С тех пор как она вышла замуж за Фому, она перестала обедать в большом доме. Добровольно отказалась от своей прежней привилегии. Потому что Фому никогда не приглашали на трапезу с господами.
Но она входила и выходила. Следила, чтобы все было в порядке. Словно метрдотель в дорогом ресторане. Несмотря на большой живот, она двигалась быстро и легко.
Лео сердечно поздоровался с ней как с членом семьи. Она держалась вежливо и сдержанно. Словно хотела защитить себя от ненужных вопросов.
Никто не заговаривал о тюрьме или о шпионаже. Но избежать разговора о войне они не могли.
— Вы в России довольны своим новым царем? — спросил Андерс.
— О нем существуют разные мнения. Но я уже давно не слыхал новостей из Петербурга. Между прочим, царь с честью вышел из этого поражения. Он получил хорошее образование, не только военное, в отличие от отца. Напротив. Одним из его наставников в отрочестве был поэт Василий Жуковский.
— Твой родственник? — быстро спросила Дина.
— Не исключено, — улыбнулся он.
— По-твоему, многое зависит от учителя? — спросила Дина и посмотрела на кандидата Ангелла.
— Думаю, да.
— Моим учителем был Лорк, — задумчиво сказала Дина.
— Тот, который научил вас играть на виолончели и пианино? — спросил кандидат.
— Да.
— А где он теперь?
— Всюду, и близко и далеко.
Стине в этот момент подала кофе. Она выпрямилась, услыхав ответ Дины. Потом спокойно вышла из комнаты. Андерс не мог скрыть удивления. Но промолчал.
— Приятно, что учителям придается такое большое значение, — сказал кандидат.
— А как же, — сказал Лео.
— Вы считаете, что Крымская война была заведомо проиграна, потому что солдат не учили сражаться? — поинтересовался кандидат.
— Война, в которой сражающиеся не видят смысла, всегда бывает заведомо проиграна. Война — это крайнее проявление человеческого страха, когда люди уже не могут договориться.
— Это уже этическая сторона вопроса, — заметил кандидат.
— Этическую сторону обойти невозможно, — сказал Лео.
— Этот мирный договор поставил Россию в зависимое положение, я так понимаю? — спросил Андерс.
— Мыслящий русский — самый независимый человек на свете, — с жаром произнес Лео. — Но Россия — это не один голос. Это многоголосый хор!
Андерс, всегда любивший сладкое, отложил ложку.
Дина забыла обо всех. Она уставилась в пространство и не замечала, что на нее смотрят. Наконец она схватила салфетку и вытерла губы.
— От этой двери где-то должен быть ключ, — проговорила она, ни к кому не обращаясь. — Я только никак не найду его…
— Что вы думаете об идее объединить все Скандинавские страны под одним флагом? — спросил кандидат у Лео.
— Это зависит от того, что вы понимаете под Скандинавскими странами, — уклончиво ответил Лео.
— Географические карты и так уже выглядят нелепо. Невозможно получить сплав из золота и золы. Он распадется на части при первом же морозе, — сухо заметил Андерс.
— Я не совсем уверен, что ты прав. Нация не должна замыкаться в себе. Человек, который не видит никого, кроме себя, обречен, — медленно сказал Лео, глядя в тарелку.
Дина с удивлением подняла на него глаза, потом рассмеялась. Все смущенно потупились.
— Дина, окажи последнюю милость старому, побежденному в войне русскому! — проникновенно попросил Лео.
— Какую же?
— Помнишь, я прислал тебе ноты? Сыграй что-нибудь оттуда!
— Сыграю, если ты пойдешь со мной искать медведя, который на прошлой неделе задрал в горах двух овец, — быстро сказала она.
— Идет! У тебя есть ружье?
— Мы возьмем ружье у Фомы!
Дина встала и, подобрав темно-синюю юбку, села к пианино.
Лео последовал за ней, остальные расположились в курительной, широко открыв двери. Руки Лео и Дины, случайно касаясь друг друга, то жгли огнем, то кололись, как шипы.
— Тут много трудных вещей, — сказала она.
— У тебя было достаточно времени, чтобы разобрать их…
— А я и не жалуюсь! — резко сказала она.
— Могу я выбрать? — Да.
— Спасибо. Тогда сыграй мне Лунную сонату Бетховена.
— Ты мне ее не прислал.
— Прислал. Это соната номер четырнадцать.
— Ошибаешься. Соната номер четырнадцать называется иначе. Это Sonata quasi una Fantasia, — высокомерно сказала Дина.
Лео стоял между Диной и мужчинами, сидевшими в курительной комнате, он загораживал ее от них. Шрам его в этот вечер был совсем светлый. Наверное, он вообще побледнел за это время.
