Какие же ему придется платить алименты? Миллионы и миллионы фунтов.
Одна из газет утверждала, что Годфри страдает манией величия, и хотел всего лишь потешить свое эго. Но сам Барнс стоял на том, что его единственной целью было поспособствовать женщинам с зачатием. «Моя работа – помочь детям появиться на свет», – сказал он мне. Что ж, в этом он преуспел. Специалист по оплодотворению в прямом смысле слова. Конечно, большинство детей были зачаты в пробирке, но в некоторых случаях, надо полагать, и естественным путем: «О, вот и вы, Дейдра! Заходите, приступим к делу!»
Я с содроганием вспомнила об Уэсли: как же мне себя с ним вести? Да очень просто – помалкивать. Когда мама влипла в историю, сослуживцы тактично молчали. Очевидно, все на радио «Лондон» пришли к тому же решению. Каждая собака знала, что Дейдра лечилась у Барнса, но никто ни словечка не проронил. Уэсли сам затронул щекотливую тему.
– Годфри Барнсу это с рук не сойдет, – беззаботно произнес он на утреннем совещании. – Барнс и Дейдру лечил, знаете.
– Да что ты! – удивились мы.
– Да. Но я с ней поговорил, и она сказала, что наш ребенок... с ним все нормально.
– Конечно, – дружно закивали мы. – Разумеется, все в порядке. – И тема была закрыта.
Мы осветили скандальную историю в ближайшем выпуске «Событий». Софи пригласила одного из светил в области искусственного оплодотворения для интервью в прямом эфире. И хотя дело уже передали в суд, почтенный эскулап не удержался, чтобы не пнуть Годфри. Теперь беднягу Барнса можно было безнаказанно поливать грязью.
– К сожалению, некоторые специалисты считают себя суперлюдьми, – посетовало светило и печально покачало головой, стараясь скрыть тихое злорадство, – носятся со своей персоной, воображают, что стали известными личностями. А стоит им выступить по телевидению – и вовсе метят в звезды. Но чем выше взлетишь, тем дальше падать, – с презрением заключил он.
– Однако Годфри Барнс действительно выдающаяся личность и очень интересный человек, – возразила я.
– Это вам так кажется, – поморщился он. – Теперь все знают, как ему удалось достичь столь поразительно высокого уровня успешных операций.
– Он говорит, что использовал собственную сперму лишь в том случае, когда семя партнера было нежизнеспособно, – вставила я. – В общем и целом, он был просто донором спермы.
– Возможно.
– Доведись мне оказаться на месте тех женщин, – изрекла я, адвокат дьявола на службе у бога, – и выбирать между спермой анонимного донора или профессора Барнса, я бы не сомневалась. Уверена, что, несмотря на... скандал, – терпеть не могу это слово, но по-другому не назовешь, – большинство пациенток все же благодарны Годфри Барнсу.
И я оказалась права. Через неделю женщины встали на его защиту. Включив вечерние новости, я увидела репортаж о шумной акции у входа в Генеральный медицинский совет. Около пятидесяти женщин с детишками в рюкзачках-кенгуру и колясках выкрикивали: «К черту ГМС!» – и потрясали плакатами с надписью: «Мы любим бога!»
Июнь
– Слава богу, – вздохнула мама. В субботу она зашла в гости.
Мы сидели у коробки, наблюдая за котятами. Все утро они пили молоко и теперь откинулись без сил, объевшись до отвала. Устроились под розовым животиком Пердиты, сытые и сонные, как клещи на собаке. Пердита добродушно нам подмигнула и заурчала, как пропеллер. Потом заботливо обняла лапой свой спящий выводок.
– Слава богу, – повторила мама.
– Да уж, – сказала я. – Такое облегчение. Мы с Эмбер боялись, что малыш не выживет. Он был совсем слабенький. – Теперь, глядя на Иисуса, никто бы не угадал, что он с таким трудом появился на свет. Глазки у него еще не открылись, как и у остальных, но за пять дней он вырос в два раза. Шерстка стала мягкой, как лебединый пух, усы напоминали паутинки. Все котята были очаровательны, но этот особенно: ведь его жизнь висела на волоске, и он выкарабкался.
– Правда, меня смущает имя, – заметила я. – По-моему, не сочетается: Пушок, Черныш, Рыжик и Иисус? Но Эмбер слышать ничего не хочет.
– Слава богу, – в третий раз повторила мама.
– Все в порядке, мам. Нечего волноваться. Котенку ничего не грозит.
– Не грозит, – задумчиво повторила она. – Вот и я о том же. Слава богу. Заплачу штраф, и ничего мне больше не грозит.
А, понятно. Мама все еще не оправилась от столкновения с законом. Ее оштрафовали на две тысячи фунтов. Папа заплатил. Пропавшие пять тысяч вернулись к «Голодающим Камеруна», и папа сделал очень щедрое пожертвование, пять тысяч, в пользу Общества протезирования собак, чтобы компенсировать им потерю средств. Хотя на самом деле он не понимает, зачем собакам протезы.
