И совершил там грех, не думая о Господе Боге.
С того дня Юхан возненавидел отца. От всего сердца. Опять же не посоветовавшись с Господом Богом.
Иаков проснулся, когда Дина вернулась в залу.
— Господи, где ты была?! — воскликнул он, увидев, что она насквозь мокрая.
— Купалась.
— Ночью? — недоверчиво спросил он.
— Да. Ночью там никого нет. — Она сняла мокрую одежду, бросила на пол и забралась к нему в постель.
Тепла у него было достаточно на них обоих.
— Ну что, ведьма, видела там призрака? — сонно пошутил он.
— Не призрака, а призракова сына!
Он тихонько засмеялся, охая, что она такая холодная. Иаков не тревожился. Он не знал, что она умеет плавать.
ГЛАВА 7
Может ли кто взять себе огонь в пазуху, чтобы не прогорело платье его?
Может ли кто ходить по горящим угольям, чтобы не обжечь ног своих?
Книга Притчей Соломоновых, 6:27, 28
Дина поехала в Берген в то же лето. Матушка Карен поняла, что за одну ночь Дину не воспитаешь. И когда их шхуна отошла от берега, она призналась, что уже давно тосковала по миру и покою в усадьбе. Другое дело, что сразу после них уехал и Юхан, — это для нее было куда тяжелее.
Дина была своенравным ребенком, за которым нужен был глаз да глаз.
Ее проделки не раз смущали и выбивали из привычного ритма всю команду.
Андерс относился к этому спокойно и только посмеивался.
Первым делом Дина перетащила свой спальный мешок из каюты на палубу. Там она играла в карты и распевала веселые песни с чужим черноусым парнем, который в последнюю минуту нанялся на шхуну матросом. Парень играл на каком-то чудном струнном инструменте, на каких часто играют русские моряки.
Говорил он на ломаном шведском и утверждал, что уже много лет кочует из страны в страну.
Он прибыл с севера на русском судне и в один прекрасный день объявился в Рейнснесе, где задержался в ожидании попутного судна, идущего на юг.
Иаков крикнул раза два рулевому, чтобы на палубе вели себя потише. Но это не возымело действия, и Иаков почувствовал себя старым ворчуном. А эта роль была ему не по душе.
В конце концов он вылез из каюты и присоединился к общему веселью.
На другой день вечером Иаков приказал сделать остановку в Грётёйе. Их приняли хорошо.
Грётёйе был одним из тех мест, куда тоже заходил «Принц Густав», и хозяин вынашивал планы построить большой новый дом, лавку и почтовую контору.
Незадолго перед тем туда приехал художник, который собирался писать портреты моряков. Внимание Дины сосредоточилось на мольберте. Она как зверек сновала вокруг, принюхиваясь к масляным краскам и скипидару. Следила за всеми движениями художника и только что не забралась к нему на колени.
Ее непосредственность смущала всех. Прислуга шепталась о молодой хозяйке Рейнснеса. Люди качали головами, жалея Иакова Грёнэльва. Не сладко, видать, ему…
Внимание, оказанное Диной художнику, превратило Иакова в злобного цепного пса. К тому же ее поведение казалось ему неприличным.
За все это он попробовал рассчитаться с ней в постели. Набросился на нее по праву обиженного и ревнивого супруга.
Однако за тонкой перегородкой стали так выразительно кашлять, что ему пришлось отказаться от своих намерений.
Дина приложила пальцы к его губам и тихонько шикнула. Потом задрала ночную рубашку и уселась на оторопевшего Иакова. Так, относительно беззвучно, она причислила их обоих к сонму блаженных.
Когда шхуна снова вышла в море, Дина спокойно сидела в каюте. И мир показался Иакову гораздо светлее.
Теперь уже до самого Бергена он не испытывал никаких огорчений.
В Бергене вокруг Вогена жизнь била ключом! Крепость, дома, церкви, экипажи, нарядные господа и дамы с зонтиками.
Динина голова вертелась из стороны в сторону, будто на шарнире. Ее новые дорожные башмаки стучали по брусчатке. Она внимательно разглядывала каждого кучера, высокомерно восседавшего на своем сиденье с кнутом на коленях.
Экипажи походили на разукрашенные торты, их почти не было видно из-за светлых летних платьев с оборками и рюшами. И кружевных зонтиков, скрывавших головы и лица своих хозяек.
Были там и кавалеры. Одни в элегантных темных костюмах и котелках, другие — молодые, дерзкие, в светлых костюмах и соломенных шляпах, сдвинутых на лоб.
В одном месте они увидели старого офицера в синем мундире с красными отворотами, который наклонился к водяной колонке. Его закрученные усы были так нафабрены, что казались ненастоящими. Дина подошла и недоверчиво потрогала офицера. Иаков схватил ее за руку и смущенно кашлянул.
