Что делать, восточный колорит. Повсюду разбросаны лавчонки с медной, серебряной и бронзовой посудой, подделки под старину. Туристы покупают. Ещё и восхищаются, языком цокают, глаза закатывают… Будто в музей попали. Продавцы их не уважают, улыбаются, лебезят, а сами на арабском и на иврите посылают куда подальше… Иностранцы тоже улыбаются, благодарят, «плиз», «данке», «спасибо», «мерси», словно не подозревают, что им лапшу на уши вешают. Впрочем, они иностранцы, им простительно.
Натан с Дядей Борухом все ещё обсуждали предстоящее объединение бизнесменов в единую партию. Евгений не совсем понимал заинтересованность старого вора в подобном объединении. Ему-то какой прок от всего этого? Он находится в России, в Израиль наезжает время от времени… Америка — ещё куда ни шло, страна богатая, миллионер на миллионере, весь цвет воровской России туда перебрался… Кому нужен нищий, третьесортный, маленький Израиль? От местных «баронов» не продохнуть! Впрочем, не его это дело. В уме он уже прокручивал статью, которую мог бы написать. Это была бы сенсация! Но он никогда её не напишет. Евгений не испытывал по этому поводу никаких сожалений. Так же как не испытывал сожалений тогда, когда, весь израненный, разбитый физически и морально, вернувшись из Афганистана, он отказался от выгодного предложения одного финского информационного агентства, написать несколько статей о той войне. И не потому, что тогда, в 83-м, о войне в Афгане писать правду было не принято. Он не хотел даже в мыслях, даже на бумаге, туда возвращаться. Потом, впоследствии, читая газеты, книги, смотря фильмы, в которых «афганцы» были показаны сильными, бесстрашными, крушащими все на своём пути, этакими советскими Сталлоне и Шварцнегерами, Чёрный понял, что, наверное, он сделал правильно. Народу нужны были герои, а что происходило в Афганистане на самом деле, мало кого интересовало. Он вспомнил как погиб капитан Савельев, любимец всей роты, как говорили про него солдаты, «батяня». Капитану тогда было двадцать восемь. От него только фуражка осталась. Почему-то Евгению больше всего запомнилась эта фуражка, которая, заторможено кружась, как в замедленной съёмке, летела по воздуху. От самого Савельева не осталось ничего, даже костей. Бомба-трехтонка, сброшенная с нашего «СУ-17», упала прямо на капитана, а самого Евгения взрывной волной отбросило метров на сто, и со всей силы жахнуло о дувал. Как он жив остался, одному Богу известно. А когда открыл глаза, увидел летящую фуражку. И услышал тишину. Громоподобную тишину. Разрывающую барабанные перепонки. Никогда впоследствии он такой не слышал. Потом оказалось, что у него сильнейшая контузия. Самое удивительное, что его не комиссовали. Командир части скрыл это от вышестоящего начальства. Может, испугался. В медсанчасти записали «сотрясение мозга», и все. Чёрный тогда молодой был, спорить не стал, да и не знал он, что у него контузия. Отлежался в госпитале, радовался, что легко отделался. А то, что после этого начались страшные головные боли, ну, так это, как говорится, издержки производства. Это уж потом на свет божий вылезли разные болячки, а тогда, по молодости, все до фени было. Евгений часто вспоминал эту фуражку. За два года службы в Афганистане много разных случаев было, но больше всего запомнилась капитанская фуражка. И вот сейчас, глядя на проплывающий за окном машины, запылённый, раскалённый от солнца, Яффо, он снова увидел воронку от бомбы, могилу капитана Савельева, и его летящую фуражку.
— Что задумался, Чёрный? — спросил Натан, прикуривая «Парламент»,
— Да так, о своём.
— Вообщем, Женя, и тебе дело нашлось. Надо, чтобы ты переговорил с той толстой коровой.
— Какой коровой?
— Ну, этой журналисткой. Как её? Марковой. Лидой. Придумай, где с ней можно пересечься невзначай. Так, чтоб она не подумала, что я её специально разыскиваю.
— Ты что, Натан, головой поехал? Зачем она тебе?
— Я знаю, как её использовать, — засмеялся Натан. — Смотри сам: толстая, белокурая, в соку баба… Кстати, ты не в курсе, она крашенная? Ну, не важно. Марокашкам такие нравятся. Они от них кипятком писают. Вот мы её и попросим познакомиться поближе с Роном или Ави Абуджарбиль.
— Думаешь, согласится?
— Если она настоящая журналистка, а не профура какая-нибудь, то должна мне ноги целовать за такое предложение. Тему для репортажа отхватит аховую!
— Подожди, Натан, ты, что, хочешь внедрить её в клан Абуджарбилей?
