они на секунду включили его и Джордан услышал песню, которую любил.
— Это для сегодняшнего вечера? — спросил он.
— Нет, сэр. Для Денвера мы уже сделали запись. Это будет для Чикаго.
Чикаго. Скоро они прибудут в этот город, а он еще так и не знает — как ему поступить. Взяв свою речь для Рапид-Сити, Джордан направился дальше, чтобы промочить горло элем. Здесь он увидел Бонни. Она глянула на него критически.
— О! Самое время привести прическу в нормальное состояние. Чего изволите?
— Да я и сам не знаю, — улыбнулся Джордан, опускаясь в кресло.
— Это займет пятнадцать минут.
Бонни была одной из тех, кто отвечал за внешний вид Джордана, он очень ей доверял. Низенькая и плотная, с улыбкой, широкой, как у Багса Банни, она обладала волшебными руками, и к тому же неисчерпаемым запасом историй из жизни своего семейства. Повернув зеркало, она занялась его прической.
А его мысли перенеслись опять к Джинни. Только после трех лет совместной жизни они поняли, что что-то не так. Джордан обратился к врачу. Однако выяснилось, что дело в Джинни. И никакие лекарства и процедуры не помогли. Джордан уже начал подумывать о приемном ребенке, но Джинни отказалась. Она сказала, что, возможно, это — Божья воля.
Джордан очень переживал. Джинни доставила ему самое большое разочарование в жизни, потому что он очень хотел иметь детей. Мысль о том, что они — не обычная семья, а просто два человека, которые живут вместе, ужаснула его. Будущее было бесцельным. И тогда у него начался новый период — он стал участвовать в сомнительных финансовых операциях, проводить время с дамами легкого поведения, и охотней всего — самого легкого. И он при этом не испытывал ни малейших угрызений совести. Джинни жаловалась, угрожала, плакала. Джордан слушал ее, но не слышал.
Однажды за обедом она сказала ему, что хотела бы с ним развестись. Она уже упаковала свои вещи, чтобы отправиться к родителям. Она дает ему две недели, и, если все будет по-прежнему, от родителей она не вернется. Джордан прошелся по пустому дому, думая, что у него практически нет выбора. Скандал и сплетни вокруг развода поставят крест на всех его планах. И кроме того, ему все же не хотелось терять Джинни.
Сейчас все это казалось таким давним. Прежние отношения налаживались медленно. Все встало на свое место только тогда, когда он решил баллотироваться на пост президента. Они работали вместе на одном дыхании, как одно целое — до самого его выдвижения на пост президента от демократов. Правда, была трудность — Джинни не была остроумной, красавицей уже тоже. Не была она обычной домохозяйкой и матерью, а такую вряд ли избиратели захотят видеть «первой леди», опасаясь, что в Белом доме именно она будет верховодить. И потому ее облику пришлось придать больше мягкости, и было решено, что ей не стоит особенно выделяться на время предвыборной кампании. К тому же нужно было избегать лишних вопросов. Джинни ни под каким видом не хотела, чтобы кто-то хотя бы догадывался об истине, почему у них нет детей. Даже Рик и Шелби: им были даны инструкции на подобные вопросы отвечать, что она слишком занята серьезными проблемами и слишком независимая личность.
Джинни просила его уважить ее гордость. Пусть это будет одним из немногих их секретов от американского народа. Интересно, что будет, если откроется, что у него есть сын? Как им тогда быть с ее гордостью?
Анни и Джинни — они такие разные, одна эффектная незнакомка из другой страны, другая — такая домашняя и знакомая. Он не мог представить себе Анни в домашней обстановке, а Джинни виделась ему только в комнате.
— Не правда ли, я — гений, — провела последний раз по его волосам расческой Бонни. — Пятнадцать минут назад голова походила на какой-то кактус. А теперь — просто голливудская звезда.
Джордан подумал, не попросить ли Бонни помочь ему попасть в отель, где его ждет Анни. Все говорили, что она к нему неравнодушна. Он увидел ее взгляд в зеркале и смутился. Потом встал и сжал ее плечи:
— Спасибо, малышка.
Джордан прошел по салону, чтобы вернуться на свое место. В его голове звучали слова песни «Вчерашний день прошел, о да, прошел… не думай о грядущем». Тут он почувствовал, что самолет пошел на посадку.
Рапид-Сити. Еще одна толпа, перед которой надо произнести еще одну речь, и это будет еще один вклад в достижение волшебной цифры 270 — именно стольких голосов он должен добиться. Он вздрогнул — настолько ясно он заранее ощутил холодный ветер на трибуне, увидел резиновые шары с его именем, услышал приветственные крики.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86