– Слава богу, – еще раз пробормотала она.
– Все в порядке, мам, все позади. – И в самом деле, все позади. Более того, обернулось наилучшим образом. Она избежала судебного преследования, но «Голодающие Камеруна» отказались от ее помощи, а спустя несколько дней, и прочие благотворительные организации захлопнули двери у нее перед носом. Маминой филантропической карьере пришел конец. На ниве благотворительности ей уже не работать. Она никак не могла с этим смириться, но, по крайней мере, не угодила в тюрьму.
– Придется мне найти себе другое занятие, – печалилась она. Это уж точно. – Больше никаких аукционов, никаких балов...
– Ты можешь ходить на аукционы и делать пожертвования.
– Это уже будет совсем не то, – вздохнула она. – Не так... волнующе.
– Есть и другие способы приятно провести время.
– Какие?
– Ну... например, бридж. И гольф. Папа мог бы научить тебя. Играли бы в паре.
– Да, – с опаской подтвердила она. – Наверное, ты права. А знаешь, – тихо призналась она, – ведь папа мне ничего не сказал. Ни словом не упрекнул. Просто заплатил, и все.
– Он молодец. – Наверное, мучился комплексом вины, из-за того, что изменил ей.
– Да, – задумчиво кивнула мама. – Молодец, – похвалила она, почесывая Пердиту за ухом. – Помнишь, ты обмолвилась, что видела его у входа в «Садлерз Уэллз»?
– Правда? – Я-то надеялась, что она уже все забыла.
– Да. По крайней мере, мне так показалось.
– Знаешь, а я уже не помню.
– Честно, Минти?
– Да. Ничего такого не припоминаю.
– А, ну тогда... наверное, я что-то перепутала. Мячики, – мечтательно протянула она.
– Что?
– Мячики, мячики для гольфа. Ты права. Мы с папой могли бы вместе играть в гольф. Теперь у нас появится время, правда?
– Да, – порадовалась я. – Теперь у вас полно времени.
Тут проснулись котята и стали пищать и вертеться, закапываясь головами в живот Пердиты, как кроты в землю. Скрипнула дверь, в комнату вошла Эмбер, вся раскрасневшаяся. Она обедала с Лори по случаю сдачи им последнего экзамена.
– Он так устал! – пожаловалась она. – За одну неделю сдал десять экзаменов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115
Одна из газет утверждала, что Годфри страдает манией величия, и хотел всего лишь потешить свое эго. Но сам Барнс стоял на том, что его единственной целью было поспособствовать женщинам с зачатием. «Моя работа – помочь детям появиться на свет», – сказал он мне. Что ж, в этом он преуспел. Специалист по оплодотворению в прямом смысле слова. Конечно, большинство детей были зачаты в пробирке, но в некоторых случаях, надо полагать, и естественным путем: «О, вот и вы, Дейдра! Заходите, приступим к делу!»
Я с содроганием вспомнила об Уэсли: как же мне себя с ним вести? Да очень просто – помалкивать. Когда мама влипла в историю, сослуживцы тактично молчали. Очевидно, все на радио «Лондон» пришли к тому же решению. Каждая собака знала, что Дейдра лечилась у Барнса, но никто ни словечка не проронил. Уэсли сам затронул щекотливую тему.
– Годфри Барнсу это с рук не сойдет, – беззаботно произнес он на утреннем совещании. – Барнс и Дейдру лечил, знаете.
– Да что ты! – удивились мы.
– Да. Но я с ней поговорил, и она сказала, что наш ребенок... с ним все нормально.
– Конечно, – дружно закивали мы. – Разумеется, все в порядке. – И тема была закрыта.
Мы осветили скандальную историю в ближайшем выпуске «Событий». Софи пригласила одного из светил в области искусственного оплодотворения для интервью в прямом эфире. И хотя дело уже передали в суд, почтенный эскулап не удержался, чтобы не пнуть Годфри. Теперь беднягу Барнса можно было безнаказанно поливать грязью.
– К сожалению, некоторые специалисты считают себя суперлюдьми, – посетовало светило и печально покачало головой, стараясь скрыть тихое злорадство, – носятся со своей персоной, воображают, что стали известными личностями. А стоит им выступить по телевидению – и вовсе метят в звезды. Но чем выше взлетишь, тем дальше падать, – с презрением заключил он.
– Однако Годфри Барнс действительно выдающаяся личность и очень интересный человек, – возразила я.
– Это вам так кажется, – поморщился он. – Теперь все знают, как ему удалось достичь столь поразительно высокого уровня успешных операций.
– Он говорит, что использовал собственную сперму лишь в том случае, когда семя партнера было нежизнеспособно, – вставила я. – В общем и целом, он был просто донором спермы.
– Возможно.