— Точно. Есть такая мыслишка. А потом она их сдаст полиции. Заработает благодарность от государства.
— Они же её порежут!
— Тебя это волнует? Меня — нет. Ты же сам говорил, что она — дерьмо!
— Я этого не говорил. Все равно, как-то непорядочно.
— Непорядочно, говоришь? А с тобой она порядочно поступила? Или ты уже простил её? Никогда, ничего и никому нельзя прощать. Иначе затопчут! Правильно я говорю, Дядя Борух? И не переживай, ничего с ней не случиться. Люди Рустама будут за ней присматривать. Да и Харифов я предупрежу. В крайнем случае, президент Израиля прочитает над её могилкой молитву, — засмеялся Натан.
Чёрный промолчал. Не нравилась ему эта затея.
— Слышь, Женя, — Дядя Борух повернулся к нему, — помнишь, ты как-то заикался про «русских пантер» и семейку, которая, якобы, ими руководила?
— Ну? Помню. Марк Доберман и Лея Филопонтова.
— Я вот что думаю, Натан, почему бы не использовать этих мудаков против Абуджарбиля? — спросил Дядя Борух. — Мне кажется, они немало нахапали, я наводил справки, пора бы и отработать. Как думаешь?
— Кто такие? Почему не знаю?
Евгений вкратце рассказал Натану все, что знал о, так называемых, «русских пантерах», Добермане, Филопонтовой, и ворованных деньгах.
— И что, много награбили? — поинтересовался Натан.
— Честно говоря, не знаю. По слухам, много. Иначе, зачем Доберману бежать из Израиля? Кстати, с ним связана ещё одна интересная история. Когда в Израиль приезжала съёмочная группа передачи «Совершенно секретно», они наняли Добермана в качестве консультанта по криминалу. Доберман тоже журналистом был. В итоге группа лишилась двадцати тысяч долларов. Таких историй великое множество, — ответил Чёрный.
— Интересно, — задумчиво протянул Натан. — И что, с него не сняли стружку?
— Был какой-то шум, но я не совсем в курсе. Вообще-то, он очень скользкий тип.
— Значит, говоришь, Лея Филопонтова? Надо подумать. Предложение стоящее. Как она выглядит?
— Мало чем отличается от Лидки Марковой, такая же толстая, — ответил Евгений.
— Как к ней подобраться?
— Не ломай голову. Объяви о какой-нибудь пресс-конференции с бесплатной жратвой и пойлом, писаки со всего Израиля сбегутся. На халяву и уксус сладкий. Заодно обработаешь и Лидку, и Филопонтову, — лениво сказал Евгений и достал из кармана таблетки от головной боли.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83
Натан с Дядей Борухом все ещё обсуждали предстоящее объединение бизнесменов в единую партию. Евгений не совсем понимал заинтересованность старого вора в подобном объединении. Ему-то какой прок от всего этого? Он находится в России, в Израиль наезжает время от времени… Америка — ещё куда ни шло, страна богатая, миллионер на миллионере, весь цвет воровской России туда перебрался… Кому нужен нищий, третьесортный, маленький Израиль? От местных «баронов» не продохнуть! Впрочем, не его это дело. В уме он уже прокручивал статью, которую мог бы написать. Это была бы сенсация! Но он никогда её не напишет. Евгений не испытывал по этому поводу никаких сожалений. Так же как не испытывал сожалений тогда, когда, весь израненный, разбитый физически и морально, вернувшись из Афганистана, он отказался от выгодного предложения одного финского информационного агентства, написать несколько статей о той войне. И не потому, что тогда, в 83-м, о войне в Афгане писать правду было не принято. Он не хотел даже в мыслях, даже на бумаге, туда возвращаться. Потом, впоследствии, читая газеты, книги, смотря фильмы, в которых «афганцы» были показаны сильными, бесстрашными, крушащими все на своём пути, этакими советскими Сталлоне и Шварцнегерами, Чёрный понял, что, наверное, он сделал правильно. Народу нужны были герои, а что происходило в Афганистане на самом деле, мало кого интересовало. Он вспомнил как погиб капитан Савельев, любимец всей роты, как говорили про него солдаты, «батяня». Капитану тогда было двадцать восемь. От него только фуражка осталась. Почему-то Евгению больше всего запомнилась эта фуражка, которая, заторможено кружась, как в замедленной съёмке, летела по воздуху. От самого Савельева не осталось ничего, даже костей. Бомба-трехтонка, сброшенная с нашего «СУ-17», упала прямо на капитана, а самого Евгения взрывной волной отбросило метров на сто, и со всей силы жахнуло о дувал. Как он жив остался, одному Богу известно. А когда открыл глаза, увидел летящую фуражку. И услышал тишину. Громоподобную тишину. Разрывающую барабанные перепонки. Никогда впоследствии он такой не слышал. Потом оказалось, что у него сильнейшая контузия. Самое удивительное, что его не комиссовали. Командир части скрыл это от вышестоящего начальства. Может, испугался. В медсанчасти записали «сотрясение мозга», и все. Чёрный тогда молодой был, спорить не стал, да и не знал он, что у него контузия. Отлежался в госпитале, радовался, что легко отделался. А то, что после этого начались страшные головные боли, ну, так это, как говорится, издержки производства. Это уж потом на свет божий вылезли разные болячки, а тогда, по молодости, все до фени было. Евгений часто вспоминал эту фуражку. За два года службы в Афганистане много разных случаев было, но больше всего запомнилась капитанская фуражка. И вот сейчас, глядя на проплывающий за окном машины, запылённый, раскалённый от солнца, Яффо, он снова увидел воронку от бомбы, могилу капитана Савельева, и его летящую фуражку.
