Я вот пришла к вам… и если вы мне не поможете…
Женщина побледнела.
— Тачина, прошу тебя, успокойся; это же так просто. Только я еще все точно не знаю. Это очень просто. Ты пойдешь в другую школу, ты сдашь на бакалавра у нас, здесь. В обычной школе. По всем теоретическим предметам. Экзамены по изобразительному искусству ты сдашь потом, позднее; это все как-нибудь образуется. Вся школа обрадуется, что ты снова у нас.
Квини потребовалось некоторое время, чтобы уяснить себе все это.
— Миссис Холленд! А если она пришлет полицию?
— Она ничего не сделает. Ты знаешь, я уже два года директор. Отправляйся к себе, Тачина, тебе нельзя вредить своему ребенку!
По лицу молодой женщины медленно потекли слезы.
— Я дам тебе чаю, Тачина. Я позову твою бабушку сюда, и вы вместе попьете здесь чаю. Тем временем я сбегаю и соберу подписи.
У Квини по щекам пошли темные пятна.
— Но они скажут, сегодня у них нет времени; был пожар и…
— …и ни слова больше, Тачина, ведь ты уже достаточно наговорила, и теперь я приступаю к действию.
Большая седовласая женщина, которая была индейской учительницей и директором школы, покинула дом. Квини слышала, как снаружи заработал мотор.
Квини оставалось теперь ждать. Они ждали вместе с Унчидой. Первый час прошел быстро, и чай подогнал сердце, так что Квини почувствовала себя бодрее. Второй час был еще спокойным часом; Квини прилегла. Третий и четвертый часы снова пробудили в ней беспокойство, и сердце, казалось ей, стучит на всю комнату.
Наконец в полдень директриса возвратилась.
— Вот, — сказала она и положила перед Квини ходатайство, утвержденное многими подписями и печатью. — Но это оказалось труднее, чем я думала. Холи мне помог, хотя я и не ожидала этого. Может быть, он один знает твоего мужа, как ты. Значит, ты идешь теперь в наш двенадцатый класс. Через три дня начинаются занятия. В художественную школу суперинтендент позвонил по телефону. Директор согласился, хотя и с сожалением, и он это согласует с министерством, ведь художественная школа центральная и ты представлена на художественной выставке.
— Так много защитников, — все еще сдержанно прошептала Квини. — Я их прямо чувствую затылком.
Затем она поблагодарила и пошла вместе с Унчидой.
Она заправилась и кое-что купила в супермаркете. И при этом ловко ускользнула из поля зрения матушки Бут, которая тоже с тележкой-корзиной обходила стенд. Квини подогнала еще кабриолет к почте с тайным предчувствием, что в «general deliver!»— почте до востребования — есть что-нибудь и для нее, и ей действительно было выдано письмо. Но оно было адресовано не ей, а ее мужу, на нем были канадская марка и почтовый штемпель «Вуд-Хилл». Она сунула его в большой нагрудный карман своей блузы и поехала со скоростью сто миль, разрешенной ей Стоунхорном и которую полиция в создавшейся ситуации, конечно же, могла допустить. Ей не терпелось скорее добраться домой.
На стороне Белых скал огонь еще нанес кое-какой урон, в том числе и на участке ранчо Бутов, но через шоссейную дорогу, благодаря пушенному встречному палу и действию отрядов пожаротушения, не перешел.
Некоторые отряды по борьбе с огнем расположились биваками в долине, очевидно, в ожидании, пока окончательно не миновала опасность. Также оставались еще и пожарные машины. Квини сбавила скорость, чтобы ни на кого не налететь.
Дом Кингов целехонький стоял на склоне под моросящим вечерним дождем.
Квини поехала по боковой дороге, все ухабы и ямы которой она могла перечислить и во сне. Она остановилась у дома, велела бабушке выйти, закрыла машину и пошла к той стороне дома, откуда был виден выгон для лошадей. Все они были тут: Пегий, карий и две кобылы.
У нее комок подступил к горлу, она вошла в дом.
На деревянном ложе без одеяла лежал Стоунхорн.
Женщины все распаковали и снова определили на свои места одежду и одеяла. Стоунхорн поднялся. Он не мог скрыть, что из-за удара копытом хромал.
— Пегий черт устроил мне танцы, — сказал он извиняющимся тоном. — Свиньи у Мэри убежали в огонь, жаль хорошего жаркого. Но во всем остальном — о'кей. — Джо так много лет объяснялся только на английском, что и в речь на родном языке своего племени вплетал английские выражения.
Бабушка зажгла керосиновую лампу, и они поужинали тем, что привезла с собой Квини. Потом Квини показала мужу свой документ — разрешение посещать двенадцатый класс школы в резервации. Она сделала это с явным страхом. Он изучал ходатайство и подписи на нем довольно долго, потом бросил ей этот листок обратно.