– Доведись мне оказаться на месте тех женщин, – изрекла я, адвокат дьявола на службе у бога, – и выбирать между спермой анонимного донора или профессора Барнса, я бы не сомневалась. Уверена, что, несмотря на... скандал, – терпеть не могу это слово, но по-другому не назовешь, – большинство пациенток все же благодарны Годфри Барнсу.
И я оказалась права. Через неделю женщины встали на его защиту. Включив вечерние новости, я увидела репортаж о шумной акции у входа в Генеральный медицинский совет. Около пятидесяти женщин с детишками в рюкзачках-кенгуру и колясках выкрикивали: «К черту ГМС!» – и потрясали плакатами с надписью: «Мы любим бога!»
Июнь
– Слава богу, – вздохнула мама. В субботу она зашла в гости.
Мы сидели у коробки, наблюдая за котятами. Все утро они пили молоко и теперь откинулись без сил, объевшись до отвала. Устроились под розовым животиком Пердиты, сытые и сонные, как клещи на собаке. Пердита добродушно нам подмигнула и заурчала, как пропеллер. Потом заботливо обняла лапой свой спящий выводок.
– Слава богу, – повторила мама.
– Да уж, – сказала я. – Такое облегчение. Мы с Эмбер боялись, что малыш не выживет. Он был совсем слабенький. – Теперь, глядя на Иисуса, никто бы не угадал, что он с таким трудом появился на свет. Глазки у него еще не открылись, как и у остальных, но за пять дней он вырос в два раза. Шерстка стала мягкой, как лебединый пух, усы напоминали паутинки. Все котята были очаровательны, но этот особенно: ведь его жизнь висела на волоске, и он выкарабкался.
– Правда, меня смущает имя, – заметила я. – По-моему, не сочетается: Пушок, Черныш, Рыжик и Иисус? Но Эмбер слышать ничего не хочет.
– Слава богу, – в третий раз повторила мама.
– Все в порядке, мам. Нечего волноваться. Котенку ничего не грозит.
– Не грозит, – задумчиво повторила она. – Вот и я о том же. Слава богу. Заплачу штраф, и ничего мне больше не грозит.
А, понятно. Мама все еще не оправилась от столкновения с законом. Ее оштрафовали на две тысячи фунтов. Папа заплатил. Пропавшие пять тысяч вернулись к «Голодающим Камеруна», и папа сделал очень щедрое пожертвование, пять тысяч, в пользу Общества протезирования собак, чтобы компенсировать им потерю средств. Хотя на самом деле он не понимает, зачем собакам протезы.
– Слава богу, – еще раз пробормотала она.
– Все в порядке, мам, все позади. – И в самом деле, все позади. Более того, обернулось наилучшим образом. Она избежала судебного преследования, но «Голодающие Камеруна» отказались от ее помощи, а спустя несколько дней, и прочие благотворительные организации захлопнули двери у нее перед носом. Маминой филантропической карьере пришел конец. На ниве благотворительности ей уже не работать. Она никак не могла с этим смириться, но, по крайней мере, не угодила в тюрьму.
– Придется мне найти себе другое занятие, – печалилась она. Это уж точно. – Больше никаких аукционов, никаких балов...
– Ты можешь ходить на аукционы и делать пожертвования.
– Это уже будет совсем не то, – вздохнула она. – Не так... волнующе.
– Есть и другие способы приятно провести время.
– Какие?
– Ну... например, бридж. И гольф. Папа мог бы научить тебя. Играли бы в паре.
– Да, – с опаской подтвердила она. – Наверное, ты права. А знаешь, – тихо призналась она, – ведь папа мне ничего не сказал. Ни словом не упрекнул. Просто заплатил, и все.
– Он молодец. – Наверное, мучился комплексом вины, из-за того, что изменил ей.
– Да, – задумчиво кивнула мама. – Молодец, – похвалила она, почесывая Пердиту за ухом. – Помнишь, ты обмолвилась, что видела его у входа в «Садлерз Уэллз»?
– Правда? – Я-то надеялась, что она уже все забыла.
– Да. По крайней мере, мне так показалось.
– Знаешь, а я уже не помню.
– Честно, Минти?
– Да. Ничего такого не припоминаю.
– А, ну тогда... наверное, я что-то перепутала. Мячики, – мечтательно протянула она.
– Что?
– Мячики, мячики для гольфа. Ты права. Мы с папой могли бы вместе играть в гольф. Теперь у нас появится время, правда?
– Да, – порадовалась я. – Теперь у вас полно времени.
Тут проснулись котята и стали пищать и вертеться, закапываясь головами в живот Пердиты, как кроты в землю. Скрипнула дверь, в комнату вошла Эмбер, вся раскрасневшаяся. Она обедала с Лори по случаю сдачи им последнего экзамена.
– Он так устал! – пожаловалась она. – За одну неделю сдал десять экзаменов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115