Так что вбей себе в голову, Джек: мы отсюда не тронемся, пока не найдем ее.
– Сильно сказано. Ты никогда не задумывался над тем, чтобы сделать карьеру специалиста в области мотивации?
Тео допил остаток своего пива и сделал вид, что чешет голову одним пальцем, средним, вытянутым во всю длину.
В город они въехали около шести тридцати, через несколько минут после того, как большинство мусульманского населения, насчитывающего сорок семь тысяч жителей, закончило вечернюю молитву. Из всех архитектурных исторических ценностей в этом традиционно сельскохозяйственном городе осталась лишь одна большая мечеть. Остальную часть старых кварталов поспешно снесли в рамках программы радикального плана урбанизации, в результате чего тенистые улочки и старые дома уступили место совершенно безликим современным постройкам. Это вызывало крайнюю озабоченность проблемами развития Берега Слоновой Кости, поскольку эта страна потеряла больше влажных лесов, чем какая-либо другая в мире.
– Чем это пахнет? – спросил Джек.
– Похоже на древесный уголь, – ответил Тео.
Они подъехали к гостинице «Фронтирьеры», одной из лучших в городе, но в ней, как выяснилось, Рене Феннинг не числилась. Ее коллеги в Корхого не знали, где она остановилась. Они лишь сказали Джеку, что это, должно быть, какое-то строение рядом с «Фронтирьерами». Этим строением оказалась гостиница «Туристель», где жили в основном государственные служащие, либо приехавшие из Мали, либо собирающиеся ехать в Мали. Клерк, стоявший за конторкой, был не очень силен в английском языке, но тем не менее болтлив.
– На базар три дня назад быть пожар, – сообщил он.
– Этим и объясняется запах, – прокомментировал Тео.
Клерк провел Джека и Тео по пыльной дорожке к тыльной стороне здания, где размещался большой кафетерий, превращенный в госпиталь. Вдоль одной из стен стояло около полудюжины коек, а еще дюжина – вдоль другой стены. Пол был устлан разноцветными циновками. Большая часть коек была пуста. Казалось, пик чрезвычайного положения уже миновал. Джек насчитал одиннадцать пациентов. У многих были забинтованы либо кисти рук, либо руки от плеча до кисти.
Женщина в самодельной хирургической маске, единственный белый человек в госпитале, подошла к ним.
– Вы, надо полагать, Джек Свайтек.
– Да, а это мой друг Тео.
Она сняла шарф, прикрывавший лицо, и Джек понял, что это была вовсе не хирургическая маска, а вполне уместная в мусульманской стране часть женской одежды. В особенности если этой женщиной была блондинка-американка, которая изо всех сил старалась не оскорбить чувства туземцев.
– Я Рене, – представилась она, пожимая пришедшим руки. – Вы, ребята, не против того, чтобы выйти наружу вместе со мной? На вас пыль, а мы здесь делаем все возможное, чтобы уберечься от инфекции.
Рене вывела их через заднюю дверь. Наступила ночь, и Джека очень удивило, что за такое короткое время после захода солнца так быстро похолодало.
– Жаль, что мне пришлось удрать от вас из Корхого, – сказала Рене.
– Ничего. Мы понимаем, что вас заставила сделать это крайняя необходимость.
– Самое худшее уже позади. Работы было много, но нам в конце концов удалось эвакуировать наиболее пострадавших людей в Абиджан.
– А лететь они не побоялись? – спросил Тео.
– Извините?
– Не обращайте на него внимания. – Джек бросил свирепый взгляд на Тео, словно говоря ему: «У тебя есть хоть что-то святое?»
– Прошу прощения за мой вид, – извинилась Рене. – Я почти два дня не спала. Я знаю, вы проделали большой путь, чтобы поговорить о Салли.
– Мы можем сделать это утром, – предложил Джек.
– Лучше всего сделать это во время ленча. – Рене устало улыбнулась.
– Прекрасно.
– Тут рядом есть «макис».
– Что такое «макис»?
– Вы, мальчики, совсем недавно здесь, правда? Это что-то вроде кафе. Давайте встретимся там в полдень.
– Отлично. До свидания.
Улыбнувшись, Рене пошла в госпиталь. Как только за ней закрылась дверь, Джек и Тео переглянулись, словно подумали об одном и том же.
– Ух ты! – воскликнул Тео.
– Поразительно, правда? Они с сестрой похожи друг на друга как две капли воды.
– Минут десять под душем – и она станет сногсшибательной.
– Вот это да! Все эти годы я считал тебя человеком, который ничем не интересуется, а тут, на тебе, ты, оказывается, способен разглядеть под слоем пота женщину во всей ее прекрасной, покрытой капельками воды наготе.
– Что ты там, черт побери, несешь?
