У Филопонтовой был? — Натан сделал последний глоток, закашлялся… Марина стукнула его кулачком по спине.
— Был. Все в порядке, — Рубин достал из кармана сложенные вчетверо листы. — Она оказалась настолько любезной, что написала два экземпляра: на русском и на иврите. Кому хочется купаться в серной кислоте? Так что все нормально.
Натан поморщился. Было непонятно, то ли ему не понравился ответ Рубина насчёт серной кислоты, то ли его все ещё мучило похмелье.
— Тебе что, Натан, совесть покоя не даёт? Из-за Филопонтовой? Или из-за того, что напился? — невозмутимо спросил Михаил. — Могу дать бесплатный совет. Предположим, ты сделал что-то, что тебя беспокоит, и твоя совесть начинает слегка зудеть. Тогда ты возвращаешься назад и делаешь то же самое, только ещё вдохновеннее. Ты с размаху бьёшь по своей совести кувалдой, пока она не заткнётся. Ты даёшь понять этой твари, что она не смеет зудеть у тебя над ухом и заставлять испытывать всякие неприятные эмоции.
— Ты это серьёзно? — удивился Натан. — Такая логика больше подходит вот ей, — он кивнул на Марину.
— Почему это — мне? Я со своей совестью в ладу. А вот у вас она, похоже, чёрная, — Марина надула губки.
— Ладно, Топик, — примирительно сказал Натан, — иди отсюда. Нам поговорить надо.
Презрительно фыркнув, Марина вышла из кухни.
— Где ты её взял? — спросил Чёрный.
— Вчера на набережной какие-то отморозки хотели меня угрохать, а она была рядом. Пришлось её с собой взять, чтоб полиция не забрала, или того хуже, не убили. Если бы не Рубик с Максом, плохо бы мне пришлось.
— Ты это серьёзно?! Ну, нифига себе! А почему я не знал? — заволновался Евгений.
— Это уже вечером произошло, когда ты уехал. Да не переживай ты так, все обошлось. Знаешь, медведи иногда погибают, попадая в быстрое течение, несмотря на то, что хорошо плавают. Вот и я попал. Но пока не родился тот человек…
— Сплюнь!
— Тьфу, тьфу, тьфу! Вот что, Миша, ты сегодня найдёшь этого хмыря, Гринбаума, передашь ему признание Филопонтовой. Только копии сними.
— Само собой.
— Посмотрим, как он запоёт. Женя, ты со мной на стрелку поедешь в Хайфу. Хочу с Аароном встретиться. Я думаю, что на место Фазиля нужно поставить Игоря Шульмана. Мне кажется, он справится.
— Считаешь, что «северные» согласятся?
— Придётся побороться. Конечно, они захотят поставить кого-то из своих, но я им не дам. Это моя территория.
— Дядя Борух не объявлялся? Что-нибудь слышно?
— Нет, пока не объявлялся. Не дрейфь, Жека, Дядя Борух слов на ветер не бросает. Ты обзвонил журналюг насчёт презентации?
— Да. Сбор будет полный, даже американские и английские журналисты, аккредитованные в Израиле, приедут.
— Вот и замечательно.
— Натан, — вдруг сказал Рубин, — у тебя не создаётся впечатления, что мы латаем старые дыры?
— Что ты имеешь в виду?
— Получается, что твоя работа — затыкать дыры, ставить заплаты и подкручивать гайки. Это как очень старая машина — у неё отваливается фара, а когда ты её меняешь, спускает колесо, пока ты ставишь новое колесо, отваливается ещё одна фара… И так без конца. Израильтяне тебя боятся и уважают, но они возьмут тебя измором. Терпения у них на это хватит. Они дождутся, когда полиция спустит на тебя всех собак.
— Ты так думаешь? — Натан помолчал, потом поднял глаза. — Вы оба так считаете? Тогда я вам вот что скажу. Говорят, что, когда крыс обучают проходить через лабиринты, а потом помещают в лабиринт, не имеющий выхода, они, в конце концов, падают вверх брюхом, пищат и начинают в отчаянии грызть себе лапы. Совсем как люди. В своих лабиринтах я нахожу решение в девяноста процентах случаев. А израильтяне, привыкшие играть по тем правилам, которые для них установили, в трудных случаях начинают грызть себе лапы. Совсем как крысы. Вот я их и поставлю в такие условия, чтоб они начали сами себя кусать.
— Натан, ты идёшь поперёк системы. В конце концов, она тебя раздавит.
— А разве в России я не шёл наперекор системе? Да, я шёл рука об руку с авторитетами, с ворами в законе, в некоторые моменты жизни они бывают более честны, чем «избранники народа», готовые продаться за «кусочек сыра». Чем эта система отличается от той? Все любят деньги! Чем отличаются от крыс те же Бакланов или Шац, Щаранский или Либерзон? В этом смысле они все одинаковы. Поэтому сегодня мы и поедем с Чёрным в Хайфу, поставим Аарона и Зэева на место. На то место, которое определю я!