— Мы оба правы. Сперва соната так и называлась, как написано в нотах. Но потом один писатель перекрестил ее в Лунную. Мне это название нравится больше. Это музыка для лунатиков.
— Возможно. Но мне у Бетховена больше нравится соната номер двадцать три — «Аппассионата».
— Сыграй сперва для меня, — тихо попросил Лео. Дина не ответила. Нашла ноты и села. Первые аккорды прозвучали скрипучим протестом. Потом музыка плавно заструилась по комнате.
По обыкновению, двери в буфетную и на кухню были открыты, там тоже воцарилась тишина. Олине и служанки тенями скользили мимо дверей.
Лицо у Дины было непроницаемо. Но пальцы, как проворные зверьки, выбегали из манжет, отделанных батистовыми рюшами.
Андерсу был виден профиль Дины. Русский стоял у нее за спиной. Его глаза были прикованы к ее волосам, руки он положил на спинку стула. Андерс зажег сигару, рука у него не дрожала. На фоне темной стены его лицо казалось светлым. Из-за морщин между бровями вид у него был неприступный. Хотя вообще он был человек добродушный.
На мгновение его глаза встретились с широко открытыми глазами Лео. Андерс кивнул ему. Словно они собирались сыграть партию в шахматы, которую Андерс в силу своей обходительности проиграл уже заранее.
Андерс был опытный наблюдатель. Он привык внимательно наблюдать и за своей собственной жизнью, и за жизнью других. Он подсчитал, сколько месяцев прошло с последнего приезда Лео и до их с Диной возвращения из Бергена. Потом склонил голову, и мысли его вместе с сигарным дымом устремились к потолочным балкам.
ЭПИЛОГ
Скажи мне, ты, которого любит душа моя: где пасешь ты? где отдыхаешь в полдень? к чему мне быть скиталицею возле стад товарищей твоих? Если ты не знаешь этого, прекраснейшая из женщин, то иди себе по следам овец, и паси козлят твоих подле шатров пастушеских.
Книга Песни Песней Соломона, 1:6, 7
В домах в усадьбе один за другим погасли огни. В коридоре слабо колебалось пламя двух свечей в массивных кованых подсвечниках.
Когда все разошлись по своим комнатам, Дина и Лео пошли пройтись. На фоне фиолетового неба вырисовывались две высокие, уже облетевшие осины. Ракушки, которыми вместе с песком были посыпаны дорожки вокруг клумб матушки Карен, в лунном свете казались маленькими черепами. Пряно пахло осенью.
Не сговариваясь, Дина и Лео направились к беседке.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119
Но она входила и выходила. Следила, чтобы все было в порядке. Словно метрдотель в дорогом ресторане. Несмотря на большой живот, она двигалась быстро и легко.
Лео сердечно поздоровался с ней как с членом семьи. Она держалась вежливо и сдержанно. Словно хотела защитить себя от ненужных вопросов.
Никто не заговаривал о тюрьме или о шпионаже. Но избежать разговора о войне они не могли.
— Вы в России довольны своим новым царем? — спросил Андерс.
— О нем существуют разные мнения. Но я уже давно не слыхал новостей из Петербурга. Между прочим, царь с честью вышел из этого поражения. Он получил хорошее образование, не только военное, в отличие от отца. Напротив. Одним из его наставников в отрочестве был поэт Василий Жуковский.
— Твой родственник? — быстро спросила Дина.
— Не исключено, — улыбнулся он.
— По-твоему, многое зависит от учителя? — спросила Дина и посмотрела на кандидата Ангелла.
— Думаю, да.
— Моим учителем был Лорк, — задумчиво сказала Дина.
— Тот, который научил вас играть на виолончели и пианино? — спросил кандидат.
— Да.
— А где он теперь?
— Всюду, и близко и далеко.
Стине в этот момент подала кофе. Она выпрямилась, услыхав ответ Дины. Потом спокойно вышла из комнаты. Андерс не мог скрыть удивления. Но промолчал.
— Приятно, что учителям придается такое большое значение, — сказал кандидат.
— А как же, — сказал Лео.
— Вы считаете, что Крымская война была заведомо проиграна, потому что солдат не учили сражаться? — поинтересовался кандидат.
— Война, в которой сражающиеся не видят смысла, всегда бывает заведомо проиграна. Война — это крайнее проявление человеческого страха, когда люди уже не могут договориться.
— Это уже этическая сторона вопроса, — заметил кандидат.
— Этическую сторону обойти невозможно, — сказал Лео.
— Этот мирный договор поставил Россию в зависимое положение, я так понимаю? — спросил Андерс.
— Мыслящий русский — самый независимый человек на свете, — с жаром произнес Лео. — Но Россия — это не один голос. Это многоголосый хор!
Андерс, всегда любивший сладкое, отложил ложку.
