В это же время Саладин Чамча, обедавший с Алли Конус в ее квартире, не ведающий о происходящем на Спитлбрикских Полях, соблюдающий приличия, сочувствующий, бормочущий содействующий неискренний, вышел в ночь; обнаружил образовавших testudo мужчин в шлемах, с пластиковыми щитами наготове, движущихся к нему через Поля уверенной, неумолимой рысью; засвидетельствовал появление в небе гигантского саранчового роя вертолетов, свет от которых падал подобно тяжелому дождю; увидел тянущиеся брандспойты; и, повинуясь неодолимому безусловному рефлексу, вильнул хвостом и бросился наутек (не подозревая, что выбрал неверный путь), полным ходом устремившись в направлении Шаандаара.
* * *
Телевизионные камеры поспевают аккурат к налету на клуб «Горячий Воск».
Вот что видит камера: менее чувствительное, чем у человеческого глаза, ее ночное зрение ограничено тем, что показывают вспыхивающие огни. Вертолет висит над ночным клубом, мочась на него длинными золотистыми потоками света; камере понятен этот образ. Государственная машина, надругавшаяся над своими врагами. — А теперь камера есть и в небе; редактор новостей оплатил где-то санкционирование аэросъемки, и с другого вертолета новостная команда ведет свою видеоохоту . Никто не пытается отогнать этот вертолет. Шум толпы тонет в рокоте вращающихся лопастей. В этом отношении видеозаписывающая аппаратура опять-таки оказывается менее чувствительной, чем, в данном случае, человеческое ухо.
— Снижаемся.
Мужчина, пылающий под солнечными стрелами прожекторов, торопливо говорит в микрофон. Позади него — свистопляска теней. Но между репортером и беспорядочной теневой страной стоит стена: люди в защитных шлемах, несущие щиты. Репортер говорит тяжело; зажигательныебомбы пластиковыепули пострадавшиеполицейские брандспойт грабеж, — ограничиваясь, разумеется, голыми фактами. Но камера видит то, о чем он молчит. Камера — вещь, которую легко сломать или украсть; недолговечность делает ее скрупулезной. Камера требует закона, порядка, тонких синих линеечек. Стремясь сохранить себя, она остается позади стены ограждения, наблюдая теневые страны издалека и, конечно же, сверху: иначе говоря, она выбирает, на какую сторону встать.
— Снижаемся.
Световые пушки освещает новое лицо, румяное, с тяжелой челюстью. У этого лица есть имя: бегущая строка появляются поперек его туники. Инспектор Стивен Кинч. Камера показывает его потому, что он — хороший человек на невозможном задании. Отец, мужчина, любящий хлебнуть пивка. Он говорит: нельзя-допустить-перемещений-по-территории полицейским-нужны-лучшие-средства-защиты смотрите-бунтовщики-поджигают-пластиковые-щиты. Он рассказывает об организованной преступности, политических агитаторах, бомбовых заводах, наркотиках. «Мы понимаем, что некоторые из этих детей могут чувствовать себя обиженными, но мы не будем и не может быть для общества мальчиками для битья». Ободренный огнями и терпеливыми, молчаливыми объективами, он идет дальше. Эти дети не знают, насколько им повезло, допускает он. Они должны посоветоваться с друзьями и родными. Африка, Азия, Карибы: вот где сейчас настоящие проблемы. Вот места, где недовольство людей может заслуживать уважение. А здесь все не так уж и плохо, все в порядке вещей; ни тебе резни, ни пыток, ни военных переворотов. Люди должны ценить то, что имеют, прежде, чем потеряют это. Наша земля всегда была мирной, говорит он. Наша трудолюбивая островная раса. — Позади него камера видит носилки, санитарные машины, боль. — Она замечает странные человекоподобные фигуры, поднимающиеся из чрева клуба «Горячий Воск», и признает в них изображения сильных мира сего. Инспектор Кинч объясняет. Они готовят их там в духовке, они называют это забавой, я лично не стал бы это так называть. — Камера взирает на восковые манекены с отвращением. — Не воняет ли здесь чем-то ведьмовским , чем-то людоедским? Не совершаются ли здесь черные искусства ? — Камера смотрит на разбитые окна. Она видит что-то горящее между: машина, магазин. Она не может понять — или показать, — чего добиваются всем этим. Эти люди жгут свои собственные улицы.
— Снижаемся.
Вот — ярко освещенный магазин видеоаппаратуры. Несколько экранов виднеются за окном; камера — самый безумный из нарциссистов — смотрит ТВ, создавая на мгновение беспредельное пространство телевизоров, исчезающее в точку.
— Снижаемся.
Вот — важная голова, купающаяся в лучах света: дискуссия в студии. Голова толкует о бандитах . Билли Кид, Нед Келли: они были людьми, стоящими за настолько же, насколько и против . Современные массовые убийцы, испытывая недостаток в этом героическом измерении, являются не более чем больными, испорченными существами, совершенно не состоявшимися как личности, чьи преступления отличает внимание к процедуре, к методологии — скажем, ритуалу ; ими движет, по всей видимости, стремление ничтожества обратить на себя внимание, выбраться из канавы и стать, хоть на мгновение, звездой. — Или некая смещенная жажда смерти: убить то, что ты любишь, и тем уничтожить себя. — Кто же такой Потрошитель Старушек? интересуется вопрошающий. И как там насчет Джека ? — Истинный преступник, настаивает голова, есть темное зеркальное изображение героя. — Может быть, эти бунтовщики? В голосе ведущего звучит вызов. Вы не боитесь поддаться очарованию, стремлению к «легитимизации»? — Голова мотается из стороны в сторону в знак отрицания, сокрушается о материализме нынешней молодежи. Ограбление видеомагазинов — не то, о чем толкует голова. — Но как же тогда со стариками? Буч Кэссиди , братья Джеймс , Капитан Лунный Свет , банда Келли. Все они — разве не так? — грабили банки.
— Снижаемся.
Позже, той же ночью, камера вернется к этой витрине. Телевизоров там не будет.
Камера следит с воздуха за входом в клуб «Горячий Воск». Теперь полиция покончила с восковыми изображениями и выводит настоящих людей. Камера приближается к арестованным: высокий альбинос; мужчина в костюме от Армани, напоминающий темное зеркальное изображение де Ниро; молоденькая девушка лет — скольки? — четырнадцати, пятнадцати? — угрюмый парень лет двадцати пяти или около того. Имена не называются; камера не знает этих лиц. Постепенно, однако, появляются факты. Ди-джею клуба, Сьюзанкеру Тарану, известному также как «Пинквалла», и его хозяину, господину Джону Масламе, будет предъявлено обвинение в крупномасштабной торговле наркотиками — крэком, «коричневым сахаром», гашишем, кокаином. Мужчина, арестованный вместе с ними, служащий Масламы в расположенном неподалеку музыкальном магазине «Попутные Ветра», зарегистрирован как владелец фургона, в котором было обнаружено неуточненное количество «тяжелых наркотиков»;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172