— Я ждал от тебя чего-то другого, Квини, но если ты теперь прячешься за агентуру — прекрасно. Эти господа, конечно, больше разбираются в моей жене, чем я. Что ж, оставайся тут в качестве моей сиделки и моего надзирателя. Пока я это смогу переносить и пока это сможешь вынести ты. У тебя есть с собой сигареты?
Она положила перед ним две пачки. Он пренебрежительно осмотрел их и сунул одну в рот, явно не находя в том особого удовольствия.
— Я хотела тебе достать таких же, которые ты в последний раз здесь курил, — робко пояснила Квини, — но их не завозят в поселок.
Стоунхорн выдохнул короткий смешок.
— Ты в самом деле спрашивала такие сигареты? У тебя была пустая пачка, которую я больше так и не нашел?
— Да. Они такие дорогие, ты поэтому смеешься?
Стоунхорн усмехнулся еще раз.
— Бесценны. Дорогая моя, они бывают только у тайных торговцев наркотиками и в некоторых особых службах для специальных целей. Что же у них в поселке были за лица?
— Им было стыдно, что они не могут выполнить желание покупателя.
— Живут как собачки прерий в зоологическом саду. Твое счастье, Квини, иначе бы они нас еще арестовали по подозрению в торговле наркотиками, а люди, которые мне эти последние пачки дали с собой, — табу, неприкосновенны. Не вмешивайся больше никогда в дела, которых ты не понимаешь. — Вдруг выражение лица Стоунхорна изменилось. — Если ты опять поедешь туда, вниз, можешь сказать Эйви, что я приеду к нему за уколом морфия. У меня довольно сильная боль от удара копытом в поясницу. От брыкающегося коня всегда жди неожиданностей.
— Джо, я боюсь…
Стоунхорн встал. Его лицо стало жутким. Он крикнул:
— Чего ты боишься? Ну, отвечай! Чего ты боишься?
Квини страшно испугалась.
— Это дело Эйви. Ты, конечно, можешь… можешь… пойти к нему…
Стоунхорн опрокинул ногой стол. Квини вскочила с криком:
— Стоун…
— Заткни глотку! Принесешь мне завтра шприц? — Он встал перед ней со стилетом в руке.
— Джо… — Тут страх овладел ею, и она бросилась вон из дома.
Она понеслась вверх по склону и притаилась среди сосен. Свет в доме потух, она услышала крики и грохот.
Понемногу все затихло.
Квини дрожала всем телом.
На протяжении часа царили тишина и неизвестность.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136
Женщина побледнела.
— Тачина, прошу тебя, успокойся; это же так просто. Только я еще все точно не знаю. Это очень просто. Ты пойдешь в другую школу, ты сдашь на бакалавра у нас, здесь. В обычной школе. По всем теоретическим предметам. Экзамены по изобразительному искусству ты сдашь потом, позднее; это все как-нибудь образуется. Вся школа обрадуется, что ты снова у нас.
Квини потребовалось некоторое время, чтобы уяснить себе все это.
— Миссис Холленд! А если она пришлет полицию?
— Она ничего не сделает. Ты знаешь, я уже два года директор. Отправляйся к себе, Тачина, тебе нельзя вредить своему ребенку!
По лицу молодой женщины медленно потекли слезы.
— Я дам тебе чаю, Тачина. Я позову твою бабушку сюда, и вы вместе попьете здесь чаю. Тем временем я сбегаю и соберу подписи.
У Квини по щекам пошли темные пятна.
— Но они скажут, сегодня у них нет времени; был пожар и…
— …и ни слова больше, Тачина, ведь ты уже достаточно наговорила, и теперь я приступаю к действию.
Большая седовласая женщина, которая была индейской учительницей и директором школы, покинула дом. Квини слышала, как снаружи заработал мотор.
Квини оставалось теперь ждать. Они ждали вместе с Унчидой. Первый час прошел быстро, и чай подогнал сердце, так что Квини почувствовала себя бодрее. Второй час был еще спокойным часом; Квини прилегла. Третий и четвертый часы снова пробудили в ней беспокойство, и сердце, казалось ей, стучит на всю комнату.
Наконец в полдень директриса возвратилась.
— Вот, — сказала она и положила перед Квини ходатайство, утвержденное многими подписями и печатью. — Но это оказалось труднее, чем я думала. Холи мне помог, хотя я и не ожидала этого. Может быть, он один знает твоего мужа, как ты. Значит, ты идешь теперь в наш двенадцатый класс. Через три дня начинаются занятия. В художественную школу суперинтендент позвонил по телефону. Директор согласился, хотя и с сожалением, и он это согласует с министерством, ведь художественная школа центральная и ты представлена на художественной выставке.
— Так много защитников, — все еще сдержанно прошептала Квини. — Я их прямо чувствую затылком.
Затем она поблагодарила и пошла вместе с Унчидой.