Рубин покачал головой.
— Ты слишком самоуверен, Натан. И беда не в том, что ты подставляешь себя, вместе с собой ты подставляешь и нас, которые в тебя верят. Неужели ты думаешь, я стал бы работать с тобой только из-за денег? Нет, я в тебя верю. И Чёрный верит. И многие другие. Ты гонишь волну, Натан, торопишь события.
— «Если не мы, то кто? Если не сейчас, то когда?», — процитировал Натан. — Вы, может быть, не понимаете всей глубины того, что я замыслил, но и объяснять этого я не буду. Не потому, что не доверяю, а потому, что в данный момент это не имеет смысла, — он налил себе ещё водки, опрокинул в рот, закусил куском ветчины. — Ладно, хватит разговоров. Поезжай, Миша.
— Эй, обо мне забыли, что ли? — раздался из комнаты недовольный голос Марины. — Я есть хочу!
— Что ты будешь с ней делать? — спросил Евгений.
— Пусть пока здесь поживёт, а том видно будет, — легкомысленно отмахнулся Натан. — С ней останется Макс. Отпускать её сейчас было бы неразумно.
Натан позвонил Аарону Бергу, договорился о встрече. Однако в последний момент передумал и назначил «стрелку» в Иерусалиме. «Чтоб никому не было обидно», — пояснил он. Потом сделал звонок Зэеву Розену, Рустаму, Бероеву, Юрию Шацу, и ещё нескольким израильским авторитетам. Все, кроме Бероева, который уехал в Америку на несколько дней, согласились встретиться.
В Иерусалим они приехали через два часа. Встреча была назначена в Старом городе, в одном из кафе, недалеко от Стены Плача. Натан послал вперёд Рубика и Шломо, проверить обстановку. И хотя он был уверен, что при большом скоплении людей вряд ли будут какие-нибудь эксцессы, проверить все равно никогда не помешает.
Разговор предстоял крупный, серьёзный и тяжёлый. Натан это понимал. В этой стране и в этом бизнесе, сколько бы у него денег не было, он оставался чужим. Все это время им владело не столько желание все сделать и повернуть по-своему, сколько безрассудный кураж. Тот самый кураж, который часто толкает людей на необдуманные поступки. И благодаря которому, вопреки логике, получается многое из того, что задумано. Но надеяться только на вдохновение нельзя. Каждый день можно ожидать пулю из-за угла, нож под ребро, взрывпакет в машине… Жизнь «под дамокловым мечом» не даёт времени на размышления, не даёт возможности расслабиться.
Шломо с Рубиком вернулись к машине.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83
— Был. Все в порядке, — Рубин достал из кармана сложенные вчетверо листы. — Она оказалась настолько любезной, что написала два экземпляра: на русском и на иврите. Кому хочется купаться в серной кислоте? Так что все нормально.
Натан поморщился. Было непонятно, то ли ему не понравился ответ Рубина насчёт серной кислоты, то ли его все ещё мучило похмелье.
— Тебе что, Натан, совесть покоя не даёт? Из-за Филопонтовой? Или из-за того, что напился? — невозмутимо спросил Михаил. — Могу дать бесплатный совет. Предположим, ты сделал что-то, что тебя беспокоит, и твоя совесть начинает слегка зудеть. Тогда ты возвращаешься назад и делаешь то же самое, только ещё вдохновеннее. Ты с размаху бьёшь по своей совести кувалдой, пока она не заткнётся. Ты даёшь понять этой твари, что она не смеет зудеть у тебя над ухом и заставлять испытывать всякие неприятные эмоции.
— Ты это серьёзно? — удивился Натан. — Такая логика больше подходит вот ей, — он кивнул на Марину.
— Почему это — мне? Я со своей совестью в ладу. А вот у вас она, похоже, чёрная, — Марина надула губки.
— Ладно, Топик, — примирительно сказал Натан, — иди отсюда. Нам поговорить надо.
Презрительно фыркнув, Марина вышла из кухни.
— Где ты её взял? — спросил Чёрный.
— Вчера на набережной какие-то отморозки хотели меня угрохать, а она была рядом. Пришлось её с собой взять, чтоб полиция не забрала, или того хуже, не убили. Если бы не Рубик с Максом, плохо бы мне пришлось.
— Ты это серьёзно?! Ну, нифига себе! А почему я не знал? — заволновался Евгений.
— Это уже вечером произошло, когда ты уехал. Да не переживай ты так, все обошлось. Знаешь, медведи иногда погибают, попадая в быстрое течение, несмотря на то, что хорошо плавают. Вот и я попал. Но пока не родился тот человек…
— Сплюнь!
— Тьфу, тьфу, тьфу! Вот что, Миша, ты сегодня найдёшь этого хмыря, Гринбаума, передашь ему признание Филопонтовой. Только копии сними.
— Само собой.
— Посмотрим, как он запоёт. Женя, ты со мной на стрелку поедешь в Хайфу. Хочу с Аароном встретиться. Я думаю, что на место Фазиля нужно поставить Игоря Шульмана. Мне кажется, он справится.