— Что задумался, Чёрный? — спросил Натан, прикуривая «Парламент»,
— Да так, о своём.
— Вообщем, Женя, и тебе дело нашлось. Надо, чтобы ты переговорил с той толстой коровой.
— Какой коровой?
— Ну, этой журналисткой. Как её? Марковой. Лидой. Придумай, где с ней можно пересечься невзначай. Так, чтоб она не подумала, что я её специально разыскиваю.
— Ты что, Натан, головой поехал? Зачем она тебе?
— Я знаю, как её использовать, — засмеялся Натан. — Смотри сам: толстая, белокурая, в соку баба… Кстати, ты не в курсе, она крашенная? Ну, не важно. Марокашкам такие нравятся. Они от них кипятком писают. Вот мы её и попросим познакомиться поближе с Роном или Ави Абуджарбиль.
— Думаешь, согласится?
— Если она настоящая журналистка, а не профура какая-нибудь, то должна мне ноги целовать за такое предложение. Тему для репортажа отхватит аховую!
— Подожди, Натан, ты, что, хочешь внедрить её в клан Абуджарбилей?
— Точно. Есть такая мыслишка. А потом она их сдаст полиции. Заработает благодарность от государства.
— Они же её порежут!
— Тебя это волнует? Меня — нет. Ты же сам говорил, что она — дерьмо!
— Я этого не говорил. Все равно, как-то непорядочно.
— Непорядочно, говоришь? А с тобой она порядочно поступила? Или ты уже простил её? Никогда, ничего и никому нельзя прощать. Иначе затопчут! Правильно я говорю, Дядя Борух? И не переживай, ничего с ней не случиться. Люди Рустама будут за ней присматривать. Да и Харифов я предупрежу. В крайнем случае, президент Израиля прочитает над её могилкой молитву, — засмеялся Натан.
Чёрный промолчал. Не нравилась ему эта затея.
— Слышь, Женя, — Дядя Борух повернулся к нему, — помнишь, ты как-то заикался про «русских пантер» и семейку, которая, якобы, ими руководила?
— Ну? Помню. Марк Доберман и Лея Филопонтова.
— Я вот что думаю, Натан, почему бы не использовать этих мудаков против Абуджарбиля? — спросил Дядя Борух. — Мне кажется, они немало нахапали, я наводил справки, пора бы и отработать. Как думаешь?
— Кто такие? Почему не знаю?
Евгений вкратце рассказал Натану все, что знал о, так называемых, «русских пантерах», Добермане, Филопонтовой, и ворованных деньгах.
— И что, много награбили? — поинтересовался Натан.
— Честно говоря, не знаю. По слухам, много. Иначе, зачем Доберману бежать из Израиля? Кстати, с ним связана ещё одна интересная история. Когда в Израиль приезжала съёмочная группа передачи «Совершенно секретно», они наняли Добермана в качестве консультанта по криминалу. Доберман тоже журналистом был. В итоге группа лишилась двадцати тысяч долларов. Таких историй великое множество, — ответил Чёрный.
— Интересно, — задумчиво протянул Натан. — И что, с него не сняли стружку?
— Был какой-то шум, но я не совсем в курсе. Вообще-то, он очень скользкий тип.
— Значит, говоришь, Лея Филопонтова? Надо подумать. Предложение стоящее. Как она выглядит?
— Мало чем отличается от Лидки Марковой, такая же толстая, — ответил Евгений.
— Как к ней подобраться?
— Не ломай голову. Объяви о какой-нибудь пресс-конференции с бесплатной жратвой и пойлом, писаки со всего Израиля сбегутся. На халяву и уксус сладкий. Заодно обработаешь и Лидку, и Филопонтову, — лениво сказал Евгений и достал из кармана таблетки от головной боли.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83