Вывеска кафе обещала мадеру и гаванские сигары. За занавесками виднелись красные плюшевые диваны и абажуры с бахромой.
Дина пожелала зайти в кафе и выкурить сигару. Иаков поплелся за ней. Как заботливый отец, он пытался втолковать ей, что дамам не положено курить сигары в общественном месте.
— Когда-нибудь я все равно приеду сюда и выкурю сигару! — оскорбленно заявила Дина и с жадностью набросилась на мадеру.
Иаков купил себе красивый костюм для прогулок, с бархатными отворотами, синей жилеткой из альпаки, на двух пряжках, и клетчатыми брюками. Котелок сидел на нем так, будто Иаков никогда в жизни не носил других головных уборов.
Не пожалел он времени и на цирюльника. И вернулся в гостиницу гладковыбритый, без бороды. На это у него было две причины.
Во-первых, хозяин гостиницы спросил, займут ли господин Грёнэльв и его дочь два отдельных номера. И во-вторых, Иаков помнил, как почти год назад Дина обратила внимание на то, что он поседел. Ему не хотелось выглядеть более седым, чем неизбежно.
Дина примеряла платья и шляпы так же серьезно, как перед отъездом из отцовской усадьбы тайком примеряла платья Ертрюд.
Бергенские туалеты совершили чудо: Дина стала выглядеть старше, а Иаков — моложе.
Как два неисправимых щеголя, они ловили свое отражение в витринах магазинов и лужах.
Андерс добродушно посмеивался над их безобидным маскарадом.
Дина оценивала товар и считала — складывала, умножала. Когда совершались торговые сделки, она служила для Иакова и Андерса своеобразной счетной машиной. Чем и привлекала к себе всеобщее внимание.
Однажды вечером Иаков выпил и его охватила ревность. Дина беседовала с важным господином, который отнесся к ней с большим уважением, послушав, как она играла Бетховена на пианино в гостиной.
Оставшись с Диной наедине, Иаков заявил ей, что она всегда будет похожа на шлюху, если и впредь будет ходить с распущенными волосами.
Дина не ответила. Но он не унялся. Тогда она изо всей силы ударила его ногой по лодыжке. Он застонал.
— Это все твоя жадность, Иаков! — сказала она. — Тебе просто жалко, чтобы кто-нибудь, кроме тебя, видел мои волосы. Если бы Господь был так же жаден, как ты, у людей бы просто не росли волосы!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119
С того дня Юхан возненавидел отца. От всего сердца. Опять же не посоветовавшись с Господом Богом.
Иаков проснулся, когда Дина вернулась в залу.
— Господи, где ты была?! — воскликнул он, увидев, что она насквозь мокрая.
— Купалась.
— Ночью? — недоверчиво спросил он.
— Да. Ночью там никого нет. — Она сняла мокрую одежду, бросила на пол и забралась к нему в постель.
Тепла у него было достаточно на них обоих.
— Ну что, ведьма, видела там призрака? — сонно пошутил он.
— Не призрака, а призракова сына!
Он тихонько засмеялся, охая, что она такая холодная. Иаков не тревожился. Он не знал, что она умеет плавать.
ГЛАВА 7
Может ли кто взять себе огонь в пазуху, чтобы не прогорело платье его?
Может ли кто ходить по горящим угольям, чтобы не обжечь ног своих?
Книга Притчей Соломоновых, 6:27, 28
Дина поехала в Берген в то же лето. Матушка Карен поняла, что за одну ночь Дину не воспитаешь. И когда их шхуна отошла от берега, она призналась, что уже давно тосковала по миру и покою в усадьбе. Другое дело, что сразу после них уехал и Юхан, — это для нее было куда тяжелее.
Дина была своенравным ребенком, за которым нужен был глаз да глаз.
Ее проделки не раз смущали и выбивали из привычного ритма всю команду.
Андерс относился к этому спокойно и только посмеивался.
Первым делом Дина перетащила свой спальный мешок из каюты на палубу. Там она играла в карты и распевала веселые песни с чужим черноусым парнем, который в последнюю минуту нанялся на шхуну матросом. Парень играл на каком-то чудном струнном инструменте, на каких часто играют русские моряки.
Говорил он на ломаном шведском и утверждал, что уже много лет кочует из страны в страну.
Он прибыл с севера на русском судне и в один прекрасный день объявился в Рейнснесе, где задержался в ожидании попутного судна, идущего на юг.
Иаков крикнул раза два рулевому, чтобы на палубе вели себя потише. Но это не возымело действия, и Иаков почувствовал себя старым ворчуном. А эта роль была ему не по душе.
В конце концов он вылез из каюты и присоединился к общему веселью.
На другой день вечером Иаков приказал сделать остановку в Грётёйе. Их приняли хорошо.