— Считаешь, что «северные» согласятся?
— Придётся побороться. Конечно, они захотят поставить кого-то из своих, но я им не дам. Это моя территория.
— Дядя Борух не объявлялся? Что-нибудь слышно?
— Нет, пока не объявлялся. Не дрейфь, Жека, Дядя Борух слов на ветер не бросает. Ты обзвонил журналюг насчёт презентации?
— Да. Сбор будет полный, даже американские и английские журналисты, аккредитованные в Израиле, приедут.
— Вот и замечательно.
— Натан, — вдруг сказал Рубин, — у тебя не создаётся впечатления, что мы латаем старые дыры?
— Что ты имеешь в виду?
— Получается, что твоя работа — затыкать дыры, ставить заплаты и подкручивать гайки. Это как очень старая машина — у неё отваливается фара, а когда ты её меняешь, спускает колесо, пока ты ставишь новое колесо, отваливается ещё одна фара… И так без конца. Израильтяне тебя боятся и уважают, но они возьмут тебя измором. Терпения у них на это хватит. Они дождутся, когда полиция спустит на тебя всех собак.
— Ты так думаешь? — Натан помолчал, потом поднял глаза. — Вы оба так считаете? Тогда я вам вот что скажу. Говорят, что, когда крыс обучают проходить через лабиринты, а потом помещают в лабиринт, не имеющий выхода, они, в конце концов, падают вверх брюхом, пищат и начинают в отчаянии грызть себе лапы. Совсем как люди. В своих лабиринтах я нахожу решение в девяноста процентах случаев. А израильтяне, привыкшие играть по тем правилам, которые для них установили, в трудных случаях начинают грызть себе лапы. Совсем как крысы. Вот я их и поставлю в такие условия, чтоб они начали сами себя кусать.
— Натан, ты идёшь поперёк системы. В конце концов, она тебя раздавит.
— А разве в России я не шёл наперекор системе? Да, я шёл рука об руку с авторитетами, с ворами в законе, в некоторые моменты жизни они бывают более честны, чем «избранники народа», готовые продаться за «кусочек сыра». Чем эта система отличается от той? Все любят деньги! Чем отличаются от крыс те же Бакланов или Шац, Щаранский или Либерзон? В этом смысле они все одинаковы. Поэтому сегодня мы и поедем с Чёрным в Хайфу, поставим Аарона и Зэева на место. На то место, которое определю я!
Рубин покачал головой.
— Ты слишком самоуверен, Натан. И беда не в том, что ты подставляешь себя, вместе с собой ты подставляешь и нас, которые в тебя верят. Неужели ты думаешь, я стал бы работать с тобой только из-за денег? Нет, я в тебя верю. И Чёрный верит. И многие другие. Ты гонишь волну, Натан, торопишь события.
— «Если не мы, то кто? Если не сейчас, то когда?», — процитировал Натан. — Вы, может быть, не понимаете всей глубины того, что я замыслил, но и объяснять этого я не буду. Не потому, что не доверяю, а потому, что в данный момент это не имеет смысла, — он налил себе ещё водки, опрокинул в рот, закусил куском ветчины. — Ладно, хватит разговоров. Поезжай, Миша.
— Эй, обо мне забыли, что ли? — раздался из комнаты недовольный голос Марины. — Я есть хочу!
— Что ты будешь с ней делать? — спросил Евгений.
— Пусть пока здесь поживёт, а том видно будет, — легкомысленно отмахнулся Натан. — С ней останется Макс. Отпускать её сейчас было бы неразумно.
Натан позвонил Аарону Бергу, договорился о встрече. Однако в последний момент передумал и назначил «стрелку» в Иерусалиме. «Чтоб никому не было обидно», — пояснил он. Потом сделал звонок Зэеву Розену, Рустаму, Бероеву, Юрию Шацу, и ещё нескольким израильским авторитетам. Все, кроме Бероева, который уехал в Америку на несколько дней, согласились встретиться.
В Иерусалим они приехали через два часа. Встреча была назначена в Старом городе, в одном из кафе, недалеко от Стены Плача. Натан послал вперёд Рубика и Шломо, проверить обстановку. И хотя он был уверен, что при большом скоплении людей вряд ли будут какие-нибудь эксцессы, проверить все равно никогда не помешает.
Разговор предстоял крупный, серьёзный и тяжёлый. Натан это понимал. В этой стране и в этом бизнесе, сколько бы у него денег не было, он оставался чужим. Все это время им владело не столько желание все сделать и повернуть по-своему, сколько безрассудный кураж. Тот самый кураж, который часто толкает людей на необдуманные поступки. И благодаря которому, вопреки логике, получается многое из того, что задумано. Но надеяться только на вдохновение нельзя. Каждый день можно ожидать пулю из-за угла, нож под ребро, взрывпакет в машине… Жизнь «под дамокловым мечом» не даёт времени на размышления, не даёт возможности расслабиться.
Шломо с Рубиком вернулись к машине.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83