— Нет, — ответило видение. — Это я, Азраил, со своей паршивой работенкой. Прости, что разочаровал.
На следующее утро она продолжила путь, ни словом не обмолвившись мужу о своих грезах. Спустя два часа они приблизились к руинам одного из придорожных постоялых дворов, построенных во время оно вдоль всей трассы с пятимильными интервалами. Когда Хадиджа увидала руины, она не знала ничего из его прошлого — о странниках, ограбленных во сне, и так далее, — но расценила, что это — драгоценный дар.
— Я должна войти и прилечь, — сообщила она сарпанчу, который возразил:
— Но марш!
— Не бери в голову, — сказала она мягко. — Ты сможешь догнать их позже.
Она устроилась среди щебня древних развалин, положив голову на гладкий камень, который сарпанч нашел для нее. Старик заплакал, но от этого не было проку, и через минуту она была мертва. Он догнал колонну и в гневе предстал пред Аишей.
— Я не должен был слушать тебя, — сказал он ей. — А теперь ты убила мою жену.
Шествие остановилось. Мирза Саид Ахтар, воспользовавшись возможностью, принялся громко настаивать, чтобы Хадиджа была доставлена в надлежащее мусульманское место погребения. Но Аиша была против.
— Архангелом заповедано нам идти прямо к морю, не возвращаясь и не сворачивая.
Мирза Саид обратился к паломникам.
— Она — возлюбленная жена вашего сарпанча, — кричал он. — Вы бросите ее в канаву у дороги?
Когда титлипурские крестьяне согласились, что Хадиджа должна быть похоронена немедленно, Саид не мог поверить ушам. Он понял, что они были настроены еще решительнее, чем он подозревал: даже сарпанч, понесший тяжелую утрату, и тот согласился. Хадиджа была похоронена на углу бесплодного поля позади разрушенной дорожной станции прошлого.
На следующий день, однако, Мирза Саид заметил, что сарпанч держится особняком от толпы пилигримов и, печально попросив подаяний в некотором отдалении от остальных, шмыгнул в кусты бугенвиллии. Саид выпрыгнул из мерседеса и поспешил к Аише, дабы закатить очередную сцену.
— Ты чудовище! — кричал он. — Чудовище без сердца! Зачем ты привела сюда старую женщину умирать?
Она проигнорировала его, но по пути обратно к трейлеру к нему приблизился сарпанч и сказал:
— Мы были бедными людьми. Мы знали, что нам нечего надеяться идти в Мекку-Шариф, пока она не убедила. Она убедила, и вот теперь взгляните на плоды ее трудов.
Аиша-кахин потребовала разговора с сарпанчом, но не дала ему ни слова утешения.
— Укрепите свою веру, — ругала она его. — Она, умершая на великом паломничестве, уверена насчет дома в Раю. Ваша жена сидит теперь среди ангелов и цветов; о чем же Вам сожалеть?
Тем же вечером сарпанч Мухаммед-Дин подошел к Мирзе Саиду, сидящему у маленького походного костерка.
— Простите меня, Сетджи, — молвил он, — но можно ли мне, как Вы когда-то предлагали, поехать на Вашем автомобиле?
Не желающий полностью отказываться от проекта, ради которого умерла его жена, неспособной более поддерживать в себе абсолютную веру, которой требовало предприятие, Мухаммед-Дин вступил в фургон скептицизма.
— Мой первый обращенный, — обрадовался Мирза Саид.
* * *
На четвертую неделю отступничество сарпанча Мухаммед-Дина возымело эффект. Он расположился на заднем сиденье мерседеса, как будто это он был заминдаром, а Мирза Саид — шофером, и постепенно кожаная обивка и кондиционер и бар для виски с содовой и электрически управляемые зеркальные окна научили его высокомерию; он задрал нос и придал своему лицу надменное выражение человека, который может видеть, не будучи увиденным. Мирза Саид в водительском кресле ощущал, как его глаза и нос наполняются пылью, залетающей через отверстие, где полагается находиться ветровому стеклу, но, несмотря на этот дискомфорт, он чувствовал себя куда лучше, чем прежде. Теперь, в конце каждого дня, группа паломников собиралась вокруг сверкающего звездой мерседеса, и Мирза Саид говорил с ними и выяснял их настроения, пока они созерцали сарпанча Мухаммед-Дина, поднимающего и опускающего зеркальные стекла заднего окна так, чтобы они видели попеременно его черты и свои собственные. Присутствие сарпанча в мерседесе придавало новую силу словам Мирзы Саида.
Аиша не пыталась отозвать крестьян, и пока ее доверие было оправдано; не случилось ни одного нового дезертирства в лагерь неверных. Но Мирза Саид видел ее многочисленные взгляды, бросаемые в его направлении, и, была она провидицей или нет, он мог поставить хорошие деньги на то, что это были злые взгляды молоденькой девчонки, более не уверенной в надежности своего пути.
Потом она исчезла.
Она ушла во время полуденной сиесты и не появлялась в течение полутора дней, вызвав столпотворение среди паломников: она всегда знала, как подхлестнуть чувства аудитории, предположил Саид; затем она вернулась к ним сквозь омраченный пылью пейзаж, и на сей раз в ее серебряных волосах сверкали прожилки золота, и брови ее тоже стали золотыми. Она подозвала крестьян и сказала им, что архангел разгневан оттого, что людей Титлипура переполняют сомнения всего лишь из-за вознесения мученика в Рай. Она предупредила, что он серьезно подумывал аннулировать свое предложение о разделении вод, «чтобы все, что вы получили в Аравийском море — это морская ванна, а потом обратно, к вашим пустынным картофельным полям, на которые никогда больше не упадет ни капли дождя».
Крестьяне были потрясены.
— Нет, этого не должно случиться, — умоляли они. — Бибиджи, простите нас.
Это был первый раз, когда они использовали имя прежней святой, чтобы назвать девочку, ведущую их с абсолютизмом, начавшим пугать их настолько же, насколько и впечатлял. После ее речи сарпанч и Мирза Саид были оставлены в фургоне одни. «Второй раунд за архангелом», — подумал Мирза Саид.
* * *
На пятую неделю здоровье большинства старших паломников резко ухудшилось, запасы продовольствия сильно истощились, вода была труднодоступна, и детские слезные каналы были сухи. Стаи стервятников кружили неподалеку.
Поскольку пилигримы оставили позади сельскохозяйственные области и ступили в более густо заселенные районы, степень преследований возросла. Автобусы дальнего следования и фуры нередко отказывались сворачивать, и ходокам приходилось отпрыгивать с пути, крича и падая друг на друга. Велосипедисты, семья из шести человек на мотоциклах Радждут, мелкие владельцы магазинов швыряли проклятья.
— Психи! Деревенщины! Муслимы!
Часто им приходилось двигаться всю ночь, потому что власти того или иного городка не желали, чтобы эта шушера спала на их тротуарах. Многочисленные смерти стали неизбежны.
Затем вол обращенного, Османа, упал на колени среди велосипедов и верблюжьих экскрементов небольшого безымянного города.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172