Грётёйе был одним из тех мест, куда тоже заходил «Принц Густав», и хозяин вынашивал планы построить большой новый дом, лавку и почтовую контору.
Незадолго перед тем туда приехал художник, который собирался писать портреты моряков. Внимание Дины сосредоточилось на мольберте. Она как зверек сновала вокруг, принюхиваясь к масляным краскам и скипидару. Следила за всеми движениями художника и только что не забралась к нему на колени.
Ее непосредственность смущала всех. Прислуга шепталась о молодой хозяйке Рейнснеса. Люди качали головами, жалея Иакова Грёнэльва. Не сладко, видать, ему…
Внимание, оказанное Диной художнику, превратило Иакова в злобного цепного пса. К тому же ее поведение казалось ему неприличным.
За все это он попробовал рассчитаться с ней в постели. Набросился на нее по праву обиженного и ревнивого супруга.
Однако за тонкой перегородкой стали так выразительно кашлять, что ему пришлось отказаться от своих намерений.
Дина приложила пальцы к его губам и тихонько шикнула. Потом задрала ночную рубашку и уселась на оторопевшего Иакова. Так, относительно беззвучно, она причислила их обоих к сонму блаженных.
Когда шхуна снова вышла в море, Дина спокойно сидела в каюте. И мир показался Иакову гораздо светлее.
Теперь уже до самого Бергена он не испытывал никаких огорчений.
В Бергене вокруг Вогена жизнь била ключом! Крепость, дома, церкви, экипажи, нарядные господа и дамы с зонтиками.
Динина голова вертелась из стороны в сторону, будто на шарнире. Ее новые дорожные башмаки стучали по брусчатке. Она внимательно разглядывала каждого кучера, высокомерно восседавшего на своем сиденье с кнутом на коленях.
Экипажи походили на разукрашенные торты, их почти не было видно из-за светлых летних платьев с оборками и рюшами. И кружевных зонтиков, скрывавших головы и лица своих хозяек.
Были там и кавалеры. Одни в элегантных темных костюмах и котелках, другие — молодые, дерзкие, в светлых костюмах и соломенных шляпах, сдвинутых на лоб.
В одном месте они увидели старого офицера в синем мундире с красными отворотами, который наклонился к водяной колонке. Его закрученные усы были так нафабрены, что казались ненастоящими. Дина подошла и недоверчиво потрогала офицера. Иаков схватил ее за руку и смущенно кашлянул.
Вывеска кафе обещала мадеру и гаванские сигары. За занавесками виднелись красные плюшевые диваны и абажуры с бахромой.
Дина пожелала зайти в кафе и выкурить сигару. Иаков поплелся за ней. Как заботливый отец, он пытался втолковать ей, что дамам не положено курить сигары в общественном месте.
— Когда-нибудь я все равно приеду сюда и выкурю сигару! — оскорбленно заявила Дина и с жадностью набросилась на мадеру.
Иаков купил себе красивый костюм для прогулок, с бархатными отворотами, синей жилеткой из альпаки, на двух пряжках, и клетчатыми брюками. Котелок сидел на нем так, будто Иаков никогда в жизни не носил других головных уборов.
Не пожалел он времени и на цирюльника. И вернулся в гостиницу гладковыбритый, без бороды. На это у него было две причины.
Во-первых, хозяин гостиницы спросил, займут ли господин Грёнэльв и его дочь два отдельных номера. И во-вторых, Иаков помнил, как почти год назад Дина обратила внимание на то, что он поседел. Ему не хотелось выглядеть более седым, чем неизбежно.
Дина примеряла платья и шляпы так же серьезно, как перед отъездом из отцовской усадьбы тайком примеряла платья Ертрюд.
Бергенские туалеты совершили чудо: Дина стала выглядеть старше, а Иаков — моложе.
Как два неисправимых щеголя, они ловили свое отражение в витринах магазинов и лужах.
Андерс добродушно посмеивался над их безобидным маскарадом.
Дина оценивала товар и считала — складывала, умножала. Когда совершались торговые сделки, она служила для Иакова и Андерса своеобразной счетной машиной. Чем и привлекала к себе всеобщее внимание.
Однажды вечером Иаков выпил и его охватила ревность. Дина беседовала с важным господином, который отнесся к ней с большим уважением, послушав, как она играла Бетховена на пианино в гостиной.
Оставшись с Диной наедине, Иаков заявил ей, что она всегда будет похожа на шлюху, если и впредь будет ходить с распущенными волосами.
Дина не ответила. Но он не унялся. Тогда она изо всей силы ударила его ногой по лодыжке. Он застонал.
— Это все твоя жадность, Иаков! — сказала она. — Тебе просто жалко, чтобы кто-нибудь, кроме тебя, видел мои волосы. Если бы Господь был так же жаден, как ты, у людей бы просто не росли волосы!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119