Она заправилась и кое-что купила в супермаркете. И при этом ловко ускользнула из поля зрения матушки Бут, которая тоже с тележкой-корзиной обходила стенд. Квини подогнала еще кабриолет к почте с тайным предчувствием, что в «general deliver!»— почте до востребования — есть что-нибудь и для нее, и ей действительно было выдано письмо. Но оно было адресовано не ей, а ее мужу, на нем были канадская марка и почтовый штемпель «Вуд-Хилл». Она сунула его в большой нагрудный карман своей блузы и поехала со скоростью сто миль, разрешенной ей Стоунхорном и которую полиция в создавшейся ситуации, конечно же, могла допустить. Ей не терпелось скорее добраться домой.
На стороне Белых скал огонь еще нанес кое-какой урон, в том числе и на участке ранчо Бутов, но через шоссейную дорогу, благодаря пушенному встречному палу и действию отрядов пожаротушения, не перешел.
Некоторые отряды по борьбе с огнем расположились биваками в долине, очевидно, в ожидании, пока окончательно не миновала опасность. Также оставались еще и пожарные машины. Квини сбавила скорость, чтобы ни на кого не налететь.
Дом Кингов целехонький стоял на склоне под моросящим вечерним дождем.
Квини поехала по боковой дороге, все ухабы и ямы которой она могла перечислить и во сне. Она остановилась у дома, велела бабушке выйти, закрыла машину и пошла к той стороне дома, откуда был виден выгон для лошадей. Все они были тут: Пегий, карий и две кобылы.
У нее комок подступил к горлу, она вошла в дом.
На деревянном ложе без одеяла лежал Стоунхорн.
Женщины все распаковали и снова определили на свои места одежду и одеяла. Стоунхорн поднялся. Он не мог скрыть, что из-за удара копытом хромал.
— Пегий черт устроил мне танцы, — сказал он извиняющимся тоном. — Свиньи у Мэри убежали в огонь, жаль хорошего жаркого. Но во всем остальном — о'кей. — Джо так много лет объяснялся только на английском, что и в речь на родном языке своего племени вплетал английские выражения.
Бабушка зажгла керосиновую лампу, и они поужинали тем, что привезла с собой Квини. Потом Квини показала мужу свой документ — разрешение посещать двенадцатый класс школы в резервации. Она сделала это с явным страхом. Он изучал ходатайство и подписи на нем довольно долго, потом бросил ей этот листок обратно.
— Я ждал от тебя чего-то другого, Квини, но если ты теперь прячешься за агентуру — прекрасно. Эти господа, конечно, больше разбираются в моей жене, чем я. Что ж, оставайся тут в качестве моей сиделки и моего надзирателя. Пока я это смогу переносить и пока это сможешь вынести ты. У тебя есть с собой сигареты?
Она положила перед ним две пачки. Он пренебрежительно осмотрел их и сунул одну в рот, явно не находя в том особого удовольствия.
— Я хотела тебе достать таких же, которые ты в последний раз здесь курил, — робко пояснила Квини, — но их не завозят в поселок.
Стоунхорн выдохнул короткий смешок.
— Ты в самом деле спрашивала такие сигареты? У тебя была пустая пачка, которую я больше так и не нашел?
— Да. Они такие дорогие, ты поэтому смеешься?
Стоунхорн усмехнулся еще раз.
— Бесценны. Дорогая моя, они бывают только у тайных торговцев наркотиками и в некоторых особых службах для специальных целей. Что же у них в поселке были за лица?
— Им было стыдно, что они не могут выполнить желание покупателя.
— Живут как собачки прерий в зоологическом саду. Твое счастье, Квини, иначе бы они нас еще арестовали по подозрению в торговле наркотиками, а люди, которые мне эти последние пачки дали с собой, — табу, неприкосновенны. Не вмешивайся больше никогда в дела, которых ты не понимаешь. — Вдруг выражение лица Стоунхорна изменилось. — Если ты опять поедешь туда, вниз, можешь сказать Эйви, что я приеду к нему за уколом морфия. У меня довольно сильная боль от удара копытом в поясницу. От брыкающегося коня всегда жди неожиданностей.
— Джо, я боюсь…
Стоунхорн встал. Его лицо стало жутким. Он крикнул:
— Чего ты боишься? Ну, отвечай! Чего ты боишься?
Квини страшно испугалась.
— Это дело Эйви. Ты, конечно, можешь… можешь… пойти к нему…
Стоунхорн опрокинул ногой стол. Квини вскочила с криком:
— Стоун…
— Заткни глотку! Принесешь мне завтра шприц? — Он встал перед ней со стилетом в руке.
— Джо… — Тут страх овладел ею, и она бросилась вон из дома.
Она понеслась вверх по склону и притаилась среди сосен. Свет в доме потух, она услышала крики и грохот.
Понемногу все затихло.
Квини дрожала всем телом.
На протяжении часа царили тишина и неизвестность.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136