Дина забыла обо всех. Она уставилась в пространство и не замечала, что на нее смотрят. Наконец она схватила салфетку и вытерла губы.
— От этой двери где-то должен быть ключ, — проговорила она, ни к кому не обращаясь. — Я только никак не найду его…
— Что вы думаете об идее объединить все Скандинавские страны под одним флагом? — спросил кандидат у Лео.
— Это зависит от того, что вы понимаете под Скандинавскими странами, — уклончиво ответил Лео.
— Географические карты и так уже выглядят нелепо. Невозможно получить сплав из золота и золы. Он распадется на части при первом же морозе, — сухо заметил Андерс.
— Я не совсем уверен, что ты прав. Нация не должна замыкаться в себе. Человек, который не видит никого, кроме себя, обречен, — медленно сказал Лео, глядя в тарелку.
Дина с удивлением подняла на него глаза, потом рассмеялась. Все смущенно потупились.
— Дина, окажи последнюю милость старому, побежденному в войне русскому! — проникновенно попросил Лео.
— Какую же?
— Помнишь, я прислал тебе ноты? Сыграй что-нибудь оттуда!
— Сыграю, если ты пойдешь со мной искать медведя, который на прошлой неделе задрал в горах двух овец, — быстро сказала она.
— Идет! У тебя есть ружье?
— Мы возьмем ружье у Фомы!
Дина встала и, подобрав темно-синюю юбку, села к пианино.
Лео последовал за ней, остальные расположились в курительной, широко открыв двери. Руки Лео и Дины, случайно касаясь друг друга, то жгли огнем, то кололись, как шипы.
— Тут много трудных вещей, — сказала она.
— У тебя было достаточно времени, чтобы разобрать их…
— А я и не жалуюсь! — резко сказала она.
— Могу я выбрать? — Да.
— Спасибо. Тогда сыграй мне Лунную сонату Бетховена.
— Ты мне ее не прислал.
— Прислал. Это соната номер четырнадцать.
— Ошибаешься. Соната номер четырнадцать называется иначе. Это Sonata quasi una Fantasia, — высокомерно сказала Дина.
Лео стоял между Диной и мужчинами, сидевшими в курительной комнате, он загораживал ее от них. Шрам его в этот вечер был совсем светлый. Наверное, он вообще побледнел за это время.
— Мы оба правы. Сперва соната так и называлась, как написано в нотах. Но потом один писатель перекрестил ее в Лунную. Мне это название нравится больше. Это музыка для лунатиков.
— Возможно. Но мне у Бетховена больше нравится соната номер двадцать три — «Аппассионата».
— Сыграй сперва для меня, — тихо попросил Лео. Дина не ответила. Нашла ноты и села. Первые аккорды прозвучали скрипучим протестом. Потом музыка плавно заструилась по комнате.
По обыкновению, двери в буфетную и на кухню были открыты, там тоже воцарилась тишина. Олине и служанки тенями скользили мимо дверей.
Лицо у Дины было непроницаемо. Но пальцы, как проворные зверьки, выбегали из манжет, отделанных батистовыми рюшами.
Андерсу был виден профиль Дины. Русский стоял у нее за спиной. Его глаза были прикованы к ее волосам, руки он положил на спинку стула. Андерс зажег сигару, рука у него не дрожала. На фоне темной стены его лицо казалось светлым. Из-за морщин между бровями вид у него был неприступный. Хотя вообще он был человек добродушный.
На мгновение его глаза встретились с широко открытыми глазами Лео. Андерс кивнул ему. Словно они собирались сыграть партию в шахматы, которую Андерс в силу своей обходительности проиграл уже заранее.
Андерс был опытный наблюдатель. Он привык внимательно наблюдать и за своей собственной жизнью, и за жизнью других. Он подсчитал, сколько месяцев прошло с последнего приезда Лео и до их с Диной возвращения из Бергена. Потом склонил голову, и мысли его вместе с сигарным дымом устремились к потолочным балкам.
ЭПИЛОГ
Скажи мне, ты, которого любит душа моя: где пасешь ты? где отдыхаешь в полдень? к чему мне быть скиталицею возле стад товарищей твоих? Если ты не знаешь этого, прекраснейшая из женщин, то иди себе по следам овец, и паси козлят твоих подле шатров пастушеских.
Книга Песни Песней Соломона, 1:6, 7
В домах в усадьбе один за другим погасли огни. В коридоре слабо колебалось пламя двух свечей в массивных кованых подсвечниках.
Когда все разошлись по своим комнатам, Дина и Лео пошли пройтись. На фоне фиолетового неба вырисовывались две высокие, уже облетевшие осины. Ракушки, которыми вместе с песком были посыпаны дорожки вокруг клумб матушки Карен, в лунном свете казались маленькими черепами. Пряно пахло осенью.
Не сговариваясь, Дина и Лео направились к беседке.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119