– Я сказал, что она восхитительна и без душа.
– Мне так и показалось, что ты сказал именно это.
– Пошли. – Джек направился к гостинице. – Давай снимем номер.
32
– Где ваш друг? – спросила Рене.
Они с Джеком сидели в «макис», кафе на открытом воздухе рядом с гостиницей. Это было традиционное заведение для неформального общения за обедом, обычный набор разбросанных по песку рахитичных деревянных столиков и скамеек. Сидели они друг напротив друга в круглой тени соломенного зонта. Вокруг пахло жареной рыбой и чем-то еще, испускающим запах углеводорода. Запахи вполне аппетитные, если бы не жужжащие повсюду мухи и гнетущая жара, к чему еще предстояло привыкнуть. Джек сильно потел. Тео был совершенно прав насчет Рене. Душ и хороший ночной отдых преобразили ее.
– Тео еще спит.
– Запоздалая усталость после полета на реактивном самолете?
– Скорее реактивное горючее. Он с двумя бельгийцами, летевшими в Мэн, долго не ложился спать и пил какую-то жидкость под названием «Питаси».
Рене понимающе улыбнулась:
– Африканский джин. Смертельная вещь. Официант принес им содовой и перевел содержание меню на французский язык. Джек предложил Рене сделать заказ для обоих, надеясь, что это не будет сушеный глаз антилопы.
– Вы с Тео – интересная пара друзей.
– Мне об этом часто говорят.
– Вы давно знаете друг друга?
– Довольно давно. Его обвинили в убийстве, когда он был еще подростком. Я принял дело, подав апелляцию, после того как он уже сидел в камере смертников. Вы, полагаю, легко поймете состояние человека, подсчитавшего раз пять-шесть, сколько часов ему осталось до смерти. Особенно если этот человек невиновен.
– Так вам удалось его освободить?
– Освобождают виновных. Тео осудили несправедливо, и мы это исправили.
Рене сделала большой глоток кока-колы без льда, желая насладиться напитком, прежде чем он разогреется в полуденной жаре.
– Это ваша специальность? Работа с осужденными на смертную казнь?
– Уже нет. Первые четыре года по окончании юридического института я работал в общественной организации, называемой Институтом свободы. Вся работа в этом институте была посвящена делам о смертной казни.
– Звучит весьма зловеще.
– Не так зловеще, как кое-что другое. Еще до окончания института я работал во время летних каникул в одной фирме на Уолл-стрит.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92
– Сильно сказано. Ты никогда не задумывался над тем, чтобы сделать карьеру специалиста в области мотивации?
Тео допил остаток своего пива и сделал вид, что чешет голову одним пальцем, средним, вытянутым во всю длину.
В город они въехали около шести тридцати, через несколько минут после того, как большинство мусульманского населения, насчитывающего сорок семь тысяч жителей, закончило вечернюю молитву. Из всех архитектурных исторических ценностей в этом традиционно сельскохозяйственном городе осталась лишь одна большая мечеть. Остальную часть старых кварталов поспешно снесли в рамках программы радикального плана урбанизации, в результате чего тенистые улочки и старые дома уступили место совершенно безликим современным постройкам. Это вызывало крайнюю озабоченность проблемами развития Берега Слоновой Кости, поскольку эта страна потеряла больше влажных лесов, чем какая-либо другая в мире.
– Чем это пахнет? – спросил Джек.
– Похоже на древесный уголь, – ответил Тео.
Они подъехали к гостинице «Фронтирьеры», одной из лучших в городе, но в ней, как выяснилось, Рене Феннинг не числилась. Ее коллеги в Корхого не знали, где она остановилась. Они лишь сказали Джеку, что это, должно быть, какое-то строение рядом с «Фронтирьерами». Этим строением оказалась гостиница «Туристель», где жили в основном государственные служащие, либо приехавшие из Мали, либо собирающиеся ехать в Мали. Клерк, стоявший за конторкой, был не очень силен в английском языке, но тем не менее болтлив.
– На базар три дня назад быть пожар, – сообщил он.
– Этим и объясняется запах, – прокомментировал Тео.
Клерк провел Джека и Тео по пыльной дорожке к тыльной стороне здания, где размещался большой кафетерий, превращенный в госпиталь. Вдоль одной из стен стояло около полудюжины коек, а еще дюжина – вдоль другой стены. Пол был устлан разноцветными циновками. Большая часть коек была пуста. Казалось, пик чрезвычайного положения уже миновал. Джек насчитал одиннадцать пациентов. У многих были забинтованы либо кисти рук, либо руки от плеча до кисти.
Женщина в самодельной хирургической маске, единственный белый человек в госпитале, подошла к ним.
– Вы, надо полагать, Джек Свайтек.
– Да, а это мой друг Тео.
Она сняла шарф, прикрывавший лицо, и Джек понял, что это была вовсе не хирургическая маска, а вполне уместная в мусульманской стране часть женской одежды. В особенности если этой женщиной была блондинка-американка, которая изо всех сил старалась не оскорбить чувства туземцев.
– Я Рене, – представилась она, пожимая пришедшим руки. – Вы, ребята, не против того, чтобы выйти наружу вместе со мной? На вас пыль, а мы здесь делаем все возможное, чтобы уберечься от инфекции.
Рене вывела их через заднюю дверь. Наступила ночь, и Джека очень удивило, что за такое короткое время после захода солнца так быстро похолодало.
– Жаль, что мне пришлось удрать от вас из Корхого, – сказала Рене.
– Ничего. Мы понимаем, что вас заставила сделать это крайняя необходимость.
– Самое худшее уже позади. Работы было много, но нам в конце концов удалось эвакуировать наиболее пострадавших людей в Абиджан.
– А лететь они не побоялись? – спросил Тео.
– Извините?
– Не обращайте на него внимания. – Джек бросил свирепый взгляд на Тео, словно говоря ему: «У тебя есть хоть что-то святое?»
– Прошу прощения за мой вид, – извинилась Рене. – Я почти два дня не спала. Я знаю, вы проделали большой путь, чтобы поговорить о Салли.
– Мы можем сделать это утром, – предложил Джек.
– Лучше всего сделать это во время ленча. – Рене устало улыбнулась.
– Прекрасно.
– Тут рядом есть «макис».
– Что такое «макис»?
– Вы, мальчики, совсем недавно здесь, правда? Это что-то вроде кафе. Давайте встретимся там в полдень.
– Отлично. До свидания.
Улыбнувшись, Рене пошла в госпиталь. Как только за ней закрылась дверь, Джек и Тео переглянулись, словно подумали об одном и том же.
– Ух ты! – воскликнул Тео.
– Поразительно, правда? Они с сестрой похожи друг на друга как две капли воды.
– Минут десять под душем – и она станет сногсшибательной.
– Вот это да! Все эти годы я считал тебя человеком, который ничем не интересуется, а тут, на тебе, ты, оказывается, способен разглядеть под слоем пота женщину во всей ее прекрасной, покрытой капельками воды наготе.
– Что ты там, черт побери, несешь?
– Я сказал, что она восхитительна и без душа.
– Мне так и показалось, что ты сказал именно это.
– Пошли. – Джек направился к гостинице. – Давай снимем номер.
32
– Где ваш друг? – спросила Рене.
Они с Джеком сидели в «макис», кафе на открытом воздухе рядом с гостиницей. Это было традиционное заведение для неформального общения за обедом, обычный набор разбросанных по песку рахитичных деревянных столиков и скамеек. Сидели они друг напротив друга в круглой тени соломенного зонта. Вокруг пахло жареной рыбой и чем-то еще, испускающим запах углеводорода. Запахи вполне аппетитные, если бы не жужжащие повсюду мухи и гнетущая жара, к чему еще предстояло привыкнуть. Джек сильно потел. Тео был совершенно прав насчет Рене. Душ и хороший ночной отдых преобразили ее.
– Тео еще спит.
– Запоздалая усталость после полета на реактивном самолете?
– Скорее реактивное горючее. Он с двумя бельгийцами, летевшими в Мэн, долго не ложился спать и пил какую-то жидкость под названием «Питаси».
Рене понимающе улыбнулась:
– Африканский джин. Смертельная вещь. Официант принес им содовой и перевел содержание меню на французский язык. Джек предложил Рене сделать заказ для обоих, надеясь, что это не будет сушеный глаз антилопы.
– Вы с Тео – интересная пара друзей.
– Мне об этом часто говорят.
– Вы давно знаете друг друга?
– Довольно давно. Его обвинили в убийстве, когда он был еще подростком. Я принял дело, подав апелляцию, после того как он уже сидел в камере смертников. Вы, полагаю, легко поймете состояние человека, подсчитавшего раз пять-шесть, сколько часов ему осталось до смерти. Особенно если этот человек невиновен.
– Так вам удалось его освободить?
– Освобождают виновных. Тео осудили несправедливо, и мы это исправили.
Рене сделала большой глоток кока-колы без льда, желая насладиться напитком, прежде чем он разогреется в полуденной жаре.
– Это ваша специальность? Работа с осужденными на смертную казнь?
– Уже нет. Первые четыре года по окончании юридического института я работал в общественной организации, называемой Институтом свободы. Вся работа в этом институте была посвящена делам о смертной казни.
– Звучит весьма зловеще.
– Не так зловеще, как кое-что другое. Еще до окончания института я работал во время летних каникул в одной фирме на Уолл-стрит.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92