— Извини, что вмешиваюсь, но почему ты считаешь, что ИБА теряет вес? — Бакланов выжидающе смотрел на Натана. Моше прошёл в мэрию от партии Щаранского. Он не считал себя должным ему, но прекрасно знал, что теперь в любую другую партию вход ему заказан. Он нигде не пользовался уважением.
— Не будем обсуждать то, что давно известно, — сказал Натан. — Щаранский своё награбил, сейчас он похож на объевшегося кабана, который валяется в грязи, отрыгивая то, что в него уже не лезет. Не секрет, что он отрыгнул и тех, кто был рядом с ним все эти годы. То же самое произойдёт и с Либерзоном. Поэтому у меня другое предложение.
Он замолчал, как хороший актёр, выдерживая паузу. Но он также знал, что затягивать паузу нельзя. Теряется внимание зрителей.
— Мы не пойдём на эти выборы!
Недоуменное молчание было ему ответом. Даже Фазиль, который о выборах слышал в первый раз, удивлённо воззрился на Натана.
— Поясни, — наконец подал голос Бакланов. Именно он терял больше всех, если Натан отказывался выдвигать свою кандидатуру в депутаты. Шац не проронил ни слова. Он уже давно поставил на Либерзона и его «Наш дом», и теперь тихо про себя радовался, что не промахнулся.
Зачем нам вообще нужны «русские» или ивритские партии? — продолжал Натан. — Не лучше ли создать свою собственную?
— Ага, воровскую, — хохотнул Рустам.
— Ты меня, шакал, с собой не ровняй, — вдруг вызверился Натан. — Я к ворам себя не причисляю!
— А кто же ты? Ссучившийся?! Я давно это подозревал, — Рустам буром попёр на Натана. Назревал скандал. Натан подобрался, приготовился к нападению, но внешне был спокоен. Он ждал только первого удара.
— Эй, пацаны, — Женька Чёрный, журналист, подавил деланный зевок, — мы, что, собрались морды бить?
Вопрос разрядил обстановку. Рустам расслабился, сел на место, взял рюмку с коньяком… Шац облегчённо вздохнул. Он не любил всякого рода разборки. Даже у себя в парламенте чувствовал себя увереннее, чем с этим «быдлом». Моше Бакланов уже жалел о том, что приехал. Он надеялся на поддержку, на финансовые вливания со стороны Натана, а попал черт знает куда… Один только Дядя Борух сидел спокойно, прикрыв глаза, и, казалось, ничего не слышал, думая о своём. Он был не так уж стар, чуть-чуть за пятьдесят, но за плечами было столько всего, что хватило бы на добрый десяток жизней. Оттого он сам себе казался старым, умудрённым, битым, этаким Кащеем Бессмертным. Со снисхождением посматривая из-под прикрытых век на разбушевавшегося Рустама, Дядя Борух думал о том, что этот молокосос и часа бы не выдержал даже в «малолетке». Это сейчас вспоминается с улыбкой, а тогда, тридцать с лишним лет назад, ох, как страшно было!
Дядя Борух, в то время ещё Боренька Камянов, первый раз попался по глупости. Да и то не по своей. С Сыном Полка они до мелочей продумали ограбление директорской дачи. Но всего, конечно, не предусмотришь. Вот и они не предусмотрели здоровенного пса. Самое удивительное, что собаки на даче никогда не было. Боренька, не доверяя своему приятелю Ваньке, сам несколько раз обходил высокий забор, окружавший дачу, забирался на дерево, в бинокль оглядывал территорию… Не было пса! Но в тот день, когда должно было произойти ограбление, директор пустил на территорию злющую милицейскую овчарку. Кто же мог предположить такую неприятность! Правда, Ванька задушил её голыми руками, но овчарка тоже успела его неплохо тяпнуть. И в зубах у неё остался кусок ванькиной куртки, по которой ментовня и вышла на них. Вот уж, действительно, знал бы, где упадёшь, соломку бы подстелил.
До суда Борух просидел в КПЗ, потом его отправили в область. Он уже знал, что Ванька всю вину взял на себя, но им бы все равно много не дали. Они же несовершеннолетние. Сыну полка повезло меньше, но все же повезло. Он «рогом упёрся», что ничего не видел, не слышал, не знает… Просто проходил мимо. Правда, он так и не смог толком объяснить, что же он делал возле ограбленной дачи, впридачу Сынок считался рецидивистом, и ни следак, ни суд не поверили, что умудрённый жизнью вор мог пойти на поводу у малолеток. И все равно Сынок получил намного меньше, чем можно было рассчитывать. Зато Ванька мог гордиться. По воровским законам всегда считалось, что вор, взявший на себя чужую вину и пошедший «паровозом», достоин всяческого уважения.
Борух попал в детскую колонию. Там он должен был провести год, перед тем, как ехать на «взрослую» зону. Ещё в херсонском областном КПЗ матёрые урки, получившие «маляву» от Сынка, учили его уму — разуму. Что говорить следователю, как вести себя на зоне, с кем общаться…
— Ты, Борух, ещё молодой, — говорил ему Васька Бутса, бывший футболист, сидевший по третьему разу за разбой, — зубки не покажешь, кусаться не будешь, сожрут за милую душу. Или хуже того, опустят. Не дай тебе бог пойти на соглашение с кумом, как бы не уговаривали. Ссучишься, обратной дороги не будет. Бить станут, терпи. Сцепи зубы, и терпи. Никогда не зови на помощь вертухаев. Они не спасут, только хуже сделают. Если совсем край придёт, заточкой себя ткни. Вот сюда, в предплечье. Больно, кровищи много, но не смертельно. Знаешь, с чего начинается вор? С малолетки сидеть, в армии не служить, в комсомоле не состоять, семьи, жены и детей не иметь. Понял?
— Что ж так строго? — не веря своим ушам, спросил Борух.
— Э-э, я ж базарю о настоящих ворах, идейных, старой закваски. О тех, которые на смерть ради идеи идут.
— Что ж это за идея такая ленинская?
— Не ленинская, пацан, воровская, — сказал Бутса. — Есть такая поговорка, не знаю, кто её придумал: «Когда Бог подумал о несправедливости власть имущих, Он и ворам дал закон». Расскажу я тебе случай, во времена «сучьих войн» это ещё было. Сидел я тогда в Ветлаге, молодой, по первому разу. Этап привезли, человек четыреста… Законников среди них всего пятеро, и Сила с ними. Сила — человек известный, вор правильный. Да куму это до фени. Приказ тогда вышел от усатого: ломать авторитетов. И не просто ломать, а так, чтоб они бумагу подписывали, в которой отказываются от своей короны. Чтобы «ссучивались»… По разному ломали, кого забивали до смерти, кого собаками травили… «Суки» — самый херовый народ. Воров предали, а честно жить не научились. Болтаются, как мотня на штанах. Оттого и лютуют. Но не в этом дело. Велел кум по одному вызывать законников в «парилку». Была у нас такая камера специальная. Как крематорий у фрицев. Кто туда попадает, или «сукой» выходит, или не выходит вообще. Четверо вышли. Избитые, псами заеденные, с рёбрами сломанными, но вышли. В глаза не смотрят. А чего смотреть?! Они на своей жизни точку поставили. А потом Силу потащили. Его только-только короновали, в 52-м. Я тогда в хозобслуге крутился. Хоть и западло это, но я ж не настоящий вор тогда был, по глупости залетел, за «мешок картошки».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83