Он наелся на кухне, а потом завалился спать и проспал целые сутки. Проснулся он оттого, что Дина трясла его за плечо. Сначала он решил, что она ему снится. Потом вытаращил на нее глаза и сел.
По стойке «смирно» перед Диной Грёнэльв, горько подумал он, когда сообразил, кто перед ним. Годами он униженно ловил ее взгляд, слово, жест.
— Я вижу, Фома, ты устроил себе передышку. И это перед Рождеством, когда столько работы! — спокойно сказала Дина.
С похмелья в голове у него стоял грохот.
— Ты не боишься, что тебя выгонят?
— Нет, — равнодушно ответил он.
Дина оторопела от такой откровенности, но тут же оправилась:
— Собирайся на работу!
— Что прикажет хозяйка Рейнснеса? Обслужить ее спереди или сзади?
За окном ветер гремел железным ведром.
Она ударила его. Со всей силы. Тут же у него из носа хлынула кровь. Он сидел на кровати и смотрел на Дину. Кровь текла все сильнее. Красная горячая река струилась по губам, по шее и подбородку. Стекала в открытый ворот рубахи, окрашивая красным рыжие волосы на груди.
Фома не вытирал кровь. Сидел неподвижно со злой усмешкой, кровь все текла и текла.
Дина кашлянула. Ее слова громыхнули, как камнепад:
— Утрись и ступай работать!
— Сама утри меня! — хрипло сказал он и встал.
В нем мелькнула угроза. Такого с ним не бывало. Дина уже не понимала, как раньше, о чем он думает.
— Почему это я должна вытирать тебя?
— Потому, что ты пустила мне кровь!
— Ты прав, — неожиданно мягко сказала она и оглядела комнату. Нашла полотенце, взяла его и с кривой усмешкой протянула Фоме.
Он не взял полотенца. Тогда она подошла и осторожно вытерла ему лицо. Это не помогло. Кровь продолжала идти.
И вдруг между ними пробежала искра! Яркая, как фосфорическая вспышка, в этой полутемной, почти пустой комнате. Неудержимая, грубая страсть! Сестра ненависти и мести.
От Фомы пахло перегаром и конюшней. От Дины — розовой туалетной водой и потом.
Она отдернула руку, словно обожглась. И, широко раздувая ноздри, попятилась к двери.
— Это ты виновата, что у меня течет кровь! — крикнул он ей вслед.
В первое воскресенье после Нового года в церкви огласили предстоящее бракосочетание Стине и Фомы.
— Не знаю, что с ними будет, — без конца повторяла Олине.
Дина снова перенесла виолончели в залу.
— Мечты, что прикажете с ними делать? — любила говорить Олине. — Иногда они проходят быстро, и конец у них, как правило, бывает печальный. А иногда носишь их в себе всю жизнь.
Интермеццо в Доме Дины было окончено.
Я Дина. Кругом люди. Я их встречаю. Потом, рано или поздно, дороги расходятся. Это я знаю.
Один раз я видела то, чего никогда не видела раньше. Видела это между пожилыми людьми, епископом и его женой. Любовь — это волна, которая существует только для того берега, о который она бьется. Я не берег. Я Дина. Я наблюдаю такие волны. Я не могу дать себя захлестнуть.
Вениамин уже привык, что они с Диной живут в разных домах. Он сам решил, что переедет в Дом Дины. Ему хотелось опередить Дину.
Он сильно вырос за последний год. Но высоким не стал, он вообще не обещал стать высоким. Вениамин молча наблюдал за всем, что происходило вокруг. Спрашивал и отвечал, словно оракул. Коротко и вразумительно. Он больше не цеплялся за Дину. Что-то в нем изменилось после Дининой поездки в Тромсё. А может, после смерти матушки Карен?
По нему не было заметно, что он тоскует по ней, что ему ее не хватает. Но он часто заходил без Ханны в комнату матушки Карен. Там все было как прежде. Застеленная кровать. Горка белоснежных кружевных подушек в изголовье, похожая на неподвижные крылья улетевшего ангела. Книжный шкаф с ключом в замочной скважине.
В этой комнате Вениамин скрывался, пока его не начинали искать по всему дому. Он почти перестал бывать в большом доме, а если бывал, то сидел на полу, скрестив ноги, возле книжного шкафа матушки Карен и читал.
Он учился легко, но рад был случаю побездельничать. В большой дом он заходил редко, только чтобы взять книги. И хотя Юхан увез с собой все книги по философии и религии, в шкафу осталось еще много романов.
Вениамин читал Ханне вслух. Они часами сидели у белой кафельной печки в Доме Дины и читали книги матушки Карен.
Стине не прогоняла их, если они вели себя тихо. Время от времени она напоминала им:
— Осталось мало дров. Или:
— В бочке нет воды.
И Вениамин знал, что, если поблизости нет работника, эту работу придется выполнить ему. Бывало, поднимаясь из лавки или с берега, он останавливался и в изумлении глядел на большой белый дом. Потом переводил взгляд на голубятню, стоявшую посредине двора, и начинал думать уже о другом.
Иногда ему становилось больно, но он не понимал отчего.
Вениамин замечал многое, чему раньше как-то не придавал значения. Фома, например, всегда принадлежал Дине. Как Вороной или виолончель. До тех пор, пока он не женился на Стине и они не переселились в Дом Дины.
Понадобилось всего несколько вечеров, проведенных у кафельной печки за какой-то работой, чтобы Вениамин понял: Фома больше не принадлежит Дине. Правда, и Стине он тоже не принадлежал, хотя и спал с нею. Фома принадлежал только самому себе.
Вениамина пугало, что человек может принадлежать самому себе, хотя живет и не в собственном доме. Дина, с ее виолончелью, превратилась для него в далекие звуки, доносившиеся из залы.
Вениамин жил в этом доме, чтобы научиться принадлежать самому себе.
ГЛАВА 18
Кто нашел добрую жену, тот нашел благо и получил благодать от Господа.
Книга Притчей Соломоновых, 18:22
Андерс ушел на Лофотены в январе, чтобы закупить рыбу. Не успел он вернуться домой, как стал готовиться к поездке в Берген. Его жизнь представлялась одним бесконечным морским переходом. Стоило ему провести несколько недель на берегу, и он начинал чувствовать себя не на месте, но никому не говорил об этом.
Случалось, что с пароходом приезжали какие-нибудь люди и останавливались ненадолго в Рейнснесе. Но уже не так часто, как раньше.
А вот в лавке, напротив, всегда было полно народу. Динина мысль закупить муку в Архангельске оказалась весьма удачной. Весной люди остались без хлеба, и Дина хорошо заработала на этой муке. Разошелся слух, что в Рейнснесе за сушеную рыбу можно получить муку, снаряжение для лова и вообще все необходимое. Благодаря этому у Андерса был солидный фрахт в Берген.
Стине больше не ела в большом доме. Теперь она сама готовила пищу для своей семьи. Но на ней остались все ее прежние обязанности. Она с утра и до позднего вечера была занята работой, однако из-за ее плавных, скользящих движений это было как-то не заметно.
Постепенно Стине изменилась. Эти перемены начались с того дня, когда она перенесла в новый дом свои нехитрые пожитки. Она улыбалась, перенося котелки, в которых варила отвары и мази.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119