— Входите.
На пороге возникла Лида. Яркий — малинового цвета — халат, длинные темные волосы, падающие на плечи, мерцающие огоньки в глазах. Что и говорить, зрелище было эффектное. Но Фризе ждал другую женщину.
— Володя! Где вы пропадали весь вечер? — спросила поэтесса капризно. И тут же, словно испугавшись своей дерзости, добавила робко: — Я хотела почитать вам новые стихи.
Она вошла в комнату, оглядела внимательным взглядом застланную постель, пустынный письменный стол и села в кресло.
Фризе ничего не оставалось, как прикрыть за поздней гостьей дверь. Он лихорадочно пытался придумать предлог спровадить ее, но ничего путного в голову не приходило.
Ожидание нового стука в дверь не давало Владимиру сосредоточиться.
— Ночью стихи воспринимаются более глубоко.
— Мы не разбудим соседей?
— Соседей? — Лида улыбнулась. — Я ваша единственная соседка. Старый ворчун Двориков уехал сегодня вечером. — Двориков жил в номере напротив. — А кроме того, вам бы следовало знать — мои стихи не выкрикивают с эстрады, их шепчут в интимной обстановке. На ухо.
— Лида…
— Володя, перестаньте стоять столбом. Для начала погасите верхний свет. Зажгите настольную лампу. Налейте мне чего-нибудь выпить. Если нет ничего экзотического — можно немного водки. Только обязательно со льдом.
«Ну что, дружок? Давно тобой не командовали? — внутренне усмехнулся Фризе. — Поделом. Нечего улыбаться каждой встречной дуре!»
— Такой экзотический напиток, как бурбон, вас устроит?
— Бурбон? Что это? Французский коньяк?
— Виски из Америки.
— Ну… Если со льдом…
— Со льдом, со льдом.
— Отлично. Нам пора уже выпить на брудершафт.
Фризе на мгновение замер. Злые обидные слова, готовые сорваться с языка, вихрем пронеслись в голове. Но не сорвались. «А почему, черт возьми, я должен выпроваживать эту симпатичную дуреху? — подумал он, теплея душой. — Ради того, чтобы услышать от другой то, что мне уже известно? Расскажет об этом завтра. А право на личную жизнь я, в конце концов, имею? Я и так за последнюю неделю оттолкнул от себя двух женщин. И между прочим, красивых».
Ирочка в дверь так и не постучала. Минут через пятнадцать Владимир вышел на балкон, взглянул на окна ее номера. Они были темные. Фризе совсем успокоился.
Бурбон не произвел на гостью никакого впечатления.
— По-моему, попахивает парфюмерией? Нет?
— Налить водки?
— Хочешь меня споить? — улыбнулась Лида и расстегнула пуговицу на его рубашке. Затем еще одну. Провела теплой мягкой ладонью по груди. — Нет, Володя. Не хочу ни водки, ни бурбона. Почитать стихи?
Этого момента Фризе боялся. Боялся, что стихи ему не понравятся и разрушат неожиданно пробудившуюся нежность.
Но Лида не стала читать свои стихи. С необыкновенной теплотой и проникновенностью она шептала ему:
В густой траве пропаду с головой,
В тихий дом войду не стучась,
Обнимет рукой, обовьет косой
И, статная, скажет.
Здравствуй, князь.
Вот здесь у меня куст белых роз,
Вот здесь вчера повилика вилась.
Где был-пропадал? Что за весть принес?
Кто любит, не любит, кто гонит нас?
Фризе обнял ее, стал целовать лоб, глаза, щеки. И почувствовал, что его гостья плачет.
— Мы так не договаривались, котенок, — сказал он ласково. И добился только того, что слезы побежали ручьем. — Нас кто-то обидел?
— Володя, почему люди живут с закрытой душой? Почему?
— Рудиментарное сознание. Не забудь — человек вышел из моря. И когда-то был морским коньком. В опасные мгновения прятал голову под скалой.
— Правда? — В голосе Лиды прозвучало такое простодушное удивление, что Фризе рассмеялся:
— Правда. Так кто обидел знаменитую поэтессу?
— Меня все время обижают.
— Не придумывай.
— Да нет. Я не придумываю. — Лида вздохнула и снова взялась расстегивать пуговицы на рубашке Владимира. Сказала со смешком: — Я сейчас пожалела, что у меня под халатом ничего не надето. Ты бы тоже долго расстегивал пуговицы на моей блузке, потом «молнию» на юбке, потом застежки на лифчике, потом…
— Предпочитаю, когда женщина раздевается сама.
— Фу! — Лида отпрянула от него. — Как можно жить без романтики?
— Не живу. Прозябаю, — с готовностью согласился Фризе. И поежился, вспоминая дни, проведенные среди бомжей.
— Я как увидела тебя, подумала: заносчивый столичный пижон.
— А потом?
— Разглядела глаза. Они у тебя добрые. И не клеился ко мне. Знаешь, Володя, натерпелась я от мужиков. — Лида рассказывала, а сама продолжала медленно, шаг за шагом, раздевать Фризе. — Даже когда в Союз писателей принимали. Я была совсем молодая. И красивая.
— Ты и сейчас молодая и красивая.
— Ладно тебе! Ты мне нравишься и без комплиментов. Так вот, приехала в Москву, на Всесоюзное совещание молодых писателей. Была первым кандидатом на прием в Союз, — рассказывала Лида с гордостью. — Жили мы в гостинице «Россия». И позвонил мне секретарь Союза. Такой слатенький и гладенький. Детской литературой занимался. Пригласил к себе в номер. Сказал: придешь — завтра получишь членский билет.
— Пошла?
— Посоветовала засунуть билет… Сам знаешь куда. А через день нам эти билеты вручил Михалков. Оказывается, решение о приеме в Союз было уже принято, когда слатенький меня в гости приглашал.
— Как же его зовут?
— Зачем тебе? Он уже давно не секретарь.
— Родина должна знать своих «героев».
— Узнай. Его фамилия Алексинский.
О писателе с такой фамилией Фризе ничего не знал. Но он мало читал современную литературу.
— Аминь! Забудем героев. Займемся героинями, — весело сказал он. И развязал поясок на ярком халате своей гостьи.
* * *
Утром Фризе проснулся от энергичного стука в дверь. В этом Доме так никогда не стучали. Если приходила дежурная позвать к телефону или кто-то из знакомых — пригласить на прогулку, стучали осторожно, словно боялись нарушить покой. А не дождавшись отклика, тут же уходили.
Сейчас стучали громко и настойчиво. И уходить не собирались.
Владимир осторожно, стараясь не разбудить Лиду, поднялся с кровати, накинул первое, что попалось ему под руку, — яркий Лидии халат.
У дверей стоял крупный молодой мужчина, из-за его спины выглядывали милиционер и дежурная.
— Владимир Петрович Фризе? — громко спросил штатский.
— Да. Не могли бы вы потише? — Фризе попробовал закрыть дверь, но гость уже заглянул в комнату.
Лида в это время проснулась и сонным голосом спросила:
— Володя, кто там?
— Милиция.
— Да? Разве мы нарушили Конституцию?
Штатский смутился:
— Вы не могли бы ответить на несколько вопросов?
— Пожалуйста. Сейчас оденусь. А что случилось?
— Владимир Петрович, с Ирочкой Карташевой несчастье, — выглянула из-за широкой спины дежурная. Мужчина в штатском так свирепо взглянул на нее, что она стушевалась и виновато